– Вечно ты несешь всякую чушь.

– Да хоть в зеркало на себя посмотрите.

– Смотрела сто раз.

– Разве вам не нравится?

Конечно, дело было не только в силе воли, с которой Анастасия взялась бороться с разросшимися после рождения сына Владимира телесами, но и в наследственности. Все же от матери, от бабушки, от прабабушки она получила фигуру с правильными, почти идеальными пропорциями. Жесточайшая диета на первых порах, возвращение к постоянным физическим упражнениям, вроде фехтования, верховой езды, утренних пробежек по саду, помогли ей довольно быстро восстановить прежнюю форму. Она даже похудела чуть больше, чем рассчитывала, точно подсохла на ослепительном крымском солнце.

Князь Мещерский, которого Глафира по-прежнему называла мастером точного удара, стал очень осторожен в постели. Он ценил усилия жены и восхищался ее красотой, теперь совершенно зрелой, законченной и яркой. Иногда по его просьбе она ложилась спать без ночной сорочки. Михаил, нежно целуя ей груди, говорил, что раньше он никогда не ощущал их такими упругими, полными, как будто живыми, отвечающими на каждое его движение…

Однако компромисс между тем, что модно и что уже не модно, Аржанова все-таки нашла. Она представилась светлейшему князю в придворном платье из парчи. Судя по всему, это мало интересовало Потемкина. Взглянув на нее, Григорий Александрович почтительно поцеловал руку супруге управителя собственной его канцелярии в Таврической области. Может быть, этот поцелуй длился всего на десять секунд дольше, чем положено по этикету, но Аржанова почувствовала словно бы удар электрического тока, а князь Мещерский, наблюдавший за их встречей, только ниже опустил голову и нахмурился.

Ужин в восточном стиле с шашлыками, чебуреками, рахат-лукумом и шербетом на десерт дополняло выступление двух девушек в одежде достаточно условной, которые исполняли «танец живота». Это тайному супругу царицы очень понравилось. Он улыбался, хлопал в ладоши и под конец одарил каждую из танцовщиц золотым червонцем.

Все стихло в доме Мещерских. В «селамлык», где встречали знатного гостя, подали кофе. Потемкин, сняв кафтан и портупею со шпагой, свободно расположился на диване.

– Что вы, Анастасия Петровна, думаете о путешествии императрицы на юг? – спросил он.

– Замечательный проект, – ответила она.

– А как наши друзья татары?

– Пока Россия благоденствует под скипетром Екатерины Великой, пока ее армия непобедима, они будут раболепствовать и пресмыкаться перед нами. Но стоит Российской империи пошатнуться – не дай того, конечно, Бог, – тут Анастасия осенила себя крестным знамением, – то мусульмане – будь они в Крыму или на Кавказе – первыми нас предадут и первыми ударят ножом в спину…

– Мрачный прогноз вы даете, – вздохнул светлейший князь.

– Просто я знаю их подлую натуру, ваше высокопревосходительство.

– Значит, это риск – формировать сейчас татарский полк для сопровождения Ее Величества от Перекопа до Феодосии?

– Давайте ограничимся Бахчи-сараем. От Перекопа до Бахчи-сарая, бывшей их столицы.

– Ладно. Я согласен. Но татары в этом проекте должны участвовать обязательно.

– Коль вы желаете, то будут. Дело лишь в цене.

– Назовите сумму. Хотя бы приблизительно.

– Надо подумать, – Анастасия отхлебнула кофе из чашки и перевела взгляд в окно, выходившее на внутренний двор усадьбы. Там уже покрылись цветами деревья яблонь, груш и абрикос. Они стояли, точно окутанные бело-розовым облаком.

– А ваши конфиденты? – продолжал Потемкин. – Они не могут быть в этом полку?

– Могут, – Аржанова кивнула. – Им тоже придется заплатить, но их поведение более или менее предсказуемо. Впрочем, есть разные способы как вознаграждения, так и принуждения.

– Приведите пример, любезная Анастасия Петровна.

– Пожалуйста. Карачи Адиль-бей из рода Кыпчак. К русским относится неплохо. Я с ним знакома. Во время мятежа татарского летом 1782 года твердо и однозначно держал сторону законного правителя Шахин-Гирея, чем нам весьма помог. Он владеет большими земельными угодьями на северо-западе и западе полуострова, где разводит лошадей. Можно предложить ему выгодную сделку. Купить, скажем, одну-две или три тысячи лошадей для нужд армии, через армейский комиссариат, и заплатить процентов на десять больше.

– У него есть свои воины?

– Да. Человек сто пятьдесят наберется. Выглядят очень живописно. На головах – белые войлочные островерхие шапки, кафтаны – из полосатой ткани, штаны – широкие, одноцветные. Если Адиль-бей им прикажет, пойдут, как миленькие. Дисциплина внутри самого рода у них еще сильна. Хотя, конечно, это уже не Золотая Орда, где за любой проступок – смерть.

– Ну, смертью грозить мы никому не будем, – Потемкин весело улыбнулся своей собеседнице.

– А почему бы и нет? – она была настроена сурово.

– Кочевников мы соблазним блеском императорского золота. Что у них по ценностям стоит на первом месте?

– Само собой разумеется, лошади. Потом – овцы и верблюды. Потом – женщины.

– О женщинах говорить не будем, – светлейший князь перевел лукавый взгляд с Анастасии на ее мужа, внимательно слушавшего их беседу. – Предположим, каждый из татар получит десять рублей и степную лошадь, купленную нами у того же Адиль-бея. Достаточно?

– Думаю, да, – ответила Аржанова.

– Сколько стоит такая лошадь?

– Примерно сорок – пятьдесят акче на их деньги. Они тут еще в ходу. Если в турецких пиастрах, то выйдет… выйдет… а потом – на русские рубли… В общем, недорого…

Аржанова затруднялась в уме производить столь точные математические расчеты. Она принялась искать бумагу и карандаши в «селамлыке». Никаких письменных принадлежностей здесь обычно не держали, и это послужило для нее поводом покинуть помещение, оставив знатного гостя наедине с князем Мещерским. Потемкин пытался ее удержать, но курская дворянка поспешно затворила за собой двери.

Ясно, что они еще увидятся, и даже не один раз. Генерал-фельдмаршал и президент Военной коллегии, екатеринославский и таврический губернатор пробудет в Симферополе как минимум неделю. Много дел у него тут в связи с поездкой царицы. Провести только одно совещание с чиновниками – совершенно недостаточно. «Крапивное семя», как называл их известный русский публицист, начнет работать с должной эффективностью лишь в том случае, если и впрямь увидит над собой священный бич государевой воли.

А с ужином правильно придумано было.

Сначала Григория Александровича занимали удивительные гастрономические произведения их повара-караима. Затем – полуодетые танцовщицы с их соблазнительными формами. Лишь при последующей беседе со светлейшим князем Анастасия точно кожей ощутила, что атмосфера сгущается. Слишком пристально смотрел ей в глаза бывший возлюбленный, слишком выразительно улыбался. Она давно отвыкла от такого откровенного флирта и потому нервничала изрядно.

Да, Потемкин хотел ее смутить, и это ему удалось…

Утро в семье Мещерских подчинялось строгому расписанию. Михаил Аркадьевич завтракал один восемь часов и сразу уезжал на службу. Анастасия Петровна вставала чуть позже и сначала приходила в детскую комнату, где при ней умывали и одевали почти двухгодовалую княжну Александру. Затем она навещала девятимесячного князя Владимира, с которым неотлучно находилась нянька Арина, юная жена Николая. Примерно в то же время появлялась и кормилица. Флора наблюдала за тем, как наследник жадно сосет молоко. Аппетитом мальчишка обладал отменным, и три женщины тем временем спокойно обсуждали разные детали его младенческого бытия.

В десятом часу утра Аржанова садилась завтракать в столовой. Глафира приводила туда Александру. Несколько столовых ложек манной каши наследница съедала в компании с матушкой, под шутки-прибаутки верной служанки. Затем ребенку приносили чашку компота, Анастасии – кофе, сваренный по-турецки. Александра, невероятно похожая на отца, что-то лепетала. Аржанова же задавала ей вопросы по-французски, добиваясь, чтобы хоть два-три слова на этом языке маленькая княжна выговорила правильно.