Седьмой отряд принялся обступать Зорю и ластиться к ней, не забывая при этом попутно рыдать. Пионерские обнимашки перепали даже Макару, но он, в отличии от своей напарницы, вел себя гораздо более сдержанно и “профессионально” – просто похлопывал всех по спине и поторапливал двигаться к выходу.

Позже вечером на берегу озера все отряды собрались на разведении костра – старой традиции “Ювенты”, которая сохранилась еще с самого ее основания. Было прохладно, однако это не мешало народу, кроме самого Макара, горланить песни, весело танцевать и водить хоровод вокруг огня – последней искорки уходящей смены. Мак старался держаться от всего этого шабаша в стороне и лишь приглядывал за своим седьмым отрядом, как пастуший пес за стадом овец, чтобы их потом не пришлось разыскивать по всему побережью. Пробыли у озера они не долго и уже меньше часа спустя снова отправились обратно на территорию лагеря – веселые и уставшие.

По возвращению в корпус Зоря и Макар провели для отряда прощальный огонек. Точнее – его единолично провела напарница Мака. Зоря не затыкалась почти на всём протяжении вечерней посиделки, то и дело вставляя свои комментарии в речь пионеров. Слово за слово, вопрос за вопросом, и вот уже обычный огонек, жить которому обычно было суждено не более получаса, превратился в самое настоящее долгоиграющее заседание. Детям нравилась такая вовлеченность их вожатой, но вот Макара всё это действо стало очень сильно раздражать. У него слипались глаза, затекали ноги и задница от неудобного сидения на полу, а вдобавок ему сегодня еще и напекло шею, из-за чего кожа вожатого горела адским пламенем.

Не выдержав затянувшейся тягомотины, Макар молча покинул холл под всеобщее удивление пионеров и уединился в вожатской. Валеры в комнате не было, ибо он сам еще не успел вернуться со своего огонька, который у восьмого отряда сегодня также продолжался дольше обычного.

Оказавшись в тишине, Мак бестолково лежал на кровати, стараясь ни о чём не думать. Не получалось.

В этом стыдно было признаться, но сейчас вожатый раздражал даже себя любимого, пусть и упрямо не хотел в этом признаваться. Он хотел только одного – лишь бы все окружающие поскорее разъехались по домам и оставили Мака в покое. Все – эти дети, эта приторная Зоря, Элина со своими обидами и расстройствами, этот приставучий Валера вместе с идиотскими муравьями и даже Карина, которая словно пугливая лань всеми силами старалась избегать Макара, как только видела его на горизонте. Он устал от всех и больше не хотел никого видеть. Вожатый предвкушал свободу, но пока что не представлял, где же ему взять сил на то, чтобы дождаться того сладкого момента, когда он вновь сможет оказаться на воле, подальше от “Ювенты”.

Пожалуй, он ждал этого даже слишком явно, и теперь корил себя за такое нетерпение.

Какое-то время спустя огонек у седьмого отряда всё же соизволил закончиться – Мак сквозь дрему расслышал, как пионеры потихоньку расходились по своим комнатам, попутно желая друг другу “Спокойной ночи”. В это же время в вожатскую открылась дверь и в комнату вошла Зарина. Видок у нее был пусть и усталый, но на редкость озабоченный.

Как оказалось – не зря, ведь она вновь пришла выносить мозг напарнику.

– Макар…ты почему себя так ведешь, а? – шепотом спросила Зарина.

– В смысле? Как? – непонимающе спросил Макар.

– Да вот так – показала на него девушка. – Так, будто тебе всё по боку.

После того, как у него в сонной голове прогрузилась эта информация, Макар вяло усмехнулся и сел на кровати. На самом деле смешно ему не было, но показываться этого не хотелось.

– Может, потому что мне и вправду всё равно, Зарин? Или ты только щас это поняла?

– Не верю – покачала головой девушка. – Не хочу верить.

– Ну не верь. Я и не настаиваю – ответил Мак. – Вы там всё, закончили? Можем их укладывать?

– Можем – грустно ответила Зоря и уже собралась уходить, но добавила: – Знаешь… Я уже поняла, что ты эгоист. При чём такой…злостный. Но это пофиг, таких людей вокруг полно – тут удивляться нечему. Я привыкла. Но…

– Что?

