— Вы так любите этот край?

— Мне он стал родным.

— А на самом деле, где ваша родина?

— Мое имение расположено в Льговском уезде Курской губернии.

— Вы замужем?

— Нет. Я — вдова. Мой муж, подполковник Ширванского пехотного полка Андрей Аржанов, погиб в сражении при Козлуджи…

Почему-то разговор с прелестной посетительницей увлекал Веселитского все больше. Ему хотелось задать ей разные вопросы. Например, про то, кто и как привлек молодую особу к службе в секретной канцелярии Ее Величества и за какие такие заслуги удостоена она, по словам того же Турчанинова, полного доверия государыни. Но он понимал, что правды красавица ему не скажет. Более того, проявлять подобное любопытство среди профессионалов не принято, и любой, подписавший присяжный лист и знакомый с правилами конфиденциальной работы, тотчас насторожится.

Старый разведчик решил держаться канвы официального разговора. Он имел право знать о деталях последней операции Флоры, ибо здесь их задачи совпадали. Из этого рассказа Веселитский сможет понять многое, и тогда сам оценит собеседницу, все ее промахи и ее достижения.

— Каков ныне состав вашей разведывательно-диверсионной группы? — спросил действительный статский советник.

— Слава богу, потерь у меня не случилось, — ответила Аржанова. — При формировании группы по приказу светлейшего князя Потемкина для исполнения задания приданы мне девять нижних чинов Новотроицкого кирасирского полка под командою того ж полка обер-офицера секунд-ротмистра князя Мещерского.

— И это все?

— Нет. Еще передано мне из Каменного арсенала восемь единиц огнестрельного оружия разных типов с припасами, как-то порох, бумага, свинец на триста выстрелов. С ними научены обращаться мои крепостные: горничная, ее муж, ее сын.

— Следовательно, вместе с вами — четырнадцать человек?

— Так точно, ваше превосходительство.

— Прямо скажем, немного.

— Но люди отлично подготовлены, спаяны боевой взаимовыручкой, много раз испытаны в деле, — продолжала объяснять Аржанова. — Наши путешествия по Крыму нельзя назвать увеселительной прогулкой. Они попросту опасны. Я беру с собой только тех, кто верит…

— Во что верит? — удивился Веселитский.

— Мне верит. Своим товарищам верит. В силу русского оружия верит. В мудрость нашей матушки верит. Без такового, совершенно особенного доверия, в трудный путь и пускаться нечего.

Вдова подполковника замолчала. Лицо ее приняло выражение задумчивое и строгое. Действительный статский советник правильно истолковал долгое молчание:

— Значит, приключения у вас были?

— Конечно, были…

Однако она не собиралась посвящать Петра Петровича в детали. Неудобно нагружать столь занятого человека лишними подробностями события, уже минувшего. Аржанова ограничилась одной констатацией факта: около города Кафа на их обоз совершила нападение шайка бунтовщиков численностью до сорока человек. К счастью, кирасиры Новотроицкого полка их рассеяли.

В действительности все обстояло гораздо сложнее, и вечером того злополучного дня Анастасия горячо молилась, благодаря святого Николая-угодника, заступника всех российских служивых людей перед Господом Богом…

Собственно говоря, о том, что нападение может случиться, они думали. Повозки в их караване следовали в определенном порядке. Огнестрельное оружие, всегда заряженное, находилось в середине обоза, в трех больших крытых арбах с прорезанными в их боках отверстиями. В общей сложности русские имели сорок два ствола. При передвижении каравана, который внешне походил на купеческий, для охранения впереди и позади него обычно ехали по два всадника, одетые и вооруженные по-татарски.

По бейлику, или земельному владению, рода Яшлав, занимавшему территорию, прилегающую к Бахчисараю и вытянутую на восток вдоль долины реки Качи, они проехали спокойно. Здесь никто и пальцем не посмел тронуть караван, который сопровождали родственники Али-Мехмет-мурзы.

Перед подъемом на Караби-яйлу[127] русские попрощались со своими татарскими друзьями. На земле, принадлежащей роду Барын, их также встретили радушно. Они устроили большой привал на стойбище чабанов и отдыхали там три дня, наслаждаясь целебным горным воздухом, свежайшими бараньими шашлыками и овечьим сыром, что изготовляют пастухи для себя и на продажу.

