Но, видимо, мой чистый и незамутнённый политически неверными мыслями взгляд и судорожное дёргание вверх-вниз бестолковкой, произвели на товарища Мячикова должное впечатление. Так как, на всякий случай а, скорее просто по привычке, окинув нас подозрительным взглядом, он таки решил что прополоскал наше серое вещество достаточно и удалился.

Отвлекать от работы техников и давать указание выставляющих свет рабочим.

Ему, видите ли, нужно было, чтобы развешанные по такому случаю портреты товарища Брежнева и других членов Политбюро, а так же изображение Вождя Мирового Пролетариата и, естественно, облачённого в скафандр Юрия Гагарина, обязательно должны были видны в кадре.

На увещевание ответственного режиссёра, что они приехали снимать музыкантов, а не обязательный в таких случаях «иконостас», он сурово насупил брови и, начав наливаться нездоровой краснотой, набрал в грудь воздуха…

— Линяем?.. — Кинув взгляд на товарищей, робко предложил я.

И, поскольку вошедший в раж и, по моему, начавший закусывать удила, парторг — это страшная, сравнимая с бушующим ураганом сила, все дружно закивали.

И мы, стараясь не отсвечивать и — не дай Создатель! — не привлечь «высоконачальственного» внимания, бочком-бочком двинулись в сторону сцены.

Очень надеясь свалить и, где-нибудь зашухарившись, переждать приступ мячиковского энтузиазма. В ходе которого придётся снова таскать колонки, переставлять ударную установку и совершать другие, совсем не нужные с точки здравомыслящего человека, телодвижения.

— Фу, бля! — Вытерев выступивший на лбу пот, затравленно выдохнул Вадим. И, выражая всеобщее мнение, облегчённо улыбнулся. — Достал, родимый!

— Вадим! Попрошу не выражаться! — Еле сдерживая улыбку, попыталась грозно сдвинуть брови Вика.

Но, не выдержав, прикрыла рот ладошкой и рассмеялась.

К этому времени мы уже были за сценой и, стоя на лестнице запасного выхода, не знали, куда двигаться дальше.

А, так как главный выходом был «перекрыт» деятельным товарищем Мячиковым, волей-неволей, пришлось спуститься по лестнице и оказаться во внутреннем дворе Свердловского Дома Офицеров.

Где, в общем-то, было не так уж плохо. Имелось некое подобие беседки. Как понимаю, сварганенное завхозом для курильщиков.

И мы вшестером, расположившись на крашенных коричневым колером скамейках, принялись ждать счастливого момента. Ага, ага… Того самого, когда, на мой непросвещённый взгляд, нездоровая активность телевизионного идеолога пойдёт на спад и можно будет вернуться в зал.

После того, как техники и, припаханые ради этого доброго дела попавшиеся под руку «добровольцы» расставят сидячие места и закончат с другими приготовлениями, разумеется.

Не то, чтобы нам было трудно потаскать эти, не очень-то и тяжёлые стулья. Но, было откровенно влом. Причём всем и сразу.

В конце-концов, мы ведь играть и петь собрались. Причём, делать это на голом энтузиазме и совершенно бесплатно. А кому заниматься организационными работами, думаю найдётся.

Тот же товарищ Мячиков, уверен, проявит свою недюжинные способности. И быстренько мобилизует, на своё сомнительное «счастье» попавшихся его загребущие руки, комсомольцев.

Проболтав минут пятнадцать и, окончательно проветрив засранные парторгом… э-э-э, подвергнувшиеся идеологическому инструктажу мозги, мы решил отправить на разведку кого-нибудь из девчёнок.

Почему выбор пал на представительницу слабого пола? Так ведь, при здравом рассуждении, девушку вряд ли бы мобилизовали на хозработы. В отличие от меня, Сергея или Вадима.

И, так как кандидатура Вики, в силу её (по сравнению с Верой и Ксюхой, конечно), «почтенного возраста» по умолчанию не рассматривалась, «в бой» предстояло отправиться более юным участницам нашего хитровыебанного… э-э-э, благоразумного избегающего принудительного выполнения совсем не своих обязанностей, маленького, но сплочённого и дружного коллектива.

Попереглядывавшись и, как мне показалось, скрывая внутреннюю дрожь, девчёнки решили двинуться в пасть «великого и ужасного» работника идеологического фронта, вдвоём.

