Аржанова вставила ногу в стремя, легко поднялась в седло, разобрала поводья. Алмаз, наклонив голову, уперся в трензельные удила. Он был готов с места пуститься в галоп и нести свою хозяйку хоть на край света. Может быть, русская путешественница и смахнула с ресниц слезу, видя, как тают в голубом просторе паруса флагманского корабля. Добрый же ее конь, проведя взаперти, в носовой надстройке парусника две с лишним недели, ничего хорошего о «Хотине» вспомнить не мог. Сейчас жеребец, вдыхая свежий степной воздух, предвкушал вольный бег по дороге, не имеющей конца, озаренной высоко стоящим в небе дневным светилом, под веселое пение птиц.

— Слушай, — раздалась команда секунд-ротмистра князя Мещерского. — С места рысью марш!..

За четыре года управления городом Гёзлёве и прилегающим к нему округом, Абдулла-бей из рода Ширин досконально изучил обычаи и нравы подданных светлейшего хана, власти его вверенных. Насчет их достоинств и кое-каких недостатков, присущих им от природы, он нисколько не заблуждался. Потому в самой крепости каймакам имел двухэтажный дом, двор и сарай, каменным забором обнесенные и усиленно охранявшиеся.

Владение это располагалось вплотную к северо-западной крепостной стене. Через подземный ход, имевшийся в доме и, вероятно, устроенный еще греками, можно было легко выбраться за пределы старинного фортификационного сооружения и, далее, по грунтовой дороге быстро доехать до Тереклы-Конрат — сельской усадьбы ханского вельможи, укрепленной не хуже, чем какой-нибудь оборонительный пункт на русско-турецкой границе. Там имелись стены высотой до пяти метров, две башни, дубовые ворота, колодец во дворе, дом на восемь комнат, конюшня, сараи, маленький сад.

Таким образом Шагам-Гирею с отрядом кавказских наемников не удалось застать каймакама врасплох, убить его, вырезать всю семью, разграбить имущество, хотя именно на это бунтовщики очень рассчитывали. Абдулла-бей, предупрежденный своими шпионами, ушел из Гёзлёве незаметно. Если что и досталось Шагаму, то несколько старых мулов в конюшне, глиняная посуда на кухне, потертые матрасы в двух шкафах и тряпичные дорожки в коридорах. Ему говорили, будто в доме есть тайники с золотыми монетами, и он упорно искал их, но за месяц своего пребывания здесь ничего не обнаружил, а только зря разломал несколько стен.

Да и сама ситуация в Гёзлёве складывалась для сына новоизбранного хана как-то двусмысленно.

Свой фирман на правление городом он предъявил прихожанам в Джума-Джами, но они отнеслись к этому индифферентно. Ведь Абдулла-бей был жив, находился неподалеку и имел точно такой же фирман, заверенный большой государственной печатью. Из Тереклы-Конрат он посылал горожанам пламенные обращения, и они регулярно появлялись во дворе соборной мечети. Абдулла-бей писал, что ханом Бахадыр-Гирея пока не признали ни Турция, ни Россия, что столица ханства уже освобождена от мятежников, что на большей части полуострова народ сохраняет спокойствие и не желает участвовать в междуусобной схватке двух братьев за престол.

Шагам-Гирей во главе своего отряда ездил в сельскую усадьбу каймакама. С первого взгляда ему стало ясно, что сил для ее штурма у него недостаточно. Молодой воин вступил в длительные переговоры с Абдулла-беем на предмет его добровольной сдачи в плен при гарантиях личной безопасности. Переговоры велись через запертые ворота усадьбы, и договаривающиеся стороны явно не верели в то, что обещали друг другу. Между тем кавказские наемники блокировали все дороги, ведущие в Тереклы-Конрат, и там стал ощущаться недостаток продовольствия.

Не известно, чем бы кончилось это противостояние, но в Гёзлёве вдруг заявился карачи[160] Адиль-бей, нынешний глава старинного крымско-татарского рода Кыпчак. Этому роду от века принадлежали здесь земли, пастбища, колодцы, табуны лошадей и отары овец. Карачи сопровождали двести всадников, одетых по старинному обычаю в островерхие белые войлочные шапки, полосатые кафтаны и широкие шаровары.

Поневоле Шагаму пришлось принимать незваного гостя с должным почтением и выслушать его речи. Адиль-бей сказал, что на границе родовых владений Кыпчаков, сразу за Перекопом, целый месяц в полной боевой готовности стояли русские батальоны. Теперь, не встретив сопротивления, они перешли через Перекоп. Потому он бы советовал братьям из династии Гиреев, затеявшим эту заварушку с мятежом, немедленно ее прекратить и начать договариваться с русскими.

Из сказанного молодой воин уяснил себе одно: степняки выжидают и не спешат поддержать его отца в претензиях на трон. Видимо, что-то такое особенное посулила им Россия. А если степь, неоглядная, непредсказуемая и великая, поднимется против, то османам в Крыму не устоять. Слишком давно они покинули ее пределы, слишком изнежились, ведя приятную жизнь на берегах завоеванных ими южных морей, позабыв суровые законы степных предков.

После визита карачи Адиль-бея сын новоизбранного хана погрузился в сомнения. Испытывая ничем не объяснимую тревогу, он снял осаду с сельской усадьбы непокорного каймакама и сосредоточил весь отряд наемников в Гёзлёве. Вскоре туда пришел «Хотин». Конечно, аргументы военно-морского флота в споре за территории трудно назвать вежливыми, корректными. Но, как правило, действуют они на противника безотказно.

Кроме известных всем Искеле-Капусу, ханская крепость располагала еще четырьмя воротами. Ат-Капусу стояли на дороге, ведущей на запад, Ак-Мулла-Капусу — на дороге, ведущей на север, Одун-Базар-Капусу — на дороге, ведущей на восток, Топрак-Капусу — на дороге, ведущей на северо-восток. По какой из них ушел столь поспешно отступивший Шагам-Гирей, в городе не знал никто.

Зато все было заранее согласовано у Абдулла-бея с русским отрядом, и едва он приблизился к Тереклы-Конрату, как дубовые створки его ворот распахнулись и пропустили всадников в треуголках и кафтанах на мощенный камнем двор усадьбы. Слуги тотчас взяли под уздцы лошадей. Хозяин ожидал важных гостей в большой комнате, называемой «саламлык». Войдя в нее, кирасиры одновременно сняли треуголки и поклонились ханскому вельможе.

— Sovez le bienvenu a la maison de kaimakam, — произнес Абдулла-бей с довольно сильным акцентом, но грамматически правильно. — Je suis heureux de faire votre connaiccance…

— Notre salutation amicale recpecter Abdulla-bey, — ответил ему князь Мещерский, несколько удивленный. — C’ est la deuxiem fois aue nous venons dans votre ville…[161]

Сначала Абдулла-бей поступил в ханское медресе Зынджырлы, что находилось в окрестностях Бахчисарая. Но здесь учили в основном Корану, арифметике и немного — арабскому языку. Чтоб получить хорошее, всестороннее образование, надо было ехать в Константинополь и платить немалые деньги в медресе при мечети Ени-Джами, построенной в конце XV века матерью султана Мехмеда III Сафие. Там преподавали историю ислама, географию, математику, астрономию, основы военных знаний, арабский язык и французский — как международный.

Наследник старинного крымско-татарского рода Ширин, владеющего обширными землями на юго-востоке полуострова, отправился туда в возрасте тринадцати лет. Он проявлял большие способности к наукам, затем два года путешествовал в Италии, Греции, Египте, изъездил вдоль и поперек турецкие провинции Румелию и Анталию. В начале 1770 года отец взял его с собой в поход. Двадцатидвухлетний Абдулла стал свидетелем трех баталий османов с русскими — при Рябой Могиле, Ларге и Кагуле, где турецкая армия потерпела сокрушительные поражения.

Крымские татары, бросив союзников, тогда быстро отступили к Ак-Кермену. Но эти события заставили многих в Крыму задуматься о том, так ли велика мощь Оттоманской имперской Порты, как о ней принято думать и как всюду и всегда разглагольствуют сами о себе турки.

При Кагуле, например, они имели значительное численное превосходство над противником, но это не остановило полки неверных. Их действия на поле битвы были точными, быстрыми, сильными, и малоорганизованные толпища воинов ислама поддались им, словно прогнившее бревно удару стального топора.