— Нет, — княгиня Мещерская смело глянула ему в глаза. — Не вам давать оценку моим действиям. Не вам награждать или наказывать меня. Мы оба, как умеем, служим царю и Отечеству. Добрая, мудрая государыня наша, чай сама во всем разберется…

— Вы намерены уезжать?

— Должно мне доставить прочитанный вами документ Главнокомндующему Южной армией светлейшему князю Потемкину-Таврическому.

— Дорога в Яссы лежит через густой и прорезанный оврагами Афумацкий лес, — генерал-аншеф подошел к карте, висевшей на стене его кабинета. — Наши бывшие союзники, австрийцы, занимают его. Советую вам пройти этот участок вместе с моей дивизией.

— Когда вы выступаете, ваше высокопревосходительство?

— Через четыре дня. То есть ранним утром четвертого августа.

— Согласна. Моим людям требуется отдых.

— В Галаце весьма уютно, сударыня. Во всяком случае, наши офицеры и солдаты довольны. Вас я попрошу уж заодно отвезти генерал-фельдмаршалу и мое письмо.

— Слушаюсь, ваше высокопревосходительство…

Сердечно распрощавшись с командой «Матильды», курская дворянка вручила каждому речнику заранее обусловленный гонорар и прибавила сверх него не один серебряный талер, а три. Она исповедовала принцип царицы Екатерины Алексеевны, который заключался в том, что людей, оказавших помощь в трудный момент, но затем отставленных, нельзя обижать. Наоборот, следует щедро наградить, лично поблагодарить и дать им понять, как горестно расставаться с ними, но, увы, обстоятельства принуждают.

В гостинице «Pax Rumania» Аржанова откупила целый этаж: чтоб никто чужой на глаза не попадался. Она хотела побыть в одиночестве. Только ничего из этого не вышло. Хотя она поселила на этаже в отдельных комнатах Глафиру, Николая и Сергея Гончарова, снабдила их командировочными в двойном размере, они, побродив по Галацу часа три, вновь пришли к ней в роскошные трехкомнатные апартаменты с террасой, выходящей на главную площадь города. Пришлось заказать в номер традиционный чай с медом и сухарями.

Операция «Золотая цепь» как будто по-прежнему крепко соединяла последних своих исполнителей. Будучи пока не в силах разорвать оставшиеся ее незримые звенья, они предались воспоминаниям и точно заново пережили все перипетии. Прекрасная Вена, захолустный Рейхенбах, шумный речной торговый Девин, леса и горы Моравии, драгуны, скачущие за ними по каменистой дороге, Дунай в глубоком ущелье Казан, вода, вскипающая у подножия «Железных ворот». Много теплых слов было сказано и о сержанте Ермилове, пожертвовавшем собой ради общего дела, и о надворном советнике фон Рейнеке, который только сперва держался холодно и неприступно, но потом показал себя как добрый и надежный их однополчанин.

Флора, закутавшись в шелковый турецкий халат, купленный в Галаце, лежала на широком диване и слушала их рассуждения. Ничто так не влияет на подчиненных, как правильно и точно исполненное поручение. Тогда все становится на свои места на этом божьем свете. Трудности и горести уходят в тень, успехи приобретают большее значение и вдохновляют на новые героические поступки.

Тут раздался громкий стук в дверь. Очевидно, стучали тростью. Громкий мужской голос важно и отчетливо произнес:

— От его высокопревосходительства генерал-аншефа графа Суворова-Рымникского!

— Войдите, — сказала Анастасия, не задумываясь о том, как сейчас выглядит она сама и ее компания, вальяжно расположившаяся возле дивана.

На пороге комнаты появился уже знакомый Аржановой адъютант полководца — капитан легкоконного полка Алексей Круглов. Он снял треуголку и поклонился даме, хотя и был несколько обескуражен ее неприбранным, совсем домашним видом. За капитаном стоял рослый гренадер. Он держал в руках весьма вместительную корзину.

Отступать было некуда. Курская дворянка лишь плотнее запахнула халат. Но все равно ее светло-каштановые волосы остались рассыпанными по плечам, а тонкая ткань восточной одежды четко обрисовала стройную фигуру с покатыми плечами, рельефно выступающей грудью и длинными ногами.

