Попутно русская путешественница познакомилась с хорошими людьми, проживавшими в этом краю. Отец Гермоген, настоятель церкви в пещерном монастыре святого Климента, разрешил ей помолиться в старинном храме, вырубленном в инкерманских скалах, рассказывал о генерале Суворове, защищавшем с солдатами берега от турецкой эскадры. Греческий моряк Петрас Вардинас на двухмачтовой лодке-фелюге, ему принадлежавшей, отвозил Аржанову, Мещерского и сержанта Чернозуба в Херсонес. Рыбак Касым, при ближайшем знакомстве оказавшийся бывшим прапорщиком Черниговского драгунского полка Кириллом Никоновым, взятым татарами в плен и перешедшим в мусульманство, принимал их у себя в доме. Его сын Искандер-Александр и был тем юным ныряльщиком, кто обнаружил древний корабль из Греции на дне бухты.

Анастасия словно бы услышала шум волн у берегов Инкермана, свист ветра, крики чаек. Ей безумно захотелось отправиться туда немедленно. Она даже знала, зачем. Кирилл Никонов, за чаркой водки повествовавший им о нелегкой жизни, в конце концов признался, что помнит офицерскую присягу, данную императрице Елисавете Петровне. Теперь он не откажет Аржановой. Он доставит Сергея Гончарова, вместе с письмами, ему доверенными, в Керчь.

Однако вопрос следовало согласовать с начальником охраны. Секунд – ротмистр, воспользовавшись ее разрешением, уехал на охоту в компании кирасир. Увиделись они лишь за ужином.

После нее настроение у князя Мещерского заметно улучшилось. Охота удалась, а рассказ о ней за столом получился увлекательным, как любовный роман. Подробности впечатлили. Охотники чудно провели время в долине реки Качи. Почти сразу, в сосновой роще за рекой, они настигли трех лесных кабанчиков, весьма упитанных. Животные такой встречи не ожидали, и три выстрела не пропали зря. Потому сейчас здесь подают не осточертевшую баранину, а свежайшие свиные отбивные. Еще один замечательно точный выстрел произвел капрал Ермилов по оленю. Олень был большой и, по-видимому, старый. Его роскошные ветвистые рога – лучший трофей этой поездки. Оленину, уже замоченную в маринаде лично Михаилом Мещерским, на обед приготовят завтра…

Аржанова дождалась окончания рассказа и пригласила адъютанта светлейшего князя в свою комнату на чашку чая. Там она сообщила ему о предложении белого мага по доставке конфиденциальной корреспонденции. Молодой офицер встретил его в штыки. Он не доверял божьему страннику, считая колдунов, народных целителей и предсказателей будущего отпетыми мошенниками, умело морочащими голову простонародью. Кроме того, Мещерский скептически относился к людям, которые по собственной инициативе обращались в секретную канцелярию, а не по приглашению кадровых ее сотрудников.

Секунд-ротмистр сказал «ФЛОРЕ», что они располагают агентурной сетью Микиса Попандопулоса. Согласно обнаруженным в тайнике документам, список конфидентов состоял из двадцати семи человек, причем четверо из них проживали в ханской столице.

В прошлом месяце они получили значительные суммы от ста до двухсот акче – и дали в том греку расписки. Пора напомнить им о работе, столь щедро оплачиваемой российской казной.

– Вот вы, князь, и напомните, – Аржанова мило улыбнулась молодому офицеру.

– Почему сразу я?

– А кто, по-вашему?

– Ну мало ли…

– Я напоминать не стану, – Анастасия опустила в чашку серебряную ложечку с медом и тщательно размешала. – Как осведомителей, достойных доверия, мне их Попандопулос не представлял. Да, это – его люди. Но после случившегося надо с ними разбираться особо. Между тем время идет…

– Оно работает на нас! – безапелляционно заявил Мещерский.

– Не уверена.

Тут они посмотрели прямо в глаза друг другу.

На великолепном «губернском» балу в Аничковом дворце среди множества гостей Потемкина и Екатерины Великой они вполне могли затеряться, не встретиться. Но все-таки встретились. Курская дворянка сердечно приветствовала его. Секунд-ротмистр тоже обрадовался, увидев Аржанову в добром здравии. Он кое-что знал о ее поездке в Вену. Ей снова повезло, и государыня осталась довольна операцией «ПЕРЕБЕЖЧИК».

