Ожидавший чего-то подобного я, задрав голову, на миг замер. И, каким-то неведомым, называемым в народе «шестым» чувством вычислив траекторию запущенной в меня смерти, успел уклониться.

Для чего пришлось буквально сойти со ступенек и, опираясь одной ногой и повиснув на левой руке, пропустить стеклотару мимо.

Видимо, боеприпасов у пока неведомого мне противника больше не имелось. Так как, за край карниза больше никто не выглядывал. И, судя по раздавшемуся топоту, враг решил ретироваться.

Я же, не переставая контролировать ситуацию, что было чертовски (прости, Создатель, за упоминание имени врага Твоего) неудобно, так как приходилось лезть с запрокинутой головой, продолжил подниматься со всей возможной скоростью.

Пожарных лестниц в здании Дома Офицеров больше не было. Так что, скорее всего, злоумышленники попытаются скрыться внутри строения. Или же затихариться на чердаке. В том случае, если ведущие на последний этаж люки окажутся, как это и положено по регламенту, закрытыми.

Что ж… Пободаемся. Благо, силушкой меня Создатель не обидел. Да и желание быстрей поквитаться и вернуться к своим, тоже придавало энтузиазма.

Ребята, тем временем, исполнили второй куплет и снова, наплевав на потенциальную угрозу заокеанских недоброжелателей, начали восхвалять прелести наших красавиц.

И, пусть всё НАТО! Палит из пушки!

У наших девушек самые, самые, самые

Красивые ушки!

Представив, каким воодушевлением светятся лица женской части нашего коллектива, я, мысленно посылая тысячи проклятий на головы улепётывающих от меня долбоёбов, заскрежетал зубами от злости.

Это ж, такого удовольствия меня гады лишили!

Песенка была не только весёлой и задорной. Последние строчки, если вы помните, носили несколько провокационный характер. И очень хотелось воочию увидеть реакцию «партийной знати» на этот, невинный по своей сути, маленький демарш.

Хотя, даже ежели не одобрят и, как следствие, запретят, песня всё-равно пойдёт в народ. Согласно хорошо известной истине, гласящей, что «слово не воробей, вылетит — не поймаешь».

Ну а номенклатурной мести и каких-нибудь карающих санкций тоже, в принципе, не боялся. Слишком уж хороши остальные наши композиции. И надо быть круглыми дураками, чтобы из-за немножко двусмысленной «Звезды по имени Солнце» и задорной и восхваляющей прелести самой красивой и так волнующей воображение мужской части населения Советского Союза песенки, начать серьёзные гонения.

Когда взобрался на крышу там, закономерно, уже никого не было. И, рассудив, что вряд ли испуганные индивидуумы решили спрятаться от меня на открытом и продуваемом всему ветрами пространстве, я нырнул в слуховое окно.

Названным так не потому, что с его помощью что-то там слушают. А, по имени жившего в незапамятны времена архитектора Слухова.

«И лезет же всякая хуйня в голову». — Спрыгивая на захрустевший по ногами аглопорит, сам себе удивился я. — «И это в то время, когда по этому самому, не о том думающем кочану, в любую секунду может прилететь куском какой-нибудь, ржавой и толстой, к тому же, снабжённой травмирующим рифлением, арматуры».

То есть, простите, в ситуации повышенной опасности и требующей предельной внимательности и концентрации, размышлять о не относящихся к делу пустяках несколько непродуктивно. Не говоря уже о разумности этих, отвлекающих внимание и, как следствие подвергающих моё здоровье, мыслей.

Ансамбль, тем временем, продолжил описывать роскошные формы самой замечательной половины Страны Советов. Звуки доносились в несколько приглушённом и искажённом виде. Но, тем не менее, я без труда мог разобрать, прославляющие достоинства наших гражданок строчки.

Рыдает Англия! Грустит Италия!

У наших девушек самая, самая, самая

Красивая талия!

