Потом Аржанова и Мещерский снова поехали в Крым. Этот полуденный край уже прочно вошел в сферу интересов Российской империи, а правитель страны Шахин-Гирей подписал с царицей союзный договор. Турки готовили очередной мятеж против него, и следовало всеми средствами помогать хану удерживаться на престоле. Бунт вспыхнул в мае 1782 года. Но убить Шахин-Гирея сразу восставшие не смогли, русские увезли его в свою крепость Керчь. Население же полуострова мятежников не поддержало. Массовых народных выступлений не произошло, только локальные стычки. Разведывательно-диверсионная группа Аржановой сумела отбить нападение турецких наемников-чеченцев на ханский арсенал, расположенный в горной крепости Чуфут-Кале, а затем изгнать их из ханской столицы — Бахчисарая.

До проклятого шпиона Казы-Гирея и его отряда они тоже добрались, но позже, в феврале 1783-го, при помощи местных пастухов устроив на горе Чатыр-Даг засаду. Пуля из егерского штуцера, что был в руках у Николая, пробила Казы-Гирею лоб именно над переносицей. Почему-то после этого события открытому османскому присутствию в Крыму пришел конец. Татарские беи и мурзы стали решать, на чью сторону им теперь лучше переметнуться. Естественно, выбрали русских, и вскоре хан Шахин-Гирей отрекся от престола в пользу Екатерины Великой.

Полуостров стал Таврической областью Российской империи, но полному его освоению, как могла, мешала враждебная Турция. Туда, за Черное море, удрали самые отпетые, самые бешеные и непримиримые из крымских татар. Правительство султана Абдул-Гамида Первого взяло их под свое покровительство и поощряло их планы реванша и всеобщего джихада против неверных, или кяфиров. Потому следовало пристально наблюдать за поведением мусульманского населения в Крыму. Аржанова как признанный специалист по «восточному вопросу» снова вернулась в полуденный край. Секретная канцелярия Ее Величества на сей раз придумала для курской дворянки отличное легальное прикрытие: супруга управляющего канцелярией Таврического губернатора коллежского советника князя Мещерского.

Венчание, на которое Анастасия согласилась с трудом, происходило в Санкт-Петербурге, в храме Святого Самсония Странноприимца на Выборгской стороне. Однако брак вышел не фиктивным, а реальным. Против всех ожиданий, бывший кирасир оказался любовником энергичным, изобретательным и очень выносливым. Бурными играми в постели он увлек вдову подполковника Ширванского пехотного полка, и она, в полной мере поддавшись сладостному соблазну, родила двоих детей: сперва девочку, потом мальчика.

Известно, что век чувственной, сугубо телесной любви, лишь краешком задевающей сердце, ум и душу, не так уж долог — от силы года три. Аржанова, занятая на службе бесконечными разъездами, продержалась почти четыре. Когда секретная канцелярия вновь вызвала ее в штаб-квартиру Главнокомандующего Екатеринославской армией генерал-фельдмаршала Потемкина-Таврического, оставив, между прочим, в Севастополе князя Мещерского, то их прощание было лишено трагедийного надрыва, вселенской печали, неодолимой скорби. Скорее они оба восприняли его как служебную необходимость.

Не в том ли заключалась причина всех последующих событий? Мертвым не больно. Таковыми могут быть не только люди, но также — их отгоревшие, исчерпавшие себя страсти…

Созерцание зимнего сада, одновременно и зеленого, и опустевшего, усыпанного желтой листвой, привело Аржанову в глубокую задумчивость. Она не сразу услышала стук в дверь. Когда Анастасия обернулась, Мещерский уже подходил к ней. Сделав последний шаг, полковник встал на колени и низко склонил голову.

Выглядел Михаил превосходно. Для объяснения с супругой он гладко побрился, тщательно расчесал каштановые, немного вьющиеся волосы и собрал их на затылке в косичку с черной муаровой лентой, опрыскал дорогим английским одеколоном. Открытый ворот белоснежной рубашки оттенял его красивое загорелое лицо и шею. Темно-лиловый шелковый халат облегал рослую фигуру с широкими плечами, правда, уже слегка оплывающую от сидячей, не связанной с физическими усилиями работы.

