Но, как назло, весна в тот год на Украине выдалась холодной, поздней, крайне неприятной. Лед на Днепре стоял до середины апреля. Потому путешественникам пришлось пробыть в Киеве почти три месяца. Пользуясь этим, царица посетила все святые места, прикладывалась к мощам в пещерах Киево-Печерской лавры, выстаивала долгие службы в монастырях. Она также объездила пригороды, посещая усадьбы знатных и богатых землевладельцев. В самом губернаторском дворце шли бесчисленные обеды, балы и приемы, где Ее Величество раздавала награды: ордена, ленты к ним, бриллиантовые перстни.

Румянцев-Задунайский никакого награждения не получил.

Малороссия самодержице всероссийской не понравилась, вернее – управление этим краем, которое находилось в руках полководца. Она была поражена невзрачным видом зданий, плохо мощенными мостовыми, мусором и грязью на улицах, толпами нищих у церквей. Между тем украинские черноземы, увиденные царицей, бесспорно, давали щедрый урожай, климат, теплый и мягкий, благоприятствовал сельскохозяйственному производству. Однако за Малороссией числилось недоимок по налогам почти на миллион рублей.

Чтобы не обидеть пожилого именитого героя, Екатерина II передала ему свои впечатления не в прямом разговоре, а через Дмитриева-Мамонова. Генерал-фельдмаршал гордо ответил, что его дело – брать штурмом города, но отнюдь не строить их и тем более – украшать. Государыня, подумав, согласилась: «Ладно, пусть он берет города. Строить их буду я». На самом деле выходка вельможи не осталась без последствий. Вскоре после отъезда царицы граф подал прошение об отставке с должности генерал-губернатора, и оно было удовлетворено в короткий срок.

Светлейший князь Потемкин появился в Киеве гораздо позднее и, не желая смешиваться с толпой царедворцев, поселился у монахов. Ему длительная остановка государыни оказалась на руку. Еще больше дорог благоустроили, еще больше домов побелили, еще больше триумфальных арок возвели его подчиненные на пути монархини, отплывшей из Киева на юг на галере «Днепр» 22 апреля 1787 года.

Теперь счет пошел на дни…

В Симферополе, в доме князя и княгини Мещерских слуги редко видели хозяев. Но жизнь в нем текла по прежнему распорядку, на страже которого стояла горничная Глафира. Впрочем, ныне ее обязанности данным словом не исчерпывались. Она совмещала роли домоправительницы и воспитательницы одновременно, нисколько ими не тяготясь. Наоборот, чувство собственной значимости переполняло верную служанку. От ее ретивости страдали в основном нанятые, приходящие работники: дворник, садовник, конюх, повар, прачка и две поденщицы, занимавшиеся уборкой комнат. Возникновение ссор и скандалов предотвращало лишь одно обстоятельство: господа хорошо платили прислуге.

Управитель канцелярии таврического губернатора коллежский советник князь Мещерский чуть ли не раз в два дня ездил в Бахчи-сарай. Там под его присмотром заканчивали косметический ремонт нескольких помещений старого дворца крымских ханов. Прежде всего, для императрицы переделывали ханскую спальню. В ней обновили деревянный потолок, прорезали нижние окна, обили стены белым атласом, повесили две люстры с хрустальными украшениями, изготовленные русскими мастерами.

Знаменитый «Фонтан слез», находившийся в дюрбе (гробнице. – А. Б.) Диляры Бикеч, перенесли во дворец и установили возле деревянной лестницы, ведущей на второй этаж. Еще обновляли декор фонтана и бассейна в Летней беседке, убирали сад, обрезая деревья и разбивая цветники, завозили в кладовые съестные припасы, меняли котлы и утварь на кухне. Царская резиденция должна была соответствовать требованиям современного комфорта, но вместе с тем сохранять экзотические черты жилища восточных владык.

Одну из «екатерининских миль» прямо при Мещерском устанавливали рядом с ханским дворцом, у моста через реку Чурук-Су. Она имела вид белой колонны с основанием в виде куба и с шестигранным навершием, на двух гранях которого читалась вырезанная на русском и тюрко-татарском языках надпись: «Благородной памяти императрица Екатерина Вторая изволила быть в Бахчи-сарае…»

Михаил, трудясь неустанно, возлагал особые надежды на встречу с Потемкиным и царицей при ее пребывании во дворце, столь тщательно подготовленным им к августейшему визиту. Если знатным путешественникам все понравится, то он сможет просить светлейшего князя о своем переводе обратно на военную службу и о назначении в штаб Черноморского флота.