Столь же приятно провели они время, пересекая Отузскую долину. Населяли ее таты, или потомки греков и генуэзцев, насильно обращенные в ислам турками, вторгшимися на полуостров в 1475 году. Таты были замечательными садоводами. В их обширных, богатейших садах росли самые вкусные в Крыму персики, груши, яблоки, сливы, абрикосы. Урожай летом 1782 года выдался необычайно обильным. Таты трудились не покладая рук на его уборке и обработке и продавали фрукты русским путешественникам чуть ли не по символической цене.

Ни пастухи, ни садоводы политическими переменами в ханстве не интересовались. Тем более не собирались они вступать в отряды Бахадыр-Гирея. В этом смысле донесения Веселитского соответствовали действительности. Население срединной части Крыма осталось глухо к призывам бунтовщиков о свержении вероотступника Шахин-Гирея, о «джихаде», о переходе страны обратно под протекторат Османской империи.

Наблюдая мирные картины, Аржанова и начальник ее охраны секунд-ротмистр князь Мещерский несколько расслабились. Между тем за селениями Бараколь, Кашка-Чокрак и Ак-Мелез сады и плодоносные горные долины постепенно переходили в степь, ровную, безлесую, сухую. Дорога вела к Кафе, которую мятежники сделала своей столицей. Жители всех окрестных деревень поддерживали их.

В тот момент Аржанова, проехав три часа верхом на своем жеребце арабской породы по кличке Алмаз впереди обоза, забралась в арбу, что двигалась посередине. Она сняла фетровый колпак с чалмой, наплечную портупею с саблей, кафтан и улеглась на подушки. Горничная Глафира подала барыне пшеничную лепешку пита и кружку с ключевой водой. Досифей, муж Глафиры, правил парой лошадей, запряженных в арбу. Николай, девятнадцатилетний сын горничной, чистил барские дорожные пистолеты итальянской фирмы «Маззагатти», имевшие названия по особевностям декора: «Тузик» — с собачьей головой и «Мурзик» — с кошачьей головой. Вдруг князь Мещерский резко отодвинул кожаный полог.

— Татары! — крикнул он и указал на плоское пространство, расстилающееся справа от дороги.

Конный отряд мусульман приближался к каравану рысью. Разнообразно одетые аборигены вооружение имели столь же разнообразное: несколько сабель, пики, топоры, длинные дубины. Но нападавших было в три раза больше, чем русских. Купеческий обоз представлялся им легкой добычей, ниспосланной Аллахом.

— Можно только отстреливаться, — сказала Аржанова Мещерскому и широко перекрестилась. — Жизнь наша в руце Божьей! Спаси и помилуй, Господи…

На подготовку к бою оставалось у них минут семь, не более. Кирасиры успели занять места в арбах с прорезями на боках и взять в руки оружие. Досифей, натянув вожжи, поставил повозку как раз на поворот, всем правым бортом к нападающим. Так она очутилась на направлении главного удара, потому что в толпе конников выделился вожак. Он скакал прямо к ней и нагайкой указывал другим, как брать караван в «клещи».

Николай уже прижал к плечу приклад своего знаменитого егерского унтер-офицерского штуцера ручной сборки Тульского завода. Анастасия сказала ему про вожака: «Он — твой». Она знала о великом таланте Николая и надеялась, что сейчас этот талант проявится в полной мере. Стрельбе молодой слуга обучился всего год назад, но стрелял поистине превосходно. А при столкновениях с вольными сынами степей, как давно заметили русские, важно сразу уничтожить их командира и ближайших его помощников. После чего восточных воинов обычно охватывает паника.

Изготовившись к залпу, они приникли к бойницам. Флора навела карабин на толстого татарина, что скакал рядом с вожаком, и считала метры земли под копытами неприятельских лошадей. Подпустить их требовалось шагов на сорок. Но чего стоило неподвижно наблюдать приближение дико орущей конной толпы! Аржанова краем глаза все-таки следила за Николаем. Очень спокоен, сосредоточен, отрешен от окружающего мира был молодой стрелок. «Нет, он не промахнется!» — уверенно подумала она. Затем по ее команде он медленно опустил палец на спусковой крючок.