– Но она же развалиться, Макар. Как ее стирать…
– Так она же специальная, Валера! Нерастворимая! Для экономии придумана. Ну ты чё?! Капец, из-за тебя еще и своих копеек недосчитаемся. Что там вообще за вопросы в твоем тесте были? Как не ссать против ветра? Ай-й-й, вот же жопа…
Валера поник и искренне расстроился. Было видно, что он сомневается в том, что наплел ему Макар, но сам в голове уже наверняка подбирал для вожатого очередные извинения.
– Ну ты и лопух, Молотов – ухмыльнулся Макар, решив прервать затянувшуюся паузу. – Шуток не понимаешь, что ли? Расслабься, балбес.
Его собеседник выдохнул и искренне рассмеялся. Маку казалось, что он вообще впервые видел, как Валера смеется. Однако также вожатый признавал, что вполне спокойно бы пережил отсутствие увиденного, ибо во время смеха доходяга выглядел еще более болезненно и странно.
Жизнь и биология паренька явно не пощадили.
– И вот как ты со старшаками работать собрался? Там и не такое будет.
– Да уж…
– Не спеши ты ни куда. Ты еще сам как пионер. Не гони коней, обрастай броней и опыт нарабатывай. А еще лучше – завязывай с вожатской хренью и занимайся другими делами. Полезнее будет.
– Почему? – заинтересованно переспросил лопоухий, догоняя ушедшего вперед вожатого.
– Всё-то тебе объяснять надо – выдохнул Мак. – Потому что вся эта хрень – это сплошная потеря времени, сил и нервов твоих, вот почему. Учись, пока я жив. Для себя я это понял уже потом, когда поздно было руками махать.
– Ну а что в этом такого-то?
– Да ты сам подумай – щас бы ты мог мутить чё-то полезное, отдыхать, девок клеить, а вместо этого страдаешь херней за мизерную зарплату и нарабатываешь опыт, который потом тебе вообще нигде не пригодится. Вот вообще, понимаешь? Будь умнее меня, Валер. Бросай эту ерунду, пока не поздно.
– Извини, Макар, но я не согласен – возразил вожатый. Мак удивился, ибо он не припоминал, говорил ли его ненаглядный сосед за всю смену вообще хоть что-то на подобии этого. – Я не теряю время.
– А чё ты делаешь?
– Ну… Вот смотри – до лагеря мне было трудно общаться с людьми, зато теперь всё иначе. Я учусь разговаривать, спрашивать, разрешать конфликты…
– Эх, жаль тебя до Первой Мировой войны не родили. Ты бы там всё быстро разрулил, да?
Валера снова заулыбался.
– Не знаю, не уверен. Но зато знаю, что теперь мне чуть проще быть среди людей. Но самое главное – здесь у меня друзья появились. Ты, Зоря, Карина… Я никогда не общался с таким количеством человек за такое короткое время. Из дома уезжал только к бабушке, да в санаторий один раз, но с мамой. Зато в “Ювенте” у меня теперь всё по-другому, и я рад. Честно…
– А уж мы-то как рады… Ты бы только знал…
– Это здорово – не воспринял явного сарказма Молотов. – Знаешь, дома у меня всего пара ребят есть, с которыми я переписываюсь и иногда гуляю, но это всё. А так я чаще всего дома сижу, читаю, учусь там…ну или в игры играю. А теперь я здесь! Вокруг столько всего классного. И единственное, чего я щас хочу, так это чтобы вторая смена поскорее началась…
– Как здорово-то.
– Да! Я сначала не знал, буду ли оставаться. Но потом с мамой посоветовался и решил продолжить работу. Мне здесь очень нравится…
– Ладно-ладно, как скажешь, Валер. Ты только остановись, Христа ради… – прервал Мак, мысленно пытаясь отгородиться от помешанного доходяги.
Это был тяжелый случай, и теперь-то с лопоухим всё стало окончательно ясно – будучи одиночкой и задротом по жизни, Валера наверняка был из тех людей, кто готов назвать своим другом любого, проговорившего с ним хотя-бы дольше минуты. Чего уж тогда говорить о жизни с доходягой в одной комнате целую смену или работой бок о бок на одном отряде? Теперь же он наверняка считал Макара и Карину по меньшей мере своими ближайшими родственниками. А может и того больше…
Записываться к Валере в друзья у Мака не было никакого желания, а потому нужно было свести их возможное общение к нулю. Как сейчас, так и в ближайшем будущем. Во всяком случае – стоило попытаться это сделать.
– Так, Валер, у меня еще дела. Нужно…пионеров собрать…подсчитать их, всякое такое. Иди к Карине – вы с ней пока еще напарники, а она без тебя, как без рук. Беги к ней скорее.
– Хорошо. Тогда еще увидимся – добродушно ответил Валера, поскорее отправившись в сторону четвертого корпуса на воображаемую подмогу к напарнице блондинке.
“Ну да, как же” – подумал про себя Макар. – “М-да – вот уж кому в жизни точно придется нелегко”.
К четырем часам вечера седьмой отряд сократился в численности до восьмерых человек. Всех остальных детей родители успели разобрать, как горячие пирожки. Однако Макар не без завести замечал, что у других отрядов дела шли еще лучше. Под началом остальных вожатых было уже не больше пятерых, а в некоторых случаях даже не больше трех пионеров. Избавление от спиногрызов угрожало затянуться для Мака на неопределенное время.
Но еще до этого вожатый успел попрощаться с двумя своими любимцами, если можно было их так назвать.
Ваня и Полина по итогу оказались теми детьми, к которым Мак, сам того не желая, успел привыкнуть. Он никогда не заводил себе любимчиков, да и среди вожатых так делать было не принято. Но всё же, несмотря на моральные запреты и принципы, оградить себя от расположения к определенным персонам получалось далеко не всегда.
Ваня действительно оказался именно таким, каким его и преподнесла вожатому мать пионера – шкодным, шумным и неугомонным. Придурковатый пионер всегда был заводилой и объектом всевозможных приколов, слава о которых выходила даже за рамки их отряда. Но вместе с тем мальчишка оказался не обделен лидерскими качествами, и, если говорить уже совсем честно, так и не сделал за всю смену ничего по-настоящему плохого. Шило в заднице, с одной стороны, не давало покоя юному бунтарю, но с другой – заставляло вести за собой весь аморфный седьмой отряд на соревновательных мероприятиях, принимать участие почти в каждой вечерке и вообще участвовать в любой потасовке, намечавшейся на горизонте. Когда Ваня уезжал, Макар даже пожал ему руку и наградил прощальным шутливым подзатыльником, под который парнишка сам и подставился. Вожатый понимал, что ему будет очень не хватать такой не гуманной, но очень хорошей отдушины. Казалось, что сам пионер думает точно также.
Но милее всего сердцу Макара оказалась Полина – та самая девочка, которой он запретил в один из первых дней смены носить с собой плюшевого мишку. Изначально она показалась Макару типичной подлизой и прилипалой. На многих мероприятиях пионерка ходила за вожатым по пятам, несмотря на его строгость и постоянно раздраженный вид. Случалось, что она даже имела смелость попросить у него прочесть ей на ночь одну из сказок, привезенных с собой в лагерь, что окончательно выводило из себя ленивого Макара, не желавшего тратить свое драгоценное время на такие глупости. Однако пионерка не сдавалась и со временем вожатый всё же пошел ей на встречу, прочитав всей комнате девочек одну из любимых сказок Полины, лишь бы та от него поскорей отстала. Такой неожиданной акции щедрости от Мака не ждал никто, а потому на следующий день прочитать злополучную сказку на ночь просил уже весь седьмой отряд, и даже комната мальчиков, что заставляло вожатого закипать от бешенства.
Макар успел привыкнуть к Полине. А случилось это наверняка из-за того, что пионерка всегда находилась в его поле зрения. Так же, как и Ваня, она старалась участвовать в каждой вечерке, хотя в отличии от самого пионера получалось это у Полины не очень умело. Девочка побаивалась сцены и иногда забывала свои слова, но к концу смены она поднаторела в этом деле и стала справляться куда лучше, что не могло не порадовать Макара, о чём он сам, разумеется, никому не сказал. Помимо этого, девочка всегда охотно помогала в подготовке к вечернему мероприятию – рисовала и вырезала поделки, что всегда очень ценилось в отрядной работе.