Довольно далеко от мужа находилась в это время Анастасия Аржанова.

По степной дороге от Симферополя к родовому поместью карачи Адиль-бея, называемому Курули-Кыпчак, на рыси двигался отряд из тридцати всадников в чалмах, в восточных кафтанах – синих и коричневых, обшитых серебряным галуном, – в широких шароварах и с кривыми турецкими саблями. Лица у них были загорелые, не сказать, чтоб совсем татарские, но по татарской моде одинаково выбритые: щеточка усов над губами и коротко стриженая бородка. Только курская дворянка, естественно, не имела таких украшений. Однако она ехала на своем Алмазе не в голове отряда, а в середине его, рядом с корнетом Новотроицкого кирасирского полка Остапом Чернозубом, которому восточное одеяние вполне подходило.

Украинский казак из Полтавской губернии и раньше относился к Анастасии Петровне почтительно. Недавно из рук ее он получил патент на чин корнета, подписанный государыней, и в качестве личного подарка – золотой офицерский шарф с кистями. Потому слово княгини Мещерской являлось для него законом непреложным. Коль повелела она ему на время превратиться в татарина, то он им и будет. Да еще и остальных кирасир и драгун, команде его отныне вверенных, под этот шаблон подгонит.

Только три дня назад получили они новенькие кафтаны с косо выкроенными бортами, шаровары, в коих утонуть нетрудно, повязали на пояс вместо лосиных выбеленных мелом портупей длинные шелковые платки. Для тренировки в таковом виде и отправились к старому знакомцу ее сиятельства – карачи Адиль-бею. Что скажет коренной степняк, не склонный к комплиментам и другой лжи, увидев новых воинов Анастасии-ханым? Похожи они на его соплеменников или не похожи?..

30 апреля 1787 года царская флотилия прибыла в город Кременчуг. Здесь начиналась Новороссия, наместничество светлейшего князя Потемкина. При пушечной стрельбе государыня сошла на берег и села в карету. Потемкин и другие вельможи сопровождали экипаж верхом на лошадях. Вид небольшого, но чистого и уютного городка являл разительный контраст с тем, что Екатерина Алексеевна наблюдала в губернском центре Киеве.

На следующий день императрица присутствовала на маневрах дивизии, которой командовал генерал-поручик Суворов. Конница в числе 45 эскадронов скакала на пехоту, построенную в каре, артиллерия вела непрерывный огонь. Увенчались учения знаменитой суворовской «сквозной» атакой, когда шеренги пехотинцев сближались с шеренгами кавалеристов и проходили друг сквозь друга.

Весьма довольная увиденным, великая царица спросила великого полководца, какую награду он желает получить.

– Прикажи, матушка, отдать деньги моему хозяину за квартиру, – поклонился ей генерал-поручик.

– А разве много?

– Очень много, матушка. Три рубля с полтиною, – ответил Суворов с усмешкой на устах.

Монеты нашлись не сразу, но все-таки были вручены военачальнику при всей свите, в изумлении слушавшей этот диалог. Оглянувшись на придворных, наряженных в расшитые золотом кафтаны, блистающих орденами, скоробогатеев, обязанных доброй государыне своим преуспеянием, Суворов громко произнес:

– Совсем промотался, господа. Хорошо еще, что матушка-царица за меня платит. А то бы просто беда!

Вечером на императорском приеме насмешливый генерал-поручик получил золотую табакерку с портретом государыни, отделанную бриллиантами, ценой в семь тысяч рублей…

Сама Аржанова 30 апреля 1787 года тоже увидела нечто, напоминающее военный парад. Карачи Адиль-бей показывал ей воинов, отобранных им в крымско-татарский конвойный полк. После заключения контракта на поставку трех тысяч лошадей для Российской императорской армии и получения аванса, размер которого приятно его удивил, татарский вельможа сделался необыкновенно вежлив с курской дворянкой. Она же привезла ему традиционные подарки: шкурки горностая и золотые часы.