Да ещё в таком щекотливом деле, как «организация массовых беспорядков» и прочей, не имеющей к действительности, ахинее и лабуде.

— Успокойтесь, Степан Васильевич! — Мягко но, с отчётливо прорезавшимися стальными ноками в голосе, попыталась урезонить перевозбудившегося парторга Вика. И, словно разговаривая с тяжело больным, психически нездоровым человеком, продолжила. — Разве энтузиазм советских людей, пришедших отпраздновать этот знаменательный для всего народа день, можно сравнивать с только что озвученном Вами непотребстве?

«Молодец, Вика»! — Мысленно поаплодировал нашей клавишнице я.

Видимо, частое общение с Мячиковым на работе выработало своего рода иммунитет, у занимавшей не последнюю должность в телевизионной сфере, Синельниковой.

Да и, нежелание быть оплёванной и позволить сделать нас козлами отпущения, тоже сыграли свою роль.

— Действительно, Степан Васильевич! — Тут же включился в разговор директор. — Не будем пороть горячу. — И, как и положено опытному руководителю, тут же воспользовался принципом, «не можешь предотвратить — возглавь». — Ребята. — Обратился он к нам. — Сколько вам нужно времени, чтобы вынести аппаратуру на крыльцо и настроиться заново?

— Если дадите людей на «тягловые» работы, то минут тридцать. — Тут же поставил его в известность Сергей. — Но, как профессионал, знающий толк в деле, предупредил. — Только мощности, наших колонок для улицы будет мало.

— Я распоряжусь, чтобы вынесли старый комплект. — Тут же «врубился» в ситуацию Семён Яковлевич. — И, посмотрев уже на Вику, вопросительно поднял брови. — Надеюсь, Виктория Ивановна, ваши телевизионщики воспримут всё правильно?

— Без проблем, Семён Яковлевич! — Бодро заверила его наша клавишница. И, чему-то улыбнувшись, добавила. — Нам не привыкать!

— Вот и славненько. — Предвкушающе потирая руки, растянул губы в ответ Стрелочников. И, обернувшись к, как вытащенная из воды рыба, раскрывающему рот Мячикову, предложил. — А вы, Степан Васильевич, позвоните пожалуйста в ГУВэДэ. Пусть вышлют несколько дополнительных нарядов. И поставьте в известность главную городскую больницу. Думаю, пара-тройка машин скорой помощи в данной ситуации не будет лишней.

— Сделаю, Семён Яковлевич! — Возращённый из мрака своих страшных фантазий на вполне обычную землю, отрапортовал Мячиков. — И, видимо признав своё положение в наметившейся субординации, непроизвольно вытянулся в струнку. — Разрешите исполнять?

— Да, Степан Васильевич. Действуйте. — Отпустив Мячикова кивком головы, Стрелочников обратил свой взор на нас. — Программа у вас хорошая, ребята. — Приободрил он немного растерявшийся от происходящего ансамбль. — Да и кое-какую популярность, несмотря на не состоявшиеся пока выступления, тоже имеете.

«Да уж… Не в вакууме живём…» — С некоторым удивлением подумал я.

Хотя… Ничего необычного, в общем и целом, в ситуации не было. Мы не скрывали свои репетиции. В зал, само-собой, не особо наглея, то и дело заглядывали люди. Да и демо-версия, записанная Сергеем и Викой для телепередачи тоже, скорее всего, была растиражирована падкими на всё новое любителями музыки.

Безусловно, к нам никто не приставал на улице.

И, с восторженным криком — «Ах! Это же ОНИ»! — с закатанными в экстазе глазами не хватал за руки.

И уж точно, толпы влюблённых фанаток не спешили срывать с себя лифчики и отдаваться на месте, такому талантливому мне.

Но, как выяснилось, земля полнилась слухами. Копировались на бобины магнитофонов наши репетиционные записи. И, в результате, получилось то, что получилось.

Нас, никому неизвестную и пока ничем не проявившую себя группу, пришло послушать, как впоследствии выяснилось, немногим более двух тысяч человек. Что, для города-миллионника, в общем и целом, было ма-а-аленькой такой каплей в море.