— Прости, ненаглядная моя! Прости дурака, моя родная и единственная! — прочувствованно, со слезой в голосе произнес князь. — Ну, обычная это мужская слабость. Что особенного случилось-то?.. Ядреная молодая девка, к тому же крепостная, спит недалеко от кабинета. Однажды не устоял, зашел проведать. А она забеременела…

— Однажды зашел? — сухо уточнила курская дворянка.

Железный характер сотрудницы секретной канцелярии Ее Величества, имеющей служебный псевдоним «Флора», Мещерский знал, как свои пять пальцев, и этот вопрос ему не понравился.

— Ладно, краса моя, — пошел он на уступки. — Дважды зашел, трижды зашел… Скажи, пожалуйста, имеет ли это большое значение?

— Не имеет.

— Вот видишь! Неужели мы, люди благородного происхождения, станем обращать внимание на подобные пустяки?

— Возможно, и пустяки, — согласилась она.

Спокойствие Флоры, ее голос, лишенный какой-либо эмоциональной окраски, ввел Михаила в заблуждение. Он решил, что дело слажено.

— Ведь наш с тобою союз освящен церковью. Мы несем ответственность перед Господом Богом за сохранность и крепость его и за потомство, в нем рожденное. Брак, свершенный на небесах, нельзя ставить на одну доску со случайной связью… — Он поднялся с колен и, уверенно прохаживаясь по спальне, заговорил пылко, быстро, с напором. Анастасия слушала его, не перебивая. Ей было интересно, чем закончит этот монолог ее супруг, бывший кирасир, бывший начальник ее охраны, в боях с врагами Российской империи проявивший храбрость и предприимчивость необыкновенную.

Но ничего оригинального князь не придумал. Он предложил ей забыть сей досадный инцидент с Ариной, простить ошибку, вызванную долгим отсутствием супруги и физиологическими потребностями мужского организма.

— Ты не собираешься признавать ребенка? — вдруг спросила его Аржанова.

— Какого ребенка? — полковник словно бы споткнулся на ровном месте.

— Того, что родит от тебя Арина через два месяца.

— Ты всерьез утверждаешь, будто у нее — мой ребенок?

— А чей, ваше сиятельство?

— Н-не знаю…

В волнении князь приблизился к Анастасии, и она закатила ему полновесную пощечину. Схватившись за щеку, Мещерский отшатнулся.

— Настоящая ты сволочь, Михаил, — сказала курская дворянка, потирая ладонь, пострадавшую от сильного удара. — Сначала, как говоришь, не устоял, а теперь — в кусты. Ребенок — твой, сие мне совершенно ясно. Если родится мальчик, я запишу его в унтер-офицерские дети, потому как мой бывший крепостной Николай, ныне вольный человек и мещанин, будет числиться капралом в фузелерной роте севастопольского гарнизона. Если родится девочка, то проблем вообще никаких. Она вырастет в нашей семье, я обеспечу ее приданым.

— Почему ты так яро выступаешь против меня? — озадаченно спросил Мещерский. — Разве ты забыла о наших праздниках любви?

— Ничего подобного! — огрызнулась она.

— Нет, забыла! — воскликнул он с некоторым торжеством в голосе. — Ты забыла, как ждала моих ласк, как страстно желала их!

— Ну предположим, что желала.

— Тогда зачем спорить? Давай начнем все сначала. Перелистаем обратно удивительную книгу нашего романа до самой первой его страницы. Много там чего было написано…

Курская дворянка отвернулась от мужа и снова подошла к окну. Ветер, который зимой дул обычно с моря на берег, раскачивал ветви деревьев в саду. Лишь кипарисы, высаженные вдоль забора и главной аллеи, мало поддавались его порывам. Их пустые внутри темно-зеленые кроны, где никогда не поют и не селятся птицы, выглядели красиво, но печально.

Перемену в настроении жены полковник уловил тотчас. Встав рядом с ней, он через окно долго смотрел на сад, потом взял ее руку и нежно поцеловал. Следующим его действием были объятия, коим Аржанова сопротивления не оказала. Через минуту широкая кровать из дуба, накрытая голубым шелковым покрывалом, приняла на своем роскошном ложе два сплетенных тела.