Как человек военный Мещерский допускал, что иногда удача играет значительную роль при проведении боевых и не вполне боевых действий. Почему-то к прекрасной вдове подполковника фортуна всегда поворачивалась лицом, даря лучезарную улыбку. Свет ее улыбки распространялся также и на тех, кто помогал Анастасии Петровне, шел рука об руку с ней по трудным и опасным дорогам.

Во всяком случае, свой последний чин адъютант светлейшего получил в награду именно за пребывание вместе с Аржановой в Крыму осенью 1780 года.

Нелегко признавать за женщиной право на самостоятельные решения. Но возможно, новая ее выдумка и есть тот неожиданный поворот, который позволит им выйти из сложного положения с честью. Как Мещерский ни гордился собой и своими солдатами, уложившими на узких улицах Чуфут-кале целый отряд головорезов, ощущения совершенной победы над мятежниками и чувства покоя здесь, у него пока не возникало…

Белый маг продолжал обычную деятельность на конюшне и беззаботно курил морскую трубочку. Другие же члены экспедиции неустанно трудились, готовя его отъезд из Бахчисарая в Инкерман. Сержант Чернозуб, знающий сапожное ремесло, разбирал на составные части запасные сапоги Гончарова. Глафира шила ему новый кушак с потайным карманом, а его летняя жилетка из чесучи и на бязевой подкладке уже давно лежала у нее с подпоротыми боковыми швами. Досифей и Николай занимались дооборудованием арбы. Под ее плетеной из прутьев орешника горбатой крышей они устраивали из дерюги полости для скрытого размещения четырех армейских пистолетов. Но егерский штуцер «Дружок», без которого Николай отказывался выезжать куда-либо, в арбе скрытно не помещался. Он имел длину 110 см и довольно массивный приклад с выдолбленным в нем пеналом для отвертки и пороховой мерки.

Анастасия с утра возилась с шифровальной машинкой Отто Дорфштаттера, вспоминая доктора математических наук не очень ласковыми словами. Механизм, состоящий из двух деревянных дисков, одного – внутреннего и неподвижного, с латинскими буквами, другого – внешнего и подвижного, с шифрознаками, заедало, работал он плохо. Может быть, это происходило от долгого его бездействия, возможно, от дорожной тряски и резкого изменения климата: влажного и холодного петербургского на сухой и жаркий крымский.

Много забот «ФЛОРЕ» доставил и текст донесений. Составить его требовалось максимально коротко, но емко по содержанию. По этой причине она трижды переписывала свое послание Веселитскому, добиваясь, чтобы оно улеглось на узкий, как язык, кусок пергамента, который легко входил в потайной карман на кушаке Гончарова. Для шифровки на имя Турчанинова предназначались разобранные сапоги. Два листка пергамента, испещренных нанесенными карандашом шифрознаками, Чернозуб спрятал между двумя слоями кожи на подошвах.

Верноподданнейшее донесение Аржанова написала на тонкой, но крепкой рисовой бумаге. Оно заняло два листочка. Их свернули в трубочки, перевязали нитками и вставили в боковые швы на жилетке. При тщательном прощупывании найти их не составило бы труда. Но ничего сугубо секретного и чрезвычайно важного письмо императрице не содержало. Имя Али-Мехмет-мурзы она даже не упомянула, ограничившись описанием: «…один из придворных светлейшего хана, некогда, возглавлявший татарское посольство в Санкт-Петербурге и лично известный Вашему Величеству…»

Еще оставалось у нее письмо Турчанинова Веселитскому. Оно имело вид официального почтового отправления: полный титул адресата и отправителя, печать с двуглавым орлом, плотная бумага, сложенная конвертом. Это письмо Анастасия хотела показать Кириллу Никонову, дабы убедить его в том, что Гончаров выполняет функции обычного курьера. Мол, из-за поспешного отъезда русского посла из Кефы в Керчь доставить ему корреспонденцию вовремя не удалось. Место для письма отвели в котомке белого мага. Конечно, не на виду, но и не пряча за подкладку, поместив его – между страниц в молитвеннике, за иконой, свечой и зеркалом.