Далее действительный статский советник сообщал Флоре, что в конце марта сего, 1789 года, умер повелитель всех правоверных султан Абдул-Гамид Первый и на престол в Турции вступил его племянник, Селим Третий, 28 лет от роду. Молодой самодержец был преисполнен самых решительных намерений и грозил Российской империи продолжением военных действий, приостановленных было из-за зимы и тех поражений, что нанесли османам русские войска. Наиболее чувствительным из них являлось взятие крепости Очаков.

Селим Третий назначил нового коменданта крепости Эски-Хасан-пашу. Тот на собственные средства собрал и вооружил семитысячный ударный отряд и дал клятву султану Очаков вернуть обратно. О том, что крепость разрушена почти до основания и перестала существовать как стратегический пункт, турки не думали.

Капудан-пашой османского флота на Черном море Селим назначил своего друга и наперсника — двадцатипятилетнего Хуссейна. «Едва зная читать и писать, как все серальские чиновники, — уточнял Турчанинов, — он горд столько же, сколько они, но с весьма легкими понятиями и большой деятельностью. Он вздумал о себе, будто нет искуснее его адмирала, как и то, что флот турецкий, согласно представлениям сераля, не имеет равных». На том основании задиристый Хуссейн обещал повелителю правоверных в скором времени вернуть полуостров Крым под его скипетр.

Требовалось только разгромить молодой российский Черноморский флот. После этого высадка многотысячного турецкого десанта на полуостров трудностей не представляет, утверждал Хуссейн. Тем более, мусульман-единоверцев там с нетерпением ждут крымские татары. Они, достав из схронов оружие, тотчас нанесут удар русским в спину. Джихад восторжествует, грязные собаки-кяфиры, истекая кровью, уберутся прочь. Над всей Османской империей, необъятной и могучей, засияет солнце победы. Ислам — самая мирная религия на Земле — будет и дальше распространяться беспрепятственно.

Селим Третий настолько уверовал в обещания молодого флотоводца, что уже назначил очередного крымского хана из династии Чингизидов. Их, разновозрастных потомков рода Гиреев, жаждущих возвращения к власти, при султанском дворе теперь обреталось немало. Они говорили самодержцу, будто имеют массу сторонников в Крыму. Селим Третий подумал и выбрал из всех претендентов Бахт-Гирея, тоже молодого, заносчивого и очень самонадеянного человека. Правда, он бывал в Бахчисарае лишь в раннем детстве, и оттого Турчанинов не считал его связи с исламским террористическим подпольем в Крыму прочными и разносторонними. Скорее, от его имени начнет действовать турецкая разведка «Мухабарат», наш противник давний и многоопытный.

Когда османские войска с помощью Аллаха разобьют неверных, то Бахт-Гирей на турецком корабле приплывет из Стамбула в Гезлеве. Как в старые добрые времена, он предъявит подданным султанский фирман на правление татарским государством в Джума-Джами, крупнейшей мечети ханства. Затем, предводительствуя отрядами восточных всадников, преданных ему безгранично, новый хан победоносно вступит в Бахчисарай, столицу полуденной страны. Беям и мурзам придется проголосовать за его избрание правителем…

Завершив изложение стамбульских новостей, начальник секретной канцелярии спрашивал Флору, могут ли воплотиться в жизнь эти пылкие крымские мечтания придворных Селима Третьего и как, по ее мнению, необходимо поступать, дабы они ни в коем случае не осуществились.

Впрочем, кроме письма Турчанинова, довольно пространного, в пакете имелись и какие-то другие документы и бумаги, но прочитать их сразу Аржанова не успела. Горничная Глафира пришла к ней и сказала, что стол к обеду давно сервирован, что дети очень проголодались, что прибыл гость — поручик Екатеринославского кирасирского полка Чернозуб…

Курская дворянка переоделась к обеду и спустилась на первый этаж в столовую. Досифей, наряженный в ливрею с золотыми позументами, тотчас принес из кухни и поставил на стол фаянсовую супницу с крышкой. Право разливать первое блюдо по тарелкам принадлежало только хозяйке дома. Открыв крышку и повернув несколько раз половник на дне объемистой посудины, Аржанова наполнила первую тарелку красным густым борщом и подала ее мужу. Вторым на очереди был гость, поручик Чернозуб. Потом по тарелке борща получили дети. После этого Анастасия обеспечила горячей едой себя.

