«Орхание», подобно другим судам берберских пиратов, построили в городе Сале (совр. Рабат), что находился у устья Боу Регред в Марокко. Водоизмещение ее достигало двухсотпятидесяти тонн, вооружение насчитывало 24 пушки. Довольно длинный и узкий корпус шебеки имел нос и корму, как бы нависающие над водой. Каждая из трех ее довольно невысоких мачт несла всего один рей с огромным треугольным — «латинским» — парусом. Это во многом упрощало управление кораблем и позволяло, сократив команду до минимума, сохранять маневренность и при попутном ветре развивать приличную скорость.
Пиратские шебеки легко догоняли английские, французские, испанские, итальянские торговые корабли, тяжелые и неповоротливые. Взяв их на абордаж, берберы захватывали грузи, грабили пассажиров и команду, обращали их в рабство или убивали. Нередко, перед тем как бросить несчастных связанными в море, они безжалостно их пытали, стараясь выведать, где спрятаны сундуки с деньгами и наиболее ценные грузы. Бывало, они приводили в Сале несколько захваченных судов, бывало, топили и жгли их прямо на месте схватки. Поистине пираты властвовали в Средиземном море и в Атлантике на протяжении двух столетий: шестнадцатого и семнадцатого[147].
Но золотые времена для разбойников и авантюристов всех мастей и оттенков во второй половине XVIII века кончились. Мощные военно-морские силы Франции и Англии прекратили бандитские рейды мусульман, отправлявшихся на кровавый промысел из портов Алжира, Туниса и Марокко. В ряде столкновений пиратские эскадры были потоплены или сожжены, наиболее удачливые их капитаны пойманы, посажены в тюрьмы или же отправлены на виселицу. Кстати говоря, среди них немало нашлось вероотступников — французов, итальянцев, греков. Они бежали из своих стран и приняли ислам единственно для того, чтобы презрев законы божеские и человеческие, заниматься убийствами и разбоем на воде.
Рыбаки, моряки, коммерсанты, жители городов и деревень европейского побережья Средиземного моря вздохнули с облегчением.
Лишь в Стамбуле сожалели о закате пиратской эпохи. Правители Османской империи, дававшие берберам свидетельства на каперство, или захват судов христиан на море, и получавшие от них долю добычи, желали возродить многочисленный флот корсаров, который некогда базировался в Сале. Султан Мустафа Третий, озабоченный начавшейся русско-турецкой войной, в 1769 году принял во дворце Топкапы берберского пирата Салиха. Он прославился недавним дерзким нападением на французский военно-траспортиый люгер. Султан пожаловал морскому разбойнику чин адмирала Марокко. Салих сказал, что кораблей осталось совсем мало и бороться с неверными столь же успешно, как в прежние годы, он не сможет. Тогда турки безвозмездно предоставили ему новый тридцатипушечный корабль.
На нем бербер вернулся на родину. Османский подарок заинтересовал его соотечественников. Много удалых молодцов приезжали в Сале посмотреть на корабль. Они хвалили его оснастку, вооружение, прочный корпус. А все-таки нужное количество волонтеров для плавания даже на пяти шебеках набрать не удалось. Слишком часто встречи с французскими и английскими фрегатами, постоянно крейсеровавшими в Ионическом, Адриатическом, Эгейском и Средиземном морях, заканчивались для пиратов весьма плачевно.
Конечно, Селим Траблези водил знакомство с Салихом, хотя новоявленный адмирал и был старше его лет на пятнадцать. При встречах Салих горячо расхваливал своих покровителей. Роскошь султанского дворца произвела на него неизгладимое впечатление. Трехмачтовик, построенный французскими инженерами на верфях Стамбула, оказался добротным и надежным. Вдруг в декабре 1770 года адмирал вызвал Салима, имевшего дом в предместье Сале, к себе для конфиденциальной беседы.
Выяснилось, что он получил секретный фирман от Мустафы Третьего. Султан приглашал берберов на их кораблях поступить на службу в военно-морской флот Османской империи на льготных условиях. Они включали в себя жалование всей команде, полное материальное и техническое обеспечение судов, разрешение на захват военных и торговых плавсредств противника с присвоением 80 процентов добычи. Остальное должно было отходить султанской казне. Взамен повелитель правоверных просил немного: перейти на базы военно-морского флота, выполнять приказы его главнокомандующего — капудан-паши.
