– Дети, садитесь, – она указали маленьким караимам на подушки возле Чернозуба.

– Ласкаво просимо, – кивнул великан.

Очан и Минаш переглянулись. Никогда они не видели столь огромных людей. Фигура кирасира внушала им страх, однако улыбался он очень добродушно. Расправив рукой усы, сержант поднатужился и вспомнил нужное чужеземное слово:

– Лютфен!

– Сагъ олунъыз[115], – в один голос вежливо отозвались близнецы и, забыв о прежней растерянности, сели на подушки поближе к миске с бараньим боком и гарниром – красным маринованным перцем…

Нет нужды говорить, что русские постарались расположить к себе обоих сорванцов. Они на славу угостили их, показали свое огнестрельное оружие, объяснили, как оно действует, расспросили ребят об их семье и их занятиях. Анастасия под конец вручила каждому по турецкому флори и предложила поступить к ней на службу. Золотые монеты, которые до того мальчики и в руках-то не держали, сыграли магическую роль. Очан и Минаш тут же горячо поклялись исполнять ее поручения.

Перво-наперво близнецы вместе с Эзрой Мичри привели Аржанову и Мещерского в маленькую заброшенную усадьбу на самом краю Бурунчакской улицы, у северного фланга Орта-Исар. По предположению Мичри, дезертир воспользовался подземным ходом, расположенным здесь. Калитка с проломленной доской открывалась легко, одноэтажный дом носил приметы давнего запустения, дверь в сарае и вовсе отсутствовала. Под сараем находилась небольшая хозяйственная пещера, в стене ее, за разваленной горой пустых корзин, – лаз, ведущий в долину Ашлама-дере.

Следы на пыльном полу были свежими и принадлежали одному человеку. Он, видимо, спешил, потому даже не потрудился вновь собрать корзины и замаскировать подземный ход. Осветив факелами черный провал высотой в половину человеческого роста, русские спустились по нему почти до конца и на остром каменном выступе обнаружили малюсенький обрывок ткани с синими полосками – полотно домашней татарской выработки, называемое «атма», из которого делали пояса для рядовых чинов ханского войска.

Никаких сомнений не осталось.

Эзра Мичри, войдя во вкус военных приготовлений, советовал немедленно завалить подземный ход камнями. Аржанова не согласилась. У нее имелся другой план. Курская дворянка почему-то не сомневалась, что лазутчики Казы-Гирея постараются проникнуть в цитадель именно этим путем. Следовательно, передвижение их по нему надо облегчить, а в пещере посадить группу захвата. Пожалуй, с данной задачей хорошо справятся родственники Али-Мехмет-мурзы, любители кулачного боя, вооруженные к тому же отменными булатными кинжалами. Единственная ее просьба к ним – не убивать врагов всех и сразу.

Следующим поручением для Очана и Минаша стал незаметный выход из Чуфут-кале в долину. Русской путешественнице хотелось точно знать, что происходит сейчас в ущелье Марьям-дере, в Салачике, в Бахчисарае, в ханском дворце. Подростки выбрались наружу через подземный ход в усадьбе Бобовича, так как он находился гораздо ближе к дороге, чем остальные три. Спустя несколько часов близнецы благополучно вернулись. Они доставили Аржановой и Мещерскому массу ценных сведений о противнике.

Дальнейшие события показали, что в лице сыновей камнереза Иехуди Казаса защитники крепости действительно приобрели настоящих разведчиков, замечательно ориентирующихся на местности, смелых и ловких. Они воспринимали боевые поручения как веселую необычную игру. Братья носились по горному плато стремглав, с восторгом наблюдая за всеми участниками ожесточенного, яростного столкновения.

Аржанова немного ошиблась. На один день позже ее расчетов серо-желтые слоистые скалы атаковали кавказские наемники Бахадыр-Гирея…

В тихий час перед восходом солнца Глафира, разбуженная возней Апельсина, вышла на веранду. Оранжевая птица била крыльями по прутьям клетки. Горничная решила выпустить ее. Селезень огари взлетел на перила у края стены, прямо над скалой, и вытянул шею вниз. Поворачивая голову вправо и влево, Апельсин чутко прислушивался. Верная служанка тоже склонилась над обрывом.

