Казалось, что Г. М. беспокоила невидимая муха.

– Историю… – повторил он. – Что ж, будет достаточно просто связаться с Питсбургом и выяснить это. Если он не связан с управлением полиции и если Л. не умер, тогда Стоун ужасно рисковал, придумывая свою легенду. Но я спрашиваю, сынок: почему ты не веришь рассказу Стоуна?

– Я не знаю, – медленно произнес Чартерс. – Но… Черт побери! Разве ты сам не видишь? Все это звучит недостоверно.

– Ага. Тебе так кажется, потому что ты романтик, Чартерс.

– Боже мой… – сказал Чартерс.

– И все же это так. – Г. М. достал свою черную трубку. – А теперь предположим, что мы услышали бы другую историю. Предположим, Л. умирал бы на чердаке в Вене, с открытыми окнами, за которыми виден закат солнца и герб Габсбургов на крыше собора – будь я проклят! И тогда ты бы поверил в этот рассказ, хотя, скорей всего, он оказался бы полной чушью. Л. был предприимчивым, деловым человеком. И он умирал в приятном солидном городе, похожем на Питсбург, Манчестер или Бирмингем (если это хоть немного приблизит тебя к истине); он задохнулся в хорошем комфортабельном гостиничном номере оттого, что ходил без галош в весеннюю погоду, а не от чахотки или удара ножом из-за занавеса; не было ни вальсов Штрауса, ни предсмертного бреда. И поэтому все это кажется тебе очень подозрительным. О, я признаю, что это разочаровывает. Я разочарован. И Стоун был разочарован. Но это не причина, по которой мы должны думать, что все это сплошная выдумка.

Чартерс равнодушно посмотрел на него:

– Ладно. Я приведу тебе веские аргументы. Во-первых, если Л. не существует, предложение Хогенауэра передать информацию о нем превращается в полную бессмыслицу.

– Так, – сказал Г. М.

– Далее, – резко бросил Чартерс после паузы, пока Г. М. шумно затягивался пустой трубкой, – не забывай о таинственной дочери, дочери Л., о которой говорил Стоун. Потерянная дочь, которую Л. хотел найти и которую Стоун опознал в жене Ларри Антрима. Бетти Антрим – дочь Л.! Чушь собачья! Ты говорил о романтическом складе моего ума. А как насчет твоего? Если выбирать между «моими вальсами Штрауса» и твоими потерянными дочерями, я бы поддержал хорошую мелодию в любой день недели… Кто может знать, что она дочь Л.?

– Ну, во-первых, она сама, – предположил Г. М. и попыхтел своей трубкой. – Ну-ну, сынок, не кипятись. Я признаю, что в этом вопросе мы проиграли. Но если она его дочь, то прямо под этой крышей у нас есть ценный свидетель, который может подтвердить рассказ Стоуна.

Эвелин глубокомысленно произнесла:

– Что, кстати, вы думаете о версии Стоуна об убийстве?

Г. М. уставился на нее:

– Версия Стоуна об убийстве, а? Хо-хо-хо! Значит, у него тоже есть версия? Ты не рассказывал о ней, Кен. И какова она?

– Стоун не думает, что пузырьки со стрихнином и бромидом были подменены и что на каждый из них была наклеена поддельная этикетка, а также что миссис Антрим по ошибке дала Хогенауэру дозу стрихнина и впоследствии настоящий убийца поставил бутылочки на место. Он считает, что убийца хотел, чтобы вы поверили, будто преступником был кто-то из дома Антрима, тот, у кого был доступ к полкам. Аргумент Стоуна заключается в том, что убийца не мог заранее знать, что пропишет Антрим…

– Довольно убедительно, – сказал Г. М. – И?..

– Стоун утверждает, что миссис Антрим дала Хогенауэру приличную дозу обычного бромида. Убийца, узнав об этом, проник в дом. Он наполнил большую емкость с бромидом настоящим бромидом, купленным в аптеке, а затем взял большую дозу стрихнина из пузырька с ядом. Потом намазал этикетки каким-то клейким веществом и немного отодвинул бутылочку со стрихнином в сторону. Это было сделано ради того, чтобы мы решили (как и миссис Антрим), будто кто-то поменял и переставил бутылочки, кто-то, у кого был свободный доступ к полкам. На самом деле Хогенауэр, как считает Стоун, взял домой безобидный флакон с бромидом. Замена произошла на следующий день, когда убийца позвонил в дом Хогенауэра… Версия Стоуна основана на том, что убийство совершил Кеппель. Но мы-то знаем: это мог быть кто угодно, только не Кеппель.

Обескураженный взгляд Г. М. оставался неподвижным.

– Я понимаю, – тихо прорычал он.

– Вы понимаете что? Вы думали об этом?

