Анастасия в треуголке и рединготе, перепоясанная портупеей со шпагой, с двумя пистолетами — «Тузиком» и «Мурзиком», — заложенными за ремень, ничем не отличалась от матросов и солдат. Князь Мещерский, вооруженный точно так же, подошел к ней.

— Анастасия Петровна, может быть, вы спуститесь в каюту? Там гораздо безопаснее.

— Ну и что?

— Письма у вас. Светлейший приказал мне охранять вашу персону как зеницу ока…

Отношения с адъютантом Потемкина на корабле у нее складывались странно. Он ее сильно раздражал, потому что был тенью человека, нанесшего ей жестокую обиду. Горечь все еще жгла ее сердце, чувства не притупились и воспоминания продолжали волновать. Объяснить это Мещерскому она не могла и только сердилась про себя, каждый раз встречая его приветливый взгляд.

— Оставьте меня в покое, князь, — неприязненно сказала Анастасия, положив руку на эфес шпаги. — Здесь я буду делать то, что хочу…

— Тогда я останусь с вами.

— Нет, — не согласилась она. — Ваше место — рядом с солдатами. Извольте выполнять долг офицера и командовать людьми, а не держаться за мою юбку.

Наверное, это прозвучало грубо и несправедливо. Мещерский хотел что-то возразить, но рев пушечного залпа прервал их спор.

Рассчитывая лишить парусник хода, турки дали первый выстрел из бортовых орудий по мачтам и парусам. Однако получился перелет. Ядра пронеслись над головами русских и упали в море далеко позади корабля. Второй залп вышел с недолетом. Ядра взрыли воду перед правым бортом «Евангелиста Матфея», обрушив на него целые водопады. Сначала корабль накренился, но потом выпрямился, вода скатилась с его палубы. Третий удар был удачным.

На грот-мачте лопнуло несколько канатов, и обломки реи посыпались на ют.

Мещерский бросил на Анастасию отчаянный взгляд и, закрыв голову руками, перебежал вперед, туда, где за большими бочками спрятались кирасиры, держа наизготовку карабины. Сержант Чернозуб, вооруженный пистолетом, подвинулся и уступил место офицеру. Хитров удерживал корабль на волне так, как задумал — правым бортом к пиратам, — и ждал их приближения. Все четче, все ясней было видно вражеское судно. Уже различались детали: загорелые лица с бородами, короткие куртки, шаровары, кривые сабли, длинные турецкие пистолеты, абордажные крючья, с помощью которых пираты сцеплялись с кораблем-жертвой.

Счет шел на секунды. Они готовились к четвертому залпу из десяти пушек на левом борту, теперь наведенных на палубу парусника. Но до Бога, видимо, дошло заклинание Глафиры. Может быть, ее просьбу убедительно поддержали Марк и Лука и особенно — Иван Богослов. Всевышний взял под свою опеку добрых христиан на «Евангелисте Матфее». Потому артиллеристы шкипера Хитрова опередили турок на самую малость. Они хорошо прицелились и вовремя поднесли тлеющие фитили к затравочным каналам медных орудий. Четыре выстрела грянуло одновременно.

Две пушки были заряжены картечными снарядами ближнего боя. В каждом из них находилось по 100 круглых пуль диаметром в полвершка [16], оплетенных для лучшей сохранности веревкой. Свинцовым дождем окатили они пиратский десант, сразу уложив на палубу одних головорезов и внушив страх и растерянность другим.

Третья пушка была заряжена полой внутри чугунной гранатой совсем небольшого диаметра, начиненной порохом и имеющей запальную трубку. Граната разорвалась за спинами пиратов и подожгла нижний парус на фок-мачте. Часть из них бросилась его тушить.

Четвертый выстрел был с ядром весом в полтора килограмма.

Но оно угодило в основание грот-мачты и, отщепив от нее целую пластину, рикошетом полетело на шканцы, где снесло штурвал вместе со штурвальным матросом. До русских донесся только его пронзительный вопль.

Турецкий корабль ответил залпом всего левого борта. Однако в этот момент «Евангелист Матфей» пошел с волны вниз. Потому много ядер проревело над его палубой, не причинив никакого вреда ни надстройкам, ни людям, приготовившимся к рукопашной. «Ура!» — закричали русские, ободренные Божьей помощью.

