Я знаю, он удивительный. Никогда не обидит — ни жестом, ни словом, ни тем более поступком. Ему никогда не придёт в голову устраивать глупые проверки, он не помыслит о предательстве и не обманет.

Оказалось очень легко отбросить сомнения, которые мучили в последнее время — о его возрасте и жизненном опыте. Сколько бы веков нас ни разделяли, он здесь и сейчас — настоящий, искренний и совершенно точно ведомый не одной только волей тела.

Странно и очень наивно — зная человека всего несколько дней, настолько полно ему верить. Возможно, потом меня постигнет разочарование. Но это будет потом.

***

Телефон и симку мы прикупили в каком-то ларьке у дороги — чего только не найдёшь вдоль трассы! Я бы заподозрила, что телефон ворованный, если бы он не был настолько простым, как говорят, «бабкофоном». Кнопочный, большой, неуклюжий. Я с тоской вспомнила свой разбитый почти новый смартфон, безвестно сгинувший в помойке на одной из заправок. Обе карты — телефонная и памяти — лежали в паспорте и ждали своего часа.

До Московской области добрались на удивление спокойно, без погонь и перестрелок — даже не верилось. Я засекла только поворот на вторую бетонку, дальше съехали на какое-то узкое шоссе, где и попался знак о пересечении границы областей, а дальше Кощей нырнул вовсе уж в просёлки.

Несмотря на спокойную дорогу, этот день вымотал не меньше предыдущих. С полудня испортилась погода, зарядил мелкий дождь, и, хотя мы надели комбинезоны-дождевики, которые нашлись в запасах Ейша, и не мёрзли, всё равно мокрая дорога, серое небо и хмурые леса вокруг не добавляли хорошего настроения. К тому же антураж навевал неприятные ассоциации с навязчивым сном. Понятно, что это — обычный дождь и не нужно воспринимать всё так буквально, но хотелось доехать побыстрее.

Скрашивало дорогу только искреннее внимание и забота Кощея. Вроде и раньше он меня опекал, но сейчас во всём этом куда явственней ощущалась личная нота. Как подавал руку и придерживал за локоть, когда я забиралась на мотоцикл, как беспокоился об удобстве. Осмелев, я стала отвечать ему взаимностью, и было что-то восхитительно волнующее в том, чтобы помогать ему поправлять комбинезон, участвовать в заправке мотоцикла, открывая крышечку бака и вставляя пистолет, пока Ейш ходил к кассе. Скажи кому — не поверят, что такие глупости могут вызывать трепет в душе.

И возможность обнять его грела. Вот просто так, потому что хочется. Сесть в кафе рядом и пристроить голову на твёрдом плече, получить поцелуй в макушку… Хотелось и других поцелуев, но обстановка не располагала.

Целью пути стал очередной уютный гостевой дом с небольшим ресторанчиком. Не знаю, как и чем он жил, по ощущениям — располагался в глуши. Не исключено, что тем самым: возможностью отдыха вдали от цивилизации.

Администратор сказала, что двухместный номер остался один, и Кощей взял, не выясняя подробностей. Я мысленно хихикала, ожидая тематический номер для молодожёнов, но всё оказалось не так весело, хотя кровать действительно была двуспальной. После стремительного изменения отношений это обстоятельство слегка смущало, но смущало приятно, вызывая скорее волнующее предвкушение, чем тревогу. Надеюсь, что спокойное лицо сохранить удалось.

Кроме спальни, имелись просторная ванная комната и выход на общую длинную веранду-балкон, которая упиралась в пожарную лестницу. Василий оценил удобство и тут же удрал, стоило открыть дверь.

Кощей позвонил и выяснил, что его сородич уже здесь, и они договорились встретиться в ресторане через полчаса, так что мы оба успели освежиться в душе с дороги, и через полчаса я спускалась вниз в почти приличном настроении. Хотелось свернуться на кровати клубком, ещё лучше — сделать это вместе с Ейшем, но ужин победил с разгромным счётом. Да и любопытно взглянуть, к кому мы так стремились.

— Дружище! Сто лет не виделись! — грохнул, распахивая объятия… видимо, тот самый Горыныч.

Он оказался русоволосым здоровяком на голову выше и раза в полтора шире Кощея, с голубыми глазами и широкой белозубой улыбкой — хоть сейчас в рекламу. И рекламировать можно что угодно, а на слегка заострённые уши никто и внимания не обратит при такой фактуре.

Когда Ейш обмолвился, что сородичу пришлось «идти в богатыри», я не придала этим словам значения, а между тем Гор словно сошёл с какого-то тематического живописного полотна. Всех отличий — гладко выбритый подбородок без малейшего намёка на былинную бороду. Одет тоже по-современному: светлая рубашка с коротким рукавом обтягивала могучие плечи, а элегантные светлые брюки со стрелками совсем не казались на этом человечище чужеродными.

Горыныч как будто с вполне искренним удовольствием стиснул в медвежьей охапке давнего знакомого, а потом обратил внимание на меня.

— А это что за небесное создание? Ты не говорил, что не один.

— Это Наташа, она оператор. Это Гоярын, или Гор, — ровно представил Ейш.

Слегка озадаченная, я вложила ладонь в протянутую руку.

— Восхищён и покорён, прекрасная сударыня, — богатырь склонился к руке в поцелуе.

— Приятно познакомиться, — выдавила с заминкой.

Странное ощущение. Глупое. Когда читаешь всякие романы или смотришь кино, этот жест видится прекрасным и волнующим, а я, кроме неловкости, ничего не чувствовала. Наверное, поцелуй руки, как и поклоны с реверансами, надо уметь не только исполнять, но и принимать.

Гор к тому же задержал мою руку в своей явно дольше необходимого, что отдельно насторожило. Это Кощей ему безоговорочно доверяет, а я вижу в первый раз и не люблю, когда незнакомые типы лишний раз меня трогают. Даже за руку.

— Вы самый прекрасный оператор, которого я видел!

— Все остальные были мужчинами? — хмыкнула я и потянула руку. Удерживать он не стал, снова солнечно улыбнулся.

— Присаживайтесь, вы наверняка устали с дороги.

— Спасибо, — кивнула я и сделала вид, что не заметила вежливо отодвинутого стула, пробралась в угол на другой стороне четырёхместного стола. Рядом сел Кощей. Горыныч не акцентировал на этом внимание, вернулся на своё место.

— Ох и отвык я от перелётов. Самолёты в последнее время такие тесные — не развернуться, не продохнуть! Помнится, лет сорок назад...

Гор явно любил и умел рассказывать, вообще любил поговорить, и, несмотря на излишнюю шумность, слушать его было приятно — чистая речь, бархатистый низкий баритон и лёгкий флёр мягкой иронии надо всем, начиная с самого себя. Но очень быстро я поняла, что слушаю его как фоновый шум моря, гораздо больше сосредоточенная на меню — даже после того, как мы всё заказали. Волевым усилием заставила себя прислушаться, хотя бы из вежливости.

Он рассуждал о полётных нормах и ностальгировал о тех временах, когда в самолётах подавали нормальные столовые приборы, упомянул несколько забавных случаев, рассказал весёлую историю про потерянный багаж, потом перешёл на общие с Кощеем воспоминания. Тот отделывался короткими фразами, порой усмехался, но тоже не выглядел особенно заинтересованным беседой.

Встрепенулась я на упоминании того, как они случайно встретились под Минском в сорок четвёртом и чуть не поубивали друг друга.

— Подождите. А вы что, воевали? — Я обвела мужчин растерянным взглядом.

— И не раз! — широко улыбнулся Гор.

— Но вы же… — я озадаченно покосилась на Кощея, тот как-то неловко пожал плечами, а ответил опять его сородич.

— Так нам за столько лет земля уж родная стала, как в стороне сидеть? В мелкие свары, положим, не лезли, в Гражданскую оно тоже — не наше дело, ваша история. А вот тут — да, и француз когда пёр, и до того ещё всякой швали бывало...

— И кем вы служили? — Я оценивающе покосилась на Кощея, пытаясь угадать.

— Я в пехоте шагал, здоровый же чёрт, а Бессмертный — в танке мехводом колесил. О том разе подбили их, он командира выволок, да и вышел каким-то боком на нас… В грязи, в дыму, поди пойми, свой или нет!