То есть, по мнению здешних обитателей, со всех сторон виноват был я. А они, эдакие благородные разбойники, просто решили надавать зарвавшемуся менту по рогам. Заодно обломав оные и указав болезному на его настоящее место.

В стойле.

Размышляя на тему «кто», я пришёл к выводу, что вариант был только один. В чём, через пару минут и сумел убедиться.

Мы обошли дом и, поднявшись по ступенькам, оказались внутри.

Поражённый убранством, я негромко присвистнул. Ибо никаких вам «деревенских сеней» и прочего крестьянского антуража не было и в помине.

Напротив. За верандой, служившей эдаким «клапаном» сразу начинался отделанный деревом холл. С претензией на вычурность и соответствующими прибамбасами.

В виде оленьих рогов на стене, лежащей на полу медвежьей шкуры и негромко потрескивающего поленьями камина.

— Ну здравствуй, родной! — Противно скалясь, приветствовал меня тот, чью тощую задницу я, совсем недавно, имел неосторожность попортить. — Вот и свиделись, сука!

«Глаза б мои тебя не видели, мразота». — Чуть не сплюнув с досады, подумал я.

И только хорошее воспитание удержало от того, чтобы харкнуть на гладко выструганный и покрытый светло-коричневым лаком пол.

А почувствовавший власть юноша, продолжал глумиться.

— Что, ментёнок? Поджилки трясутся? — Наливаясь кровью и брызгая слюной распалялся он. И, накручивая себя, схватил меня за грудки. — Да я, знаешь, что сейчас с тобой сделаю?

«Бить будут». — Весело и предвкушающе догадался я.

И, не поверите, начал испытывать какую-то злую радость. Ведь, на тренировках по боксу, помимо воли приходилось сдерживаться. Чтобы, не дай Создатель, не сломать сопернику что-нибудь или, что ещё хуже, не отправить к праотцам одним ударом.

Собственно, убивать ушлёпка я и не собирался. Так, навалять чуть-чуть да и сдать коллегам.

Однако дальнейшие слова папы «мальчика» внесли небольшие коррективы. Как в моё настроение, так и в развитие событий.

— Сядь, Иннокентий. — Приказал тот, чей голос я слышал из багажника.

Сидящий за богато заставленным столом мужчина пригубил бокал с чем-то красным и, поставив его на скатерть, пожевал губами.

— Молодой человек. — Соблюдая видимость приличий, обратился он ко мне. — Вы хоть понимаете, насколько вы были не правы?

— В чём же? — Стараясь не выдать голосом пренебрежения, поинтересовался я.

— Во всём! — Кратко и лаконично, ответил он мне. И, поясняя расклад сил и, как понимаю, масштабность своей фигуры, продолжил. — Вам же с самого начала дали понять, куда лезть не следует!

«Так вот ты какой, грозный и всемогущий партийный босс»! — Я прищурил один глаз, припоминая, что мельком видел этого кадра в обкоме. — «Решил, значит, в очередной раз заступиться за кровиночку и отомстить за поруганную честь».

— Плохо сына воспитываете, Альберт Трифонович! — Назидательно попенял ему я. И, переступив с ноги на ногу, позволил себе небольшое предсказание. — Вряд ли из него получится достойный член общества.

— Да, что ты несёшь, урод! — Опять вскинулся жаждущий отмщения Кеша. И снова принялся бросаться угрозами. — Да я твою жопу на британский флаг порву! — В этот раз «папа» прерывать чадо не стал и, воодушевлённый мнимым всевластием и пьянеющий от, как он думал вседозволенности, отпрыск накручивал себя всё больше и больше. — Да мы тебя, козла, сегодня все хором в жопу отымеем! — Кривя губы, пообещал он. — А завтра с пацанами пустим на хор твою Верочку!

— Ты знаешь Веру? — Попустив тявканье щенка мимо ушей, уточнил я. — Откуда?

— В одном классе с сучкой учились! — Злобно и пренебрежительно пролаял он. И, выплёскивая застарелую ненависть отвергнутого ухажёра, зашипел. — Нос всегда воротила, сучка! Королева, ёб её мать!

«Как всё пло-охо-о»! — Печально подумал я.

