– Да не-не, конечно не ты. Но Макар, вспомни – ты ж сам ко мне подходил и спрашивал за эту тему. А потом сказал: “Надо с этим чё-то делать, тыры-пыры…”. И тут бац – этим же вечером все вожатые как по команде обосрались. Хах, ну прикольно же! Так за это еще и Тамаре перепало, а вам теперь кормежку увеличили. Тут не трудно догадаться…
– Слушай – я без понятия, чё там вечером стряслось. Я просрался точно так же, как и остальные, если ты не в курсе.
– Знаю. Да там ваще всех прочистило. Это еще хорошо, что я на веранде вчера хавал. А то так и я бы с вами до компании толчок мусолил.
– Ну вот, а я о чём? Не, я вчера хотел с другого боку зайти – двинул к Эле… Ну, к Элине Вадимовне, то есть. Хотел, чтобы она взялась за эту херню со столовкой. Думал, поможет… Но хер там плавал, и на этом моя, как ты говоришь – выдумка, и зависла. А Тамара тупо обиделась на нас за наезд, вот и скормила какую-то тухлятину. Походу не думала, что за ее жопу возьмут…
– Ой, да ладно тебе, Макарыч. Я ж и не настаиваю – улыбаясь, пожал тощими плечами Илья. – Это так, мои догадки. Буду нем, как рыба. Не очкуй.
– Я не очкую. Просто ты говоришь…
– Понял-понял, своих не сдаем. Ладно, пойду я за пульт, пока Игорек там от волнения не помер. Бывай. Заходи, если чё. Панки, хой!
Илья ушел, оставив вожатого наедине со своим страхом разоблачения. Мак понимал, что если этот “панк” вдруг решит пустить язык по ветру, то ди-джею обязательно поверят и все остальные вожатые, после чего счастливое будущее Макара окажется под большущим вопросом. На самом деле он не особо переживал за возмущение его “коллег”, но его просто смущал сам факт того, что столь хитроумный план в принципе оказался под угрозой раскрытия.
Справедливости ради стоило признать, что кроме как самого Макара в этом больше и некого было обвинить. Нужно было держать свой идиотский язык за зубами и не делать даже крошечных намеков на свои замыслы, тем более с абсолютно левыми для себя людьми. Сейчас же ему оставалось только надеяться, что Илья действительно оставит свои догадки при себе и не решит проболтаться кому-либо из своих приятелей. В ином случае, как говорится – “не пойман – не вор”.
Вернувшись в клуб, Макар успел застать самую концовку занудного вожатского представления. Сюжет грустной постановки подходил к своему логическому завершению, и из разных концов зала уже были слышны первые пионерские всхлипывания. Мак пожалел, что вернулся, но и поделать было нечего – ему хотелось закончить эту вечерку как можно скорее, а для этого оставалось перетерпеть лишь ее эпилог – прощание с отрядами.
Всех вожатых, находящихся в зале, Ольга пригласила на сцену под грустную и меланхоличную музыку. Туда же поднялись и Элина, хореографы, физрук Игорь и музыкальный работник Варя, из-за объемов которой на и без того тесной сцене стало совсем не протолкнуться.
Элина завела свою речь – не долгую, но очень трогательную и слезливую. Стоило признать, что работать на толпу тетка и правда умела. Она искренне говорила вожатым спасибо, благодарила их за хорошую работу и приглашала всех детей вновь возвращаться в объятья “Ювенты”, если говорить совсем уж кратко. Пионеры из младших отрядов уже начинали пускать слезы и слюни, ведь для многих из них такое грустное расставание было в новинку. Макар жалел этих малявок, ведь с высоты своего опыта он понимал, что они ощутят на себе это неприятно чувство еще не раз за всю отведенную им жизнь. Старшаки, правда, тоже не отставали – девчонки, что ушли с задних рядов и обосновались поближе к действу, смотрели на вожатых грустными мокрыми глазами, а парни просто многозначительно молчали, погруженные в свои мысли.
После выступления Элины настала очередь прощаться уже самими вожатым. Ну и, разумеется, каждый из них наверняка считал своим первейшим долгом делать это как можно более нудно и муторно.
Со временем, когда Маку окончательно осточертело стоять в общей толпе и ждать своего слова, он юркнул в коморку для реквизита, в надежде пересидеть там всё это пафосное действо и хоть на чуточку укрыться от жаркого света софитов, направленных на сцену. Как назло, вожатые начали свои прощальные речи в порядке нумерации, от первого отряда к восьмому, что предвещало Макару долгое и томительное ожидание в коморке. На его счастье – отсутствия вожатого так никто и не заметил.
Когда всё же настал черед вожатых седьмого отряда, Мак и Зоря вышли на середину сцены, оказавшись одни на один с пионерами впереди и в окружении вожатых позади себя. Толпа взирала на них заплаканными глазами, но Зарине этого как будто показалось мало. Решив окончательно добить народ, напарница завела слезливую повесть о том, как же сильно она успела полюбить своих “Бандерлогов” и как ужасно будет по ним скучать.
Девушка действительно была расстроена – глаза у нее были влажными, а голос ощутимо подрагивал, проваливался и буксовал на каждом слове. Пока Зоря, швыркая носом, признавалась в любви своим “гномикам” и “любимкам”, пионеры седьмого отряда грустили так, будто по окончанию мероприятия их вожатых должны были увезти на расстрел нацисты, и сейчас они видели Макара и Зорю в последний раз. Глядя на эту сцену, вожатый догадывался, что пионеры наверняка тоскуют из-за разлуки с Зорей, но никак не по самому Маку. Поэтому вожатый решил не сильно обращать внимание на разыгравшуюся трагедию и просто старался дождаться своей очереди. Больше всего его раздражало стоять истуканом перед всем собравшимся в клубе лагерем, пока Зарина никак не могла закончить свой резиновый монолог.
И вот, спустя почти целую вечность, Макару всё-таки дали слово. Вожатый не стал рассусоливать и решил говорить быстро и по существу, ибо времени на всю эту ерунду и без того было потрачено уже слишком много.
Но к его удивлению, как только зал приготовился слушать, у Макара по закону подлости сжалось от волнения горло, что было очень некстати.
– Так, короче…эм-м-м… Ну…всем спасибо за смену, там… – вяло скрипел вожатый, пытаясь придумывать на ходу. – Седьмой отряд – вы молодцы, но можно было и лучше. Да. И-и-и…эм-м-м… Ваня, помни про мои подзатыльники… Я буду по ним скучать. Ну и рад был познакомиться… Да… Ну…пока…
Больше из себя он ничего выдавить не сумел, да и сказать Маку было почти нечего. За всё проведенное вместе время вожатый так и не смог прикипеть к своим пионерам, а его напарница почти всю смену торчала у него поперек горла, мешая свободно дышать. О таких чувствах, как правило, не говорят со сцены, и Макар решил не прерывать устоявшуюся традицию.
– Я от твоего красноречия прям балдею – строго и даже обиженно бросила ему Зоря, когда они вернулись в вожатский строй.
После вожатых седьмого отряда настал черед прощаться со своим восьмым отрядом Карине и Валере.
Блондинка с трудом сдерживала слезы и старалась не расплакаться, что получалось у нее из рук вон плохо – ее маленькие пионеры “восьмёрочки”, ее самый первый отряд в ее вожатской жизни явно запал девушке в душу, и расставание с ними не могло ее не ранить. Однако главной неожиданностью для публики стал ее лопоухий напарник. Как только Валера взялся за микрофон своей костлявой рукой, из его глаз ручьем бросились слезы, а сам он не мог связать и двух слов – голос у доходяги дрожал от волнения, а в конце и вовсе оборвался, после чего парень вернул микрофон Карине и ушел обратно к вожатым, утирать слезы.
Вот тогда-то и началась самая настоящая вакханалия. Внезапно, в след за уходящим Валерой, на сцену в полном своем составе выбежал восьмой отряд и принялся обнимать своих молодых вожатых. Картина вызвала всеобщее умиление и аплодисменты, но самого Макара ничуть не тронула, и он лишь закатил глаза, ведь из-за этой выходки вечерка грозила затянуться на лишние драгоценные минуты, чего вожатому совсем не хотелось.
Когда восьмой отряд уговорили рассесться по своим местам, Оля, наконец, объявила, что первая смена официально закончена.
В зале погас свет. Вожатые зажгли заранее приготовленные свечи и всё под ту же грустную тягомотную музыку вышли с ними в зал, вернувшись к лавкам своих отрядов, после чего по команде затушили крошечные огоньки. Раздались аплодисменты и в клубе вновь стало светло. При зажженном свете стало ясно, что плачущих пионеров в зале оказалось куда больше. Причем ревели не только юные дети, но и подростки, для некоторых из которых эта смена была последней.