– О да. Да, – повторил он, – я думал об этом; это первое, что пришло мне в голову. Ага. Это… В любом случае вам, возможно, будет интересно узнать, что этому есть подтверждение.

– Подтверждение?

– Да. Давайте сведем концы с концами, – буркнул Г. М., соединяя пальцы вместе. – Знаете, здесь есть две стороны. Мы тоже не бездействовали, собирая доказательства. Пока вы двое развлекались и на редкость хорошо проводили время, я проделал большую работу дома, допрашивая свидетелей. Как вам известно, у нас здесь уже несколько часов находится вся команда свидетелей. Доктор и миссис Антрим. Также Бауэрс. И Серпос.

– Кстати, что ты думаешь о Серпосе?

– Хо-хо-хо! – После этого внезапного взрыва веселья Г. М. сердито уставился на меня. – Мы дойдем до Серпоса. В свое время. Перестань перебивать меня, будь ты проклят! Я хочу рассказать вам, что произошло тут прошлой ночью… Я имею в виду ту ночь, когда Хогенауэр пришел за своим бромидом… по свидетельству доктора и миссис Антрим.

Так вот… И это подтверждает горничная, девица по имени Дженни Доусон, местная девчонка, и, насколько я могу судить, она вполне заслуживает доверия. Хогенауэр прибыл сюда около половины десятого вечера, его привез Бауэрс на взятой напрокат машине. Горничная его впустила. Часы приема Антрима – с семи до девяти. Тем не менее Хогенауэр решил, что доктор его примет. И доктор его принял. Антрим выглянул из кабинета и велел Хогенауэру войти.

Далее у нас есть показания Антрима, – продолжал Г. М., шумно втягивая носом воздух. – По словам Антрима, Хогенауэр хотел убедиться, что он в состоянии выдержать достаточно серьезное умственное или физическое напряжение – очевидно, в рамках подготовки к небольшому эксперименту с ясновидением, который должен был состояться следующим вечером. Гори все огнем, мы должны были сразу понять, что этот Хогенауэр скрупулезен даже в своих безумствах! Антрим также сообщил, что он понятия не имел, какого рода «физическое или умственное напряжение» имел в виду Хогенауэр. Он был физически здоров, но нервы у него были на пределе. Антрим подумал, что Хогенауэру лучше принять легкое успокоительное; на самом деле, как он сообщил, сам Хогенауэр попросил дать ему бромид. Конечно, Хогенауэр мог бы приобрести его в любой аптеке, не обращаясь к врачу, но это оказалось удобным.

Во время их разговора миссис Антрим открыла дверь комнаты. Естественно, она не стала бы туда заходить, но было уже очень поздно, и она думала, что там никого нет, кроме ее мужа. И Антрим сказал ей: «Солнышко, – (или что-то в этом роде), – не могла бы ты приготовить четверть унции бромида натрия». Примерная доза бромида составляет от пяти до тридцати крупинок. В драхме шестьдесят крупинок, а драхма – это одна восьмая часть унции. В чайной ложке, грубо говоря, содержится меньше, чем драхма. Таким образом, приготовив четверть унции бромида натрия с инструкцией принимать по пол чайной ложки, Антрим дал Хогенауэру четыре фиксированные дозы бромида.

Слова Антрима подтвердила миссис Антрим и горничная, которая случайно проходила по коридору, в то время как дверь была открыта.

– Случайно проходила мимо, – сказал я, – то есть к счастью.

Г. М. посмотрел на меня поверх очков.

– Сынок, ты слишком подозрительный, – раздраженно сказал он. – Уверен, что она была в коридоре. Но похоже, наш друг Бауэрс, которому разрешили подождать в холле, пытался заигрывать с горничной. И ей это не слишком понравилось. Поэтому она околачивалась возле этой двери, чтобы можно было войти внутрь в случае внезапной атаки противника с фланга. Эй?

В общем, миссис Антрим получает задание и идет в аптеку. – Г. М. указал на полуоткрытую дверь в другом конце комнаты. – Там она берет большой контейнер с бромидом или то, что она считает контейнером с бромидом, мы пока не будем по этому поводу спорить. Она насыпает четверть унции бромистого натрия в бутылочку емкостью в пол-унции. Берет ее и отдает Хогенауэру, а тот кладет пузырек себе в карман. Затем миссис Антрим выходит из комнаты. Ее показания завершены. Еще около пятнадцати минут Хогенауэр и Антрим сидят и разговаривают – свидетельство Антрима. Затем Хогенауэр прощается, выходит за дверь в сопровождении доктора, садится в свою машину и уезжает. Антрим идет на прогулку по мысу, чтобы посмотреть на море, он отсутствует в течение десяти – пятнадцати минут, а затем возвращается домой. Время – десять тридцать.