А, для рассчитанного на четыреста или пятьсот посадочных мест актового зала Свердловского Дома Офицеров, могло стать неразрешимой проблемой.

И, в зависимости от Воли Создателя и наших скромных умений, превратиться или в феерический и незабываемый триумф или же, стать позорной и, очень даже может быть, последней и бесславно заканчивающей музыкальную карьеру нашего ансамбля, завершающей страницей.

— Стра-а-ашно-о! — Ели слышно, пролепетала побледневшая Вера.

А, не разделяющая её неуверенности барабанщица приобняла трусишку и, по матерински, погладила по голове.

— Не бойся, Верунь! Прорвёмся! — С энтузиазмом пообещала она. — И, так как все мы молчали, слегка пришибленные свалившейся на нас ответственностью, взяла бразы правления в свои крепкие, натренированные ежедневной игрой на ударной установке, руки. — Хорошо кукситься! Айда аппарат таскать!

И мы, отходя от охватившего нас перманентного коматоза, последовали за «юной барабанщицей».

Навстречу втайне ожидаемый и, в то же время, немного пугающий и будоражащий сознание славе. При этом, смело глядя в глаза, сделавший такой внезапный выверт, судьбе.

Собственно, благодаря участию директора Дома Офицеров, перебазирование со сцены актового зала на крыльцо заняло не так уж и много времени. И, соответственно, сил.

Колонки вообще носили выбранные по неведомому признаку энтузиасты. Оксанину «кухню» переместили сантехники. А с подключением помогли главный энергетик и штатный электрик. С довольно объёмным и массивным органом (который электропианино), подсобили они же.

Так что, на нашу долю осталось гитары, стойки с микрофонами и разная мелочёвка, вроде шнуров и тетрадок с текстами.

Вскоре, немного задержавшись, так как это было заранее оговорено, прибыла духовая секция. Состоящая из трубача, саксофониста и тромбониста.

Я так и не понял, участвуют ли ребята в ансамбле на постоянной основе или же согласились поработать сессионными музыкантами на один вечер.

Во всяком случае, на паре последних репетиций они присутствовали. И, будучи профессионалами с музыкальным образованием, без проблем играли свои партии «с листа».

Дудя в начищенные до медно-золотого блеска инструменты и привнося в звучание задор и… некоторую «монументальность», что ли.

И, хотя инициатором привлечения духовиков был ваш покорный слуга, прекрасно представляющий, что должно получиться в итоге, новый звук нашего коллектива приятно удивил.

Глядя широко распахнутыми глазами на ожидающую толпу, они о чём-то пошептались с Сергеем и, включились в работу. То есть, расставили пюпитры, достали ноты и вытащили из футляров «орудия производства». И… спокойно принялись ожидать начала выступления.

«Вот, что значит, знающие себе цену профи». — С немым уважением подумал я.

Никакого любительского мельтешения, путанья под ногами, дилетантских возгласов «давайте мы поможем» и прочей, сдобренной восторженным щенячьим воодушевлением, суеты.

Люди хорошо знают своё дело, чётко представляют зону ответственности и, без просьбы и крайней необходимости, предпочитают не путаться под ногами.

Затем подъехали вызванные, сработавшим на «…ять» товарищем Мячиковым, дополнительные милиционеры. И, так как наше выступление, из-за которого, собственно началась эта, никем не ожидаемая и, уж точно не запланированная, котовасия, предваряла тожественная часть, стражи порядка принялись через мегафоны увещевать собравшихся людей отойти немного подальше.

Что, в общем и целом, было вполне объяснимо и предсказуемо. Так как перед нашим вечерним шоу должны были прозвучать приветственные речи представителей власти.

А они, элитарные граждане, существующие при любом режиме и в любом обществе, всегда предпочитал немного (а, иногда и очень даже существенно) дистанцироваться от простого народа.

Которому, вроде как служат но… «Фсякое может быть…»

В общем, мои коллеги вежливо, но настойчиво оттесняли толпу. Общественность, хоть и слегка, еле слышно роптала но, в общем и целом, не проявляла видимого недовольства. И, уж подавно, не выказывала никакой агрессии.