Причиной тому послужило событие, для турок очень печальное. В июне 1770 года в Хиосском проливе Эгейского моря в бухте Чесма русские пустили на дно целую османскую флотилию, состоявшую из 15 линейных кораблей, 6 фрегатов и 40 маломерных судов, кроме того, на милость победителей после длительного боя сдались еще один линейный корабль и пять галер. Всего при Чесме погибло и пропало без вести примерно 10–11 тысяч верных воинов ислама. Быстро восполнить столь значительные потери стамбульскому правительству представлялось совершенно невозможным. Между тем русско-турецкая война продолжалась и требовала проведения крупных морских операций.
Адмирал Салих советовал капитану Селиму принять предложение. В Сале как раз достраивалась новая шебека, в которую вложила средства вся семья Траблези. Хотелось бы вернуть деньги как можно быстрее. Если Селим поднимет государственный османский красный флаг с белым полумесяцем и звездой, то французы и англичане его не тронут. В походы же военно-морской флот турок теперь отправляется нечасто. Времени для собственных рейдов за добычей у берберов будет достаточно. Однако надо действовать аккуратно и не оставлять свидетелей. Ведь пучина морская хранит немало жутких тайн, можно ей доверить и эту.
Так убедительно рассуждал Салих, что Селим слушал его, не перебивая. Кальян, который они курили вместе, давно погас, кофе остывал, а к восточным сладостям вроде нуги и рахат-лукума Траблези в чужих домах никогда не притрагивался, ибо вкус яда проще всего замаскировать приторным вкусом меда. Но какой резон новоявленному адмиралу Марокко тратить время на уговоры тридцатилетнего моряка, корабль которого только строится? Лишь один — собственная выгода. Ясное дело, Салих получит деньги за каждую берберскую шебеку или галиот, отправленный на базы османского военно-морского флота.
Впрочем, это вполне естественно.
Только своекорыстным, эгоистическим побуждениям людей доверял Селим, в пятнадцать лет познакомившийся с морем, с корабельной жизнью, с пиратским промыслом. В абордажных схватках он действовал храбро, но не безрассудно. При дележе добычи терпеливо ожидал решения старших товарищей и величину своей доли у них не оспаривал. Коль случались обиды, то отвечал обидчикам, что все, происходящее на земле и на море, — в воле Всемилостивейшего и Всемогущего Аллаха, а он — его смиренный раб.
При таком примерном поведении через два года Селима согласился взять в ученики — за солидное вознаграждение, конечно, — Али Луэль Ахмад, известный в Сале мореход, по преклонному возрасту оставивший прибыльное бандитское занятие. В прежние годы он водил берберские корабли и к Канарским островам, и к проливу Ла-Манш. Фортуна благоволила корсару. Он пережил все шторма и бури, уцелел в многочисленных морских боях и в диких драках, которые нередко происходили на кораблях и в портовых кабаках между его соплеменниками, обкурившимися гашишем.
В первую очередь Али Луэль Ахмад научил юного моряка пользоваться секстаном — основным штурманским инструментом. С его помощью измеряли угловую высоту небесных светил для определения географической широты. Еще в список необходимых принадлежностей входили магнитный компас, астролябия, изобретенная древними арабскими астрономами, и звездный глобус. На нем располагались наиболее яркие звезды. По ним обычно и ориентировались мореплаватели, чтобы узнать местонахождение своего корабля ночью.
На небольшой яхте, принадлежавшей старому пирату, они ходили вдоль побережья Северной Африки. Али Луэль Ахмад разрешал Селиму встать к штурвалу, а сам устраивался рядом, усевшись на сафьяновую подушку и попивая кофе. Он рассказывал юноше о приметах, предвещающих шторм, шквал и штиль, о силе ветра, об управлении парусами. Про то, как управляют капитаны буйным корсарским экипажем. Траблези уже имел некоторое представление.