Правда, к великому моему сожалению, это нисколько не помогало правильно сориентироваться в окружающем меня, довольно тёмном пространстве. И, обалдело крутя бестолковкой, я на секунду замер на месте.

Хорошо представляющий состояние реципиента симбиот, как это частенько происходило в последнее время, снова задействовал недоступные хозяину способности. И, просканировав ультразвуковой волной чердак, подождал, пока их общее тело сделает несколько шагов вперёд. А затем подал первый, корректирующий движение, сигнал.

«Блядь»! — Подзабыв, что у меня есть такой, «замечательный» в кавычках, помощник, я чуть не обосрался от неожиданности. То есть, простите, был несколько обескуражен и едва не утратил контроль над сфинктерами.

Но, поскольку избавиться от назойливой и, вопреки моему недовольству, так кстати возникающей боли было не в моей власти, я тут же взял себя в руки. И, следуя указанию, повернул в противоположную, выбранной мною по недомыслию, сторону.

Глаза, постепенно, обвыклись и я начал различать мешающие движению диагональные, сконструированные для поддержки стропильной системы, упоры. А так же куски кровельного железа, какие-то, наверняка забытые строителями, или же заныканные рачительным завхозом, доски и прочий, очень даже имеющий отношение к делу, мусор.

Почему отметил важность этого хлама вообще и для меня лично? Так ведь, не на прогулку собрался. А нахожусь, если можно так выразиться, в самом, сто ни на есть настоящем, логове врага.

Который, в своём непредсказуемом и весьма искушённом коварстве, может спрятаться в куче этих, хаотично разбросанных предметов. И, конечно же, выбрав неблагоприятный для меня и такой удобный для себя, любимого, момент, огреть вашего покорного слугу по той части тела, которой остальные, нормальные и отдающие себе отчёт в собственных действия граждане, думают.

По тыкве, короче. Она же «кочан», «бестолковка» и прочее, и прочее и прочее.

Так я и двигался. Не то, чтобы на ощупь, но где-то, очень близко к этому. Настороженно всматриваясь в непроглядную темень и изо всех сил напрягая слух.

Которому, в данный конкретный момент, очень даже мешали, отвлекающие от взаимодействия с окружающей действительностью, доносящиеся снаружи задорные голоса девочек.

Стенай вся Франция! Поплачь немножко!

У наших девушек самые, самые, самые

Красивые Ножки!

Залихватски распевали они. А я, злясь на то, что из-за этих уродов пропускаю такое веселье, осторожно, можно сказать, «кошачьей поступью», крался вперёд.

К счастью, мой неведомый помощник, как всегда, не оставил меня в трудную минуту. И, корректируя движение, лёгкими но, оттого не менее болезненными, уколами, отсекал бесперспективные, с его точки зрения, направления.

Танцуй Россия! И плачь Европа!

У наших девушек самая, самая, самая

Красивая Опа!

Перешли, тем временем, к завершающей части нашего славного опуса боевые подруги. И, повторив припев ещё два раза, эффектно закончили.

В наступившей, показавшейся оглушительной тишине, я отчётливо услышал вдалеке какой-то невнятный шорох. И, рассудив, что вряд ли это мыши, подхватил кусок так вовремя подвернувшейся по руку доски, бросился на шум.

Каждую секунду ожидая удара по голове, или ещё какой-нибудь подлянки. Ведь, как ни крути, а убить или, по крайней мере, покалечить, меня хотели на полном серьёзе. Причём, хладнокровно и целенаправленно, сделали это два раза.

В общем, я был начеку и, одним прыжком преодолев разделяющие меня и обнаруженного противника два метра, уклонился от замаха таким же корявым обломком и с огромным удовольствием ударил в ответ.

И, с огромным удовольствием, почувствовав, как попал тут же понял, что немножко переоценил свои силы. А, точнее, сообразительность и дружбу с такой замечательной, невидимой глазом и, как утверждают более старшие и подкованные в материализме товарищи, неосязаемой и даже (тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить) несуществующей особой женского пола, как удача.