Ибо в этот раз я всерьёз и, практически без вариантов, предстал перед весьма нелёгким выбором.

Кто я? Честный советский мент, действующий строго в рамках уголовного кодекса, или же вправе немножко отступить от буквы закона? Наплевав на всё и, тем самым, самому оказаться по ту сторону защищаемых мной баррикад.

«Папенька» ведь, большая шишка у власти. И, кто знает, не выйдет ли так, что приехавшие сюда коллеги, сочтут меня злобным дебоширом и хулиганом? Ведь, как ни крути, а сохранить порядок, устроив при этом побоище, не получится.

И в глазах милицейского наряда я буду выглядеть полнейшим отморозком. Ворвавшимся на загородную дачу уважаемого и, самое главное, большого человека и устроившего дебош.

Попрут ведь из органов. А то и дело пришьют.

Стало как-то тоскливо и неуютно. Привычный мир рушился, в принципе, не давая ничего взамен. А ровный уклад жизни, где я, в меру сил и способностей, ловлю преступников, занимаюсь боксом и вечерами играю в ансамбле, набирая скорость нёсся прямиком в тартары.

— Работать будешь на меня. — Видно, решив по моей кислой роже, что воля оппонента окончательно сломлена, начал обрисовывать моё незавидное будущее «папа». — Он ещё раз шумно отхлебнул из фужера и, нанизав на вилку кусок жареного мяса, смачно зажевал. — Но сначала… — Его глазки гаденько и похабненько заблестели. — Вам придётся кое-что пережить…

Взгляд его, при этом, метнулся куда-то мне за спину. И, так как вариантов не было, от слова «вообще», волей-неволей, мне пришлось действовать.

Слух мой, впрочем, как и все остальные чувства, был напряжён до предела. И поэтому приближение и замах, намеревавшейся ударить сзади по голове шестёрки не был для меня новостью.

Ещё раньше приметил, что оба урки были правшами. Так что, я немножко сместился влево и, пропустив полетевшую мимо дубинку, дёрнул того за руку. А затем, так до конца и не решив, как действовать, обхватил шею нападавшего и легонько сдавил.

Вес стремящейся к полу тушки и моё вмешательство сделали своё дело. Послышался негромкий, но вполне отчётливый хруст и на медвежью шкуру упал первый труп.

«Поздравляю с почином, младший лейтенант милиции». — Обречённо подумал я. — «И добро пожаловать в клуб убийц»!

Подхватив палку с пола я, не теряя времени даром, отоварил начавшего выходить из ступора Карася по кумполу. Да и глупо было бы, избежав певой атаки, позволить ему насадать себя на появившийся руке прихлебателя нож.

«Чпок»! — Сказала вступившая в соприкосновение с черепушкой шестёрки дубинка.

«Хрусь»! — Ответила голова бандита.

На рукав мне брызнуло чем-то красно-серым. Но, не обращая на это внимания, я уже развернулся на «сто восемьдесят» и, сходу оценив ситуацию, метнул вымазанный мозгами и кровью снаряд в вытащившего из кармана халата пистолет Альберта Трифоновича.

Изо всех сил стараясь сохранять хладнокровие и тщательно дозирую силу броска.

Так как переоценивший свои возможности «папа» нужен был мне живым.

В самом деле… Невольно и, видит Создатель, не по своей прихоти, переступив закон, я скорее всего вынужден буду скрываться. Ну или, во всяком случае, предстоит жить оглядываясь и находится настороже.

А для скорого и поспешного бегства, с последующей мало-мальски правдоподобной легализацией, требуется что?

Правильно! Деньги, деньги и ещё раз деньги.

Бесспорно, кое что удастся взять с трупов. Но, по большом счёту, это будет совсем несущественной мелочью. И, для того, чтобы качественно замести следы, явно окажется мало.

Средства у зарвавшегося партийного босса явно имеются. Так, почему бы и не заставить его поделиться? С вынужденными встать на преступный путь младшим лейтенантом милиции.

Причём, сделавшим это исключительно по его, Альберта Трифоновича, прихоти.

Жалобно хрюунув, коммунистический босс обмяк в кресле. А слегка побледневшей сынