«За ушки взяв обеими руками, мысленно тебя цалую, друг мой сердечный Князь Григорий Александрович, за присланную с полковником Бауром весть о взятьи Очакова, – писала добрая царица Потемкину. – Все люди вообще чрезвычайно сим щастливым произшествием обрадованы. Я же почитаю, что оно много послужит к генеральной развязке дел. Слава Богу, а тебе хвалу отдаю и весьма тебя благодарю за сие важное для Империи приобретение в теперешних обстоятельствах. С величайшим признанием принимаю рвение и усердие предводимых Вами войск от вышнего до нижнего чинов. Жалею весьма о убитых храбрых мужах; болезни и раны раненых мне чувствительны, желаю и Бога молю о излечении их. Всем прошу сказать от меня признание мое и спасибо. Жадно ожидаю от тебя донесения о подробностях, чтоб щедрою рукою воздать кому следует по справедливости. Труды армии в суровую зиму представить себе могу, и для того не в зачет надлежит ей выдать полугодовое жалованье из экстраординарной суммы. Располагай смело армию на зиму в Польше; хотение поляков тем самым скорее паки возьмет естественное свое течение, a une armee de conquerant l’on n’a encjre jamais refuse de quartier. Теперь мириться гораздо стало гораздо ловчее, и никаких не пропущу мер, чтоб скорее к тому достигнуть. Всем, друг мой сердечный, ты рот закрыл, и сим благополучным случаем доставляется тебе еще способ оказать великодушие слепо и ветрено тебя осуждающим. Прощай, мой друг, до свидания. Будь здоров и благополучен[192]…
Это трогательное и весьма лестное для него письмо Екатерины Алексеевны Потемкин получил еще в Очакове вместе с монаршей посылкой: знаком ордена Святого Георгия 1-й степени, четырехугольной звездой к нему и черно-оранжевой лентой для ношения через правое плечо, как то полагалось кавалерам с высшей степенью воинской награды. Кроме ордена царица послала своему тайному супругу офицерскую шпагу, усыпанную бриллиантами, и Указ о денежном пожаловании в сто тысяч рублей. Впрочем, подобным образом – орден, шпага, деньги – она отметила и других полководцев, бравших крепости штурмом еще в годы Первой Русско-турецкой войны.
Списки награжденных за Очаков были столь длинны, что нет никакой возможности перечислить абсолютно все царские милости, обращенные к доблестному российскому войску. Например, генерал-аншеф Меллер удостоился сразу двух орденов – Святого Андрея Первозванного и Святого Георгия 2-й степени, – почетного прибавления к фамилии «Закомельский» и титула барона. Генерал-аншеф князь Репнин получил такую же драгоценную шпагу, как Потемкин. Генерал-поручики Самойлов и князь Долгоруков украсили свои мундиры орденами Святого Георгия 2-й степени, генерал-майор барон фон дер Пален – тем же орденом, но 3-й степени.
Орден Святого Георгия 4-й степени достался менее заметным персонажам. Его получили штаб– и обер-офицеры, находившиеся в гуще атакующих колонн, на артиллерийских позициях, командовавшие вспомогательными частями: инженер-полковник Корсаков, полковник Чириков, подполковники Бентам, Фенш, де Рибас, Гагенмейстер, Годлевский, капитан-поручик Апраксин, подпоручик артиллерии Творогов.
Признавая, что Екатеринославская армия проявила в степях под Очаковым образцы массового героизма, государыня распорядилась всем нижним чинам, участвовавшим в осаде и штурме, выдать серебряные овальные медали с надписью: «За храбрость оказанную при взятьи Очакова декабря 6 дня 1788» – и всем офицерам, не получившим орденов и повышения в чине, – золотые кресты со скругленными лучами на георгиевской ленте с надписью в центре на аверсе: «Очаков взят 6 декабря 1788» – и на обороте ее: «За службу и храбрость».
Светлейший князь обещал Аржановой и поручику Чернозубу эти офицерские кресты, а сержанту Прокофьеву, белому магу Гончарову и меткому стрелку Николаю – серебряные солдатские медали. Правда, еще раньше Потемкин вручил Флоре традиционную премию от секретной канцелярии Ее Величества за успешно проведенную операцию «Секрет чертежника» – годовой оклад в тройном размере, то есть 1800 рублей. Деньги, земельные пожалования, крепостные крестьяне – очень хорошо. Однако наградной знак совсем другое, это особая почесть для дворянина.
Аржанова знала: какие бы подвиги она ни совершила во славу Отчества, орденов ей не видать как своих ушей. Не принято, увы, так отмечать заслуги женщин ни в одном европейском государстве. Орден Святой Екатерины, учрежденный Петром Великим, предназначался для придворных дам из знатных аристократических фамилий. Анастасия к ним не принадлежала.
Между тем ей давно хотелось оставить детям, внукам, правнукам не только деревни, населенные крепостными, не только сады и виноградники в Крыму, но и нечто, свидетельствующее о тайной службе, о ее командировках в Крымское ханство, в Австрию, в Турцию, о столкновениях, никому не известных, но яростных, с коварными врагами Империи. Полного, детального рассказа они не услышат никогда, но пусть останется хоть намек, хоть загадка, хоть необычное напоминание.
Может быть, вернувшись домой, Анастасия даже закажет свой портрет художнику в этом подаренном ей светлейшим князем пехотном зеленом кафтане, и с офицерским золотым крестом, вполне уместным в петлице красного его лацкана. Затем очаковская награда ляжет на дно заветной шкатулки и будет передаваться в ее семье из поколения в поколение…
Но курьеры из Санкт-Петербурга пока не привезли в штаб-квартиру главнокомандующего Екатеринославской армии учрежденные царицей металлические знаки на цветных муаровых ленточках.
Впрочем, ожидание не тяготило курскую дворянку. Ведь ее возлюбленный находился рядом, в Очакове. Она встречалась с ним довольно часто, пусть и мельком. Флора усердно трудилась вместе с Лашкаревым, разбирая турецкие бумаги. светлейший же князь приступил к делам, связанным с передвижением полков на зимние квартиры, с лазаретами, заполненными увечными и ранеными под османской твердыней воинами, с кораблями гребной флотилии и севастопольской эскадры, вмерзшими в лед Днепровского лимана.
Метели по-прежнему бушевали в причерноморской степи, трещали жестокие морозы. Генерал-фельдмаршал непрестанно беспокоился о здоровье служивых, снабжении их всем необходимым в эту непогоду, спешил поставить на ноги раненых. Следующая, 1789 года кампания, обещала стать не менее напряженной, чем недавно закончившаяся. В новых битвах с турками, вечно собиравшими стотысячные армии, на счету будет каждый российский солдат.
Так, 12 декабря Потемкин отбыл в деревню Витовку для инспекции тамошнего лазарета. Он хотел вернуться оттуда через день, но задержался до 17 числа. Много неисправностей нашел светлейший в данном учреждении: нехватку провизии для усиленного питания, дров для отопления, даже медикаментов. Кое в чем были виноваты местные нерасторопные чиновники, кое в чем – сама административная машина Российской империи, в силу громоздкости своей весьма неповоротливая. Лишь непосредственное вмешательство представителя высшей власти придавало ей требуемое ускорение.
Через неделю после возвращения Григорий Александрович вызвал княгиню Мещерскую к себе для доклада о найденных турецких документах. Она вошла в его кабинет и тут почему-то сразу поняла, что это их последняя встреча на политой кровью, обожженной адским огнем очаковской земле. Когда произойдет следующее свидание – неизвестно ни ей, ни ему.
Главнокомандующий взял из рук Флоры папку, быстро просмотрел бумаги, задал несколько вопросов о них и, точно заканчивая официальную часть, произнес тихим, усталым голосом:
– Садись, душа моя. Поговорим.
– Я слушаю вас, ваше высокопревосходительство.
– Хочу выполнить данное тебе обещание, – он шагнул к походному секретеру, достал пакет из толстой коричневой бумаги, отогнул клапан и показал Аржановой содержимое: два золотых креста и три серебряных медали. – Забирай. Будет память о сем событии примечательном для тебя и для твоих людей. К сожалению, получил пока лишь пробные образцы…
– Премного благодарна, ваше высокопревосходительство! – с волнением ответила она, рассматривая новенькие, поблескивающие в свете зимнего дня награды. – Это была моя мечта.