— Простите, сударыня, — пробормотал молодой офицер, — что я пришел в неурочный час и безо всякого предупреждения. Генерал-аншеф передает вам пакет для Главнокомандующего Южной армией и кое-какие припасы на дорогу…

По знаку капитана солдат поставил корзину на пол и извлек из нее довольно объемный сверток. В нем оказался новенький, прямо с иголочки офицерский кафтан легкоконного полка, такой же, как у Круглова, из отличного английского синего сукна, с красными лацканами, обшлагами и воротником, с серебряными пуговицами и сплетенным из шнуров эполетом на левом плече.

— Что это? — ошеломленно спросила Флора.

— Их высокопревосходительство распорядились, чтоб вы в австрийском мундире отнюдь более никуда бы не ходили, а надевали исключительно русский, — объяснил адъютант.

— Премного благодарна добрейшему Александру Васильевичу, — ответила курская дворянка. — Ей-богу, это — лучший подарок в моей жизни!

— Там — разные мелочи, — Круглов придвинул к дивану корзину.

Действительно, генерал-аншеф, учитывая женское пристрастие к сладостям, послал сотруднице секретной канцелярии Ее Величества картонные коробки с рахат-лукумом и нугой, сахарную голову средних размеров и фрукты: апельсины и лимоны.

— Позвольте мне откланяться, сударыня, — молодой офицер начал пятиться к двери.

— Нет уж, ваше благородие! — Анастасия взглянула на него ласково. — Теперь останетесь на чашку чая. Я сейчас надену замечательную обновку от господина Суворова, и вы расскажите, в каком порядке уходит дивизия из Галаца и где будет определено в нем место моей команде…

Августовское солнце еще не осветило крыши домов в румынском городе и его окрестностях, как в нашем лагере, раскинувшемся посреди долины, трубачи и барабанщики сыграли сигнал «Поход». Пешие воинские части, построенные в колонну по шесть человек в каждой шеренге, начали выходить на дорогу, которая вела из Галаца на север. Впереди, как обычно, находилось боевое охранение: пятисотенный полк донских казаков под командованием полковника Ивана Грекова. Колоритно выглядели суровые бородатые лица донцов под меховыми шапками, одинаково сдвинутыми на правый бок.

За казаками шли четыре батальона гренадер. Когда-то их отличали высокие шапки-колпаки с металлическими налобниками. Но Потемкин, стремясь к упрощению и удешевлению военной одежды, отменил их вместе с буклями, косами, пудрой, короткими узкими штанами и штибль-манжетами, надеваемыми поверх башмаков и чулок. В простых полотняных шароварах, стянутых у щиколотки, маршировали суворовские «чудо-богатыри». Штыки их ружей, взятых «на плечо», грозно посверкивали в первых утренних лучах.

В интервалах между батальонами пехотных полков Смоленским и Ростовским катились полковые трехфунтовые орудия и их зарядные ящики, выкрашенные в зеленый цвет. Здесь солдаты были пониже ростом, но тоже бравого вида, все — с черными усами, нафабренными ради похода.

Штаб генерал-аншефа следовал в середине колонны, за пехотой, однако перед тремя батальонами егерей, одетых в одноцветные форменные зеленые куртки. Офицеры ехали верхом на лучших своих лошадях (ценою не менее ста рублей за голову) и без парадных суконных вальтрапов на седлах. Аржанова в новом синем кафтане, треуголке, лосинах и ботфортах ничем среди них не выделялась. Дружески беседовать с ней осмеливался только капитан Круглов. После чаепития и беседы в гостинице «Pax Rumania» он проникся уважением к этой странной на первый взгляд молодой женщине.

Суворов, как всегда, появился внезапно. Генерал-аншеф уже объехал верхом колонну своей дивизии от голоы до конца, где двигались обозы, прикрываемые карабинерными полками Черниговским и Стародубовским. Лошадь его еще горячилась и, усмиряя ее, полководец поехал рядом с курской дворянкой.

— Вижу, сударыня, вы отменно держитесь в седле, — весело сказал он.

— Спасибо на добром слове, Александр Васильевич.

— Где-то учились?

— Учил меня покойный муж, подполковник Ширванского пехотного полка, — ответила Анастасия.