Пока происходил этот ритуал, Досифей на подносе подал мужчинам по стограммовой чарке водки с закуской — двумя маринованными зелеными огурчиками длиной чуть более мизинца, прозрачными и хрустящими. Полковник и поручик выпили, не чокаясь, лишь поклонившись княгине Мещерской. Она сказала им: «На доброе здоровье, господа!»

Чтобы дети не мешали родителям, их кормлением занималась нянька Арина. Княжна Александра уже умела держать ложку между пальцами. Маленький князь Владимир сжимал ее всей пятерней. Борщ они уплетали за обе щеки, ибо длительные прогулки по берегу моря, как правило, вызывают отменный аппетит.

Первое блюдо — не время для бесед и обсуждения кулинарных способностей повара. Борщ или суп съедают в молчании, не торопясь, но и не медля, дабы горячее не превратилось в холодное и не утратило бы своих вкусовых качеств. Допускаются лишь короткие реплики, вроде той, что произнес, промокнув губы салфеткой, поручик Чернозуб:

— От це борщ як борщ! Дуже смачно!

Не будучи с детства обучен дворянским манерам, казак Полтавской губернии за годы службы в Российской императорской армии усвоил правила хорошего тона почти в полном объеме. Много тому способствовало его производство в первый офицерский чин весной 1787 года и постоянное общение с Анастасией Аржановой, охрана которой ему была поручена в том же году. Говорил он по-прежнему на некоей смеси «ридной мовы» с русским языком. Однако это не мешало членам разведывательно-диверсионнной группы его понимать.

Воспоминания о поездке в Стамбул и боевых действиях при крепости Очаков у Чернозуба остались замечательные, хотя при подрыве турками минных галерей возле крепости он получил легкое ранение. Рассуждения о прошлых операциях в среде сотрудников секретной канцелярии Ее Величества считались дурным тоном. Потому поручик Екатеринославского кирасирского полка пришел в гости к командиру с другими намерениями — посоветоваться о будущем. Следовало только дождаться перемены блюд, и когда подали биточки с гречневой кашей, Чернозуб громогласно объявил:

— Ваш-выско-бродь, зараз прийшло мени на ум, шо вже пора жениться.

— А невеста-то имеется, Остап Тарасович? — спросила Аржанова.

— Та як же ж, ваш-выско-бродь. Само собой.

— Кто такая?

Могучий украинец потупился и ответил не сразу:

— Не наша вона зовсим, ваш-выско-бродь. Из басурманов будэ.

Михаил и Анастасия, переглянувшись, одновременно положили вилки на стол, а нянька Арина еле слышно хихикнула. С очаковскими невольницами в доме Мещерских, приставленными к кухне и уборке комнат, она встречалась ежедневно и первой догадалась, кого имеет в виду отважный кирасир. Из темных, не умеющих ни читать, ни писать, ни считать и забитых турецких рабынь да сразу в жены русского офицера — судьба поистине завидная. Интересно, как к подобному превращению отнесутся князь и княгиня? Коли принимают они у себя поручика Чернозуба, то и будущую его супругу усаживать рядом с собой за стол им придется.

— Видимо, ты говоришь о черкешенке шестнадцати лет от роду по имени Зухра из гарема анычарского аги, что досталась тебе по распределению от генерал-фельдмаршала Потемкина-Таврического, — сказала после долгого молчания Аржанова. — Думаю, ее лучше продать. Здесь, в Севастополе, за черкешенку дадут хорошие деньги. Они тебе нужнее. Ведь ты собирался купить или построить собственный дом…

— Грошей для хаты и так выстачить. Але бильше потрибна гарна жинка, — когда Чернозуб начинал волноваться, он полностью переходил на родной язык.

— Бесспорно, некоторые кавказские женщины очень красивы, — гнула свое курская дворянка. — Но нрав имеют угрюмый, неприветливый. Злы они, как настоящие ведьмы.