Все они с огнестрельным оружием в руках находились за самодельными укреплениями из бочек и кулей с песком на юте. Анастасия давно выбрала себе цель. Это был пират в зеленой куртке. В руках он сжимал абордажный крюк. За поясом у него торчали ятаган и пистолет. Он стоял впереди всех на баке корабля, неотступно приближающегося к их паруснику.

Наконец пиратский трехмачтовик со страшным треском и скрежетом навалился на ют «Евангелиста Матфея» с правой стороны. Так как он был длиннее и тяжелее, то сила инерции потащила его дальше. Чтобы задержаться, пираты стали цеплять за борт парусника абордажные крючья.

— Пали! — отдал команду поручик Мещерский.

Тогда Анастасия, поддерживая левой рукой запястье правой руки, нажала на спуск вместе со всеми. Залп получился дружным и вызвал некоторое замешательство в рядах атакующих. Не решаясь на открытый штурм, они с палубы своего корабля начали стрелять из пистолетов и мушкетонов — коротких массивных ружей с расширяющимся дулом и заряжаемых дробью.

Мелкие куски свинца веером разлетелись над палубой «Евангелиста Матфея», зацепив нескольких человек, в том числе и Мещерского, который не успел спрятаться за бочками и кулями. Боковым зрением Анастасия увидела, что молодой офицер схватился за левое плечо и на его кирасирском кафтане соломенного цвета расползается алое пятно.

Только после этого своего залпа, видя, что русские больше не отвечают огнем, пираты полезли на шкафут парусника. Сержант Чернозуб, оглянувшись на Мещерского, крикнул солдатам:

— Ребята! Коли! Руби! Бей! В плен живым не сдавайся!

Огромный турок в черной бандане и с широкой саблей в руке стал подниматься со шкафута по боковому трапу на ют. За ним двинулись другие. Анастасия достала из-за портупеи еще один пистолет. Если в первый раз, стреляя вместе со всеми по пиратам издалека, она пустила в ход «Мурзика», то теперь настал черед ее верного и более надежного «Тузика». Он никогда не подводил свою хозяйку. Так получилось и теперь. Не целясь и почти в упор, она всадила последнюю пулю в чернобородого великана с волчьим оскалом ослепительно белых зубов.

Кто он был, оставалось только догадываться. Но его ранение, судя по всему, достаточно тяжелое, пираты встретили настоящим воем. Турок, схватившись за голову, с трапа повалился им на руки, и они остановились на шкафуте. Затем из толпы выскочил маленький человечек, похожий на карлика. В его ладони, как луч, сверкнуло лезвие длинного ножа. Он указал на Анастасию, крикнул что-то и в прыжке метнул нок в сторону русских. Анастасия успела отпрянуть назад. Нож на излете угодил ей в грудь, но стукнулся о камею и упал вниз, даже не разорвав редингота.

Новая неудача ошеломила атакующих, обороняющихся же она приободрила. Матросы с флотскими тесаками и кирасиры с палашами кинулись на турок, крича: «Ура!» Началась рукопашная. Анастасия достала шпагу из ножен и хотела замешаться в толпу дерущихся людей, но кто-то окликнул ее. Она обернулась. Рядом стоял сержант Чернозуб с обломком реи.

— Ваш-выско-бродь, — сказал он, — дозвольте обратиться… Хиба ж це дило, шоб жинки шпагамы махали? Зараз я встану…

— Где твое оружие? — строго спросила она, видя, что, кроме бревна, нет у него ни сабли, ни палаша.

— Так от же воно! — Кирасир, играючи, перекинул бревно с левой руки на правую. — Треба трошки бусурманам бока почесати…

Вступление сержанта в схватку ознаменовалось падением в море сразу трех воинов ислама, в том числе карлика, бросавшего нож. Великан бревном просто смел их с палубы, точно гигантским веником. А потом принялся махать им направо и налево, приговаривая: «Та шо вы лезете! Шо вы лезете сюды, бисовы диты! Це ж вам не сарай! Це ж корабль…»

Видя, что дело налаживается и без ее участия, Анастасия отступила и оглянулась по сторонам. Поручик Мещерский сидел на падубе, прислонившись к большой бочке, и держался рукой за плечо. По рукаву у него обильно текла кровь. Пригибаясь, она перебежала к нему.