Наверное, чтоб было не так страшно и вообще… Дружеская поддержка в стрессовой ситуации, (а в том, что пятнадцати минутное общение с парторгом приравнивалось с, как минимум, пробежкой сорокадвухкилометровой марафонской дистанции, никто не сомневался) очень важна.

В общем, постучав по дереву (в качестве оного, несмотря на наличие таких удобных и многофункциональных скамеек, обе почему-то выбрали мою гениаль… — ладно, не будем важничать, — многострадальную голову) и дружно поплевав через левое плечё, наши красавица выдвинулись «за линию фронта».

А я, чтобы скоротать время принялся рассказывать анекдоты.

— Вы знаете, чем отличается эстрадный ансамбль от джазового коллектива? Эстрадники играют три аккорда для тысяч зрителей. А джазмены исполняю тысячи аккордов для трёх…

Поскольку поклонников негритянского завывания среди нас не было, всё дружно посмеялись. А я, вдохновлённый первым успехом, начал декламировать второй.

— На голосовые связки благоприятно действуют сырые яйца. А на желание петь — водка. Так что, если сорокоградусную закусывасть сырыми яйцами, пение будет благозвучным и задорным!

Видимо, так как никто из присутствующих «не злоупотреблял» эта шутка не возымела особого успеха. Народ вымученно, только для того, чтобы на обидеть рассказчика, поулыбался.

Но тут, моя первая хохма, словно обретя материальность, напомнила о себе.

Девчёнки вернулись с выпученными глазами и, затравленно оглядываясь, страшным шёпотом сообщили.

— Ребята-а! Там народу, несколько тыщь!

— Вера, Оксана! — Тут же попыталась призвать к порядку испуганных и явно выбитых из колеи девчёнок, Вика. — Что вы несёте? Какие ещё, к чертям собачьим, тысячи?

— Т-т-а-ам… перед входом… — Заикаясь от волнения, пролепетала Вера, собирается толпа… — И, совсем тихо пояснила. — Мы через окно видели.

— Мячиков рвёт и мечет! — Бесстрастным тоном выдала следующую порцию информации более спокойная Оксана. И, устремив взгляд на Вику и Сергея, добавила. — А директор вас ищет.

Надо сказать, что «тылы» Дома Офицеров были огорожены кованной чугунной оградой. С положенными в таких случаях пятиконечными звёздами и прочей военной атрибутикой в виде скрещенных пушек и бодро задравших стволы танков.

В общем, задний двор представлял собой эдакий «тихий оазис», в котором мы повели последние пятнадцать минут и, как оказалось, были совсем не в курсе происходящих «во внешнем мире» событий.

Не то, чтобы я не доверял девушкам. Но, природное любопытство взяло верх и, вместо того чтобы войти внутрь и, как и положено приличному молодому человеку, удовлетворить свою тягу к знаниям, посмотрев в окно, я решил поступить по своему.

А именно, перепрыгнул через забор и, выглянув за угол, удостоверился, что Вера и Ксюха были целиком и полностью правы.

Не знаю уж (не счёл нужным заморачиваться подсчётами), сколько там было народу. Но уж явно больше вместимости, рассчитанного человек на четыреста-пятьсот, актового зала.

Тихо присвистнув, я в лёгком ахуе… извините, в некотором удивлении, вернулся обратно и понял, что выбранная мною тактика «сигания через забор» была верной.

Так как во дворе появились директор ДОФа, Семён Яковлевич, носящий немного смешную фамилию Стрелочников и вездесущий и, если честно, немного подзаебавш… прошу прошения, излишне назойливый, товарищ Мячиков!

— Что вы себе позволяете! — Не давая раскрыть Стрелочникову рта, сходу начал наезжать он. — Вы понимаете, что это может вылиться в массовые беспорядки?

«Дебил, блядь! Урод припизженныЙ»! — Не очень лестно но, как по мне, вполне себе объективно, молча охарактеризовал его я.

Но, так как благоразумно избрал для себя «номер шестнадцатый», предоставил право отдуваться Сергею и Вике. С облегчением, при этом, подумав, что правильно сделал и не попёрся внутрь.

Вот было бы весело, встреть я их один на один. Мозгоёбка была бы знатная. То есть, опять извиняюсь за мой французский, пришлось бы принять первый удар на себя. И выслушать ничем не заслуженные упрёки и дебильные обвинения.