Напарница замялась, но быстро собралась с силами. Зарина была из тех людей, что не только за словом в карман не полезут, но еще и в кредит тебе этих самых слов навесят, если понадобится. Этот факт Макар успел прояснить еще в первые дни их сомнительного сотрудничества.

– Ладно со мной, но с детьми-то зачем себя так вести? Зачем выпячивать напоказ это свое капризное и недовольное жизнью эго?

– Чё я сделал-то? Разжуй мне, а то я не врубаюсь…

– А ты никогда не врубаешься.

– Ближе к делу давай.

– Да ты ничего не сделал, в том и дело! – злее зашипела вожатая. – Целый день ходишь, как пожухшая капуста. У детей последний день, а ты всё нос воротишь. Он у нас, видите ли, недоволен. Ай…зачем я это вообще говорю – всё без толку. Хрен с тобой. Ты уже не маленький.

– Пхах… И чё тогда начинала? Тупо скинула на меня негатив свой.

– Ой-ой, да что ты говоришь? Ничего – не сахарный. Зато хоть побудешь в моей шкуре.

– Ладно, как скажешь – у вожатого не было желания спорить с напарницей. – Пошли, а то щас еще час укладываться будут, начнется беготня…

– Погоди… – остановила его Зарина. – Извини, что я вот так… Но мне правда обидно за них. Они же к тебе даже подойти бояться, понимаешь? Хотят, но не могут. Поэтому я прошу – сделай хотя бы вид, что тебе на них не плевать. Пожалуйста. Не для себя любимого, не для меня – для детей.

– Один вечер ни чё не изменит…

– Макар…

– Хорошо, хорошо. Ладно – спокойно ответил вожатый. – Претворюсь, что грущу. Постараюсь…

На самом же деле “притвориться” Макару было совсем не сложно, ведь на самом деле он и правда тосковал.

Тосковал где-то глубоко внутри, стараясь не показывать это всем вокруг и не признаваться в этом даже самому себе. Хотел скрыть грусть по каким-то своим, ему самому неведомым причинам.

Чем-то повеяло внутри… Ностальгией? Да – пожалуй, что именно ей.

Ему вспомнились былые времена. Вспомнился еще тогдашний, его самый первый отряд под номером шесть. И вот теперь история как будто повторялось, но всё было не то и не так. А отсюда и эта необъяснимая злоба и раздражение, которым не было видно ни конца ни края.

А значит проще всего было отпустить малявок и отмахнуться от них, чтобы сердце не так ныло по людям, которых он и узнать-то толком не успел. Или успел? Да кто уж теперь разберет…

Что это? Звонок?…

Макар резко очнулся от писка будильника.

Затылок сразу же стрельнул болью, голова закружилась, а загоревшая кожа на шее неприятно стянулась, из-за чего тело Макара обсыпало мурашками.

Каким-то немыслимым образом он умудрился задремать, прокручивая в мыслях минувший день. Трижды проклиная себя за сонливость, Мак встал с постели с затекшей шеей и растолкал Валеру, который спал сегодня дольше обычного и даже не отреагировал на собственный будильник. Пригрозив соседу расправой, вожатому удалось-таки вытащить Валеру из кровати и отправить его будить к завтраку восьмой и седьмой отряд.

День сегодня намечался тяжелый – предстояло сдать постельное белье отряда в прачечную, раздать детям фотографии, приготовить корпуса к осмотру и еще постараться чем-то занять пионеров до приезда их родителей, не забыв перед этим проконтролировать сбор детских вещей. Самому Макару еще предстояло решить, оставаться ли ему самому в лагере, или всё же сбежать на денек в Ладный, чтобы завтра к вечеру снова вернуться в “Ювенту” посвежевшим и приготовить себя к работе на второй смене.

Короче говоря – настроение у Мака от раздумий стало портиться с самого утра. А ведь он еще даже не успел выйти из своей комнаты.

Манная каша на завтраке в столовой была куда вкуснее, чем обычно. Сахара не пожалели, комочков не наблюдалось, да и налили в кастрюлю будь здоров – на три тарелки каждому хватило бы точно. Макар не был уверен, можно ли было это связать с недавней трепкой Тамары. Да и какая вообще разница?