Утренний туман поднимался по зеленым склонам. Он напоминал сказочное существо, растущее на глазах, клубящееся, протягивающее щупальца вдоль отрогов гор. Но чем ближе к вершине он поднимался, тем прозрачнее становился. Уже обнажились заросли бересклета, отяжелевшие от росы, белая земля тропинки, пробитой среди луговых трав, одинокий силуэт дерева с раскидистой кроной.

Вдруг среди волшебной тишины предгорья наподобие выстрела хрустнул камень под ногой быстро идущего человека. Шесть темных фигур в пелене тумана похожих на расплывчатые тени, прячась под его покровом, спешили преодолеть крутой откос. Глафира перекрестилась. Апельсин широко расправил оранжевые крылья, захлопал ими и испустил пронзительный крик:

– Кра-онк! Кра-онк! Кра-онк!

Удивительно, но его услышали в крепости все. Час «ИКС» настал.

Люди из рода Яшлав, вторые сутки дежурившие в пещере заброшенной усадьбы на Бурунчакской улице, схватились за кинжалы. Воины крепостной стражи, обходившие дозором улицы «Нового» и «Старого города», побежали к своим позициям у Орта-Капу. Кирасиры Новотроицкого полка, в одежде спавшие на втором этаже караимского дома, подняли лежавшие рядом с их матрасами на полу карабины и пистолеты.

Не прошло и получаса, как защитники цитадели заняли места согласно диспозиции. Они поднялись на надвратную башню Биюк-Капу, на вершину Средней оборонительной стены, залегли за створками Орта-Капу, для обмана неприятеля чуть приоткрытыми.

Раньше других нападающих встретили родственники Али-Мехмет-мурзы.

Бекир, командовавший засадой в пещере, проявил чудеса военной смекалки. Шесть лазутчиков, одетых в форменные бешлейские кафтаны, попали к нему в руки. Ошеломленные атакой, о которой их никто не предупредил, они здорово растерялись, сопротивляться не смогли и сразу рассказали все, что знали.

Аржанова таким образом получила почти полный план операции, задуманной мятежниками. Определенная логика в ней была. Например, лазутчикам предписывалось следующее: а) склонить на свою сторону крепостных стражников, вручив им полугодовое жалованье, рядовым – по триста акче, офицеру – пятьсот; б) нейтрализовать с помощью подкупленных бешлеев людей из рода Яшлав и русских шпионов, заперев их в домах; в) дать условный сигнал Казы-Гирею, спалив стог сена на территории разрушенной мечети; г) открыть Большие ворота для конного отряда черкесов.

Князь Мещерский нашел этот план вполне профессиональным. Отправляясь к надвратной башне Биюк-Капу, он сказал курской дворянке, что резидент турецкой разведки в Крыму умнеет прямо на глазах. Ему даже будет интересно поговорить с Казы-Гиреем, если тот по своей самонадеянности и неосторожности вздумает заявиться в Чуфут-кале сейчас, вместе с отрядом наемников.

Байрактар Мубарек-мурза тоже согласился с этим. В двенадцатом часу дня, исполняя поручение двоюродного брата хана, молодой татарин зажег сено во дворе мечети. Столб серого дыма поднялся над цитаделью, но простоял недолго, так как ветер расшвырял его в разные стороны. Подчиненные, руководимые байрактаром, двинулись к Восточной оборонительной стене, чтобы открыть створки ворот и пропустить в крепость выступивших из Иосафатовой долины всадников в черных черкесках.

Сержант Чернозуб, покряхтывая от боли в раненой спине, вместе с пятью кирасирами устраивался на широкой вершине Средней оборонительной стены, взяв от ворот немного к югу. Солдаты зарядили карабины, положили их на заранее приготовленные распорки, направив стволы в сторону «дороги тысячелетий», заряженные пистолеты – у каждого по два – еще находились у них в кобурах. Сержант суеверно поплевал на пальцы:

– Чую, хлопцы, знатно дило зараз буде. Целься, як у тире…

Николай, прижимаясь щекой к березовому прикладу «Дружка», медленно навел штуцер на камень с нарисованной на его боку жженой пробкой первой буквой арабского алфавита «Алиф». Камень обозначал место, тщательно вчера пристрелянное. От выступа Средней стены, где пребывал Николай, до камня насчитывалось 13 метров и 40 сантиметров. Молодой слуга несколько раз проверил расстояние собственными шагами.