На юго-восток от Гемлика, в двадцати девяти километрах, лежал город Бурса, основанный древними римлянами, затем принадлежавший византийцам и отвоеванный у них в 1326 году предводителем сельджуков Орхан-Казы. Первая столица Османской империи, Бурса славилась своими великолепными мечетями и теплыми минеральными водами. Опытные люди советовали Селиму полечить там старую рану на левом плече, которая время от времени его беспокоила.

В мае 1771 года он впервые приехал в Бурсу и увидел красивый город, утопающий в зелени. Термальные источники располагались в западном его предместье, называемом Чекирге. Селим посетил все знаменитые места. Он принимал горячие ванны в банях Кара-Мустафа-паши и Эски-Каплыджа, поклонился кенотафу султана Мехмета в мавзолее Эшиль-Дюрбе, несколько раз молился в храме, построенном в честь великого Орхан-Казы, доблестного воина ислама. Тут было ему видение, предвещающее победу над неверными в Черном море, после чего он решил назвать новую шебеку «Орхание».

В Бурсе Селим намеревался даже снять дом для четырех своих жен и шести детей, как капудан-паша напомнил корсару о султанской службе. Ему пришлось возвращаться в Гемлик, чтобы приготовить корабль к походу на север. Еще через две недели турецкая флотилия из Мраморного моря, насчитывавшая около сорока военных и транспортных судов, миновала Босфор, и черноморский ветер впервые ударил в берберские паруса.

Те, кто в Марокко пугал Селима суровым климатом Крымского полуострова, преувеличивали. В июне погода здесь стояла солнечная, жаркая, почти субтропическая, как и в его родных краях. В подзорную трубу он наблюдал голубые бухты, обрывистые скалистые берега, ровные строчки виноградников на желтовато-серых склонах, спускающихся к прозрачной воде. В этих картинах раису чудилось что-то знакомое.

Флотилия благополучно прибыла в Керчь, берберы сошли на пристань и попали в обычный восточный город. Здесь имелась главная площадь, мощенная камнями, три шумных базара, множество мечетей с минаретами, узкие кривые улицы, длинные заборы, белые домики со вторым этажом, выступающим вперед, как бы нависающим над уличным пространством. В чайханах и кофейнях неподвижно сидели бородатые турки, татары и греки. Они пили кофе, курили кальян и вели неспешные разговоры.

Внезапно все переменилось.

Словно бы невидимый вихрь промчался над Керчью. Базары, чайханы, кофейни опустели. Красные фески, разноцветные чалмы и круглые черно-каракулевые крымские шапочки засуетились, бросились по домам, потом и вовсе бежали из города. Слух о вторжении на полуостров российской императорской армии взбудоражил их. Османские корабли, едва успев пополнить запасы провизии, вышли в открытое море. У Керченского пролива они увидели десять многопушечных парусников. Белые флаги с косыми голубыми крестами реяли у них за кормой. Это были русские.

Они смело пошли на сближение.

Селим Траблези предвкушал бой, весьма удачный для мусульман. Ведь они имели явное численное преимущество. Дабы не упустить лучшую добычу, бербер сразу вызвал на верхнюю палубу абордажную команду, вооруженную крючьями, саблями, топорами и пистолетами. Его канониры, схватив принадлежности для стрельбы, заняли места у орудий.

Только ни одна пушка в тот день 21 июня 1771 года не выстрелила.

Командующий флотилией многоопытный мореплаватель Сулейман-паша испугался. Не веря своим глазам, он полчаса рассматривал вражеские корабли и сыпал витиеватыми морскими ругательствами, в которых через слово упоминался шайтан. Прежде ничего подобного адмиралу здесь не попадалось. В худшем случае плавали канонерские лодки, имевшие одну пушку, установленную на носу. Возникшая ниоткуда эскадра казалась ему фантомом, порождением сатаны. Никто не предупреждал его о такой встрече. Пребывая в полной растерянности, Сулейман-паша решил позаботиться о сохранении вверенных ему судов, отдал приказ о повороте на 180 градусов и первым пустился наутек, подняв все паруса.

Если бы Траблези не выполнил приказа, то янычары, посаженные на «Орхание» в Гемлике, умертвили бы его. Собственно говоря, они уже собирались это сделать, видя, что раис медлит с поворотом. Они окружили его и достали из ножен ятаганы. Острый конец клинка уперся ему в спину, и Селим счел за благо крикнуть матросам командные слова.

Флотилия уходила на юг. Русские бросились в погоню за ней. Но парусники их быстрым ходом не отличались. К тому же ветер усилился до штормового, начался ливень, и мгла, опустившаяся на море, скрыла турецкие корабли от преследователей.

Запершись в каюте, Селим достал из шкафчика свиток с текстом договора и перечитал его. Бумага была составлена хитро. Правительство Оттоманской Порты не обещало ему вести наступательные действия повсюду. Оно лишь гарантировало берберам, при беспрекословном их подчинении, условия службы, одинаковые с турецкими моряками.

Бербер понял, что нынешнее поколение стамбульских флотоводцев никогда не забудет про Чесму. Страх перед русскими поселился в их душах, и потому ожидать абордажных схваток на здешних водах не приходится. Следовательно, его плавание под красным флагом с белым полумесяцем и звездой будет безопасным и… совершенно неприбыльным.

От злости корсар хотел ночью передушить янычар и немедленно увести шебеку в Марокко. Но потом одумался. Как незаметно преодолеть два узких турецких пролива Босфор и Дарданеллы? Где скрываться, пересекая Мраморное море, имеющее максимальную ширину 80 километров? Кроме того, юго-западная его часть практически вся просматривается с гористых островов Мармара, Паша-лиманы, Овша.

Так что Селим Траблези остался у берегов Крыма. События на полуострове между тем развивались стремительно. Армия Екатерины Второй в течение двадцати дней вытеснила османов из их прибрежных крепостей. Керченскую гавань флотилия Сулейман-паши с солдатами крепостных гарнизонов на палубах и военным имуществом в трюмах покидала в страшной спешке. Русские парусники вели огонь по ней, но преследовать не стали. На том кампания 1771 года для берберов и завершилась. Они вернулись в Гемлик, разочарованные ее результатами.

Правда, Селим попытался пиратствовать в Мраморном море. В сентябре, крейсируя вдоль северных его берегов, берберы захватили греческую торговую поляку, нагруженную шкурами коз и овец и следующую из Кафы в Салоники. Экипаж из восемнадцати человек в целях конспирации они утопили. Двухмачтовое судно вместе с грузом пригнали в порт Бандырма и выставили на продажу.

Разделив вырученные деньги, согласно их паям, среди своих людей, Селим отправился к командующему флотилией — передать в казну оговоренные в контракте 20 процентов. Сулейман-паша встретил его неприветливо. Оказалось, вездесущая османская разведка мухабарат узнала о рейде корсаров раньше, чем они успели реализовать добычу.

Адмирал объяснил капитану, что он поступил плохо. Во-первых, греки хоть и христиане, но они — подданные султана, исправно платят большие налоги и потому лишать их жизни не следовало. Во-вторых, разбойничать корсарам разрешается только в Черном море, ныне граничащим с враждебным Российским государством, для нанесения всемерного ущерба его хозяйству. В-третьих, при любых отлучках шебеки с базы в Гемлике, Селим должен испрашивать письменного разрешения командующего и объявлять цель плавания.

Видя такой поворот разговора, бербер уже начал опасаться, что сейчас его схватят и отвезут в тюрьму, ибо расправа с нарушителями закона у турок короткая. В последней надежде он с поклоном положил к ногам Сулейман-паши пиратский взнос в казну султана — два кожаных мешочка средних размеров с золотыми и серебряными монетами. Адмирал, не моргнув глазом, принял деньги, пересчитал и выдал Селиму расписку.

— Повелитель правоверных милостив к своим слугам, — сказал он. — Мустафа Третий надеется, что моряки из Марокко еще загладят вину смелыми действиями в следующей кампании 1772 года.

В общем-то, выбора у корсаров не оставалось. В Средиземном море господствовали французы и англичане. В Мраморном море, небольшом, мелководном и мутном, следили за порядком турки. В Черное море вывели неизвестно как возникший флот русские. На собрании команды, которое проходило на квартердеке, между фок-мачтой и грот-мачтой, пираты еще кричали, потрясая в воздухе саблями и ножами, о своей силе. Но когда Селим предложил несогласным покинуть «Орхание» и самим добираться до Сале, с шебеки на пристань перешли лишь три человека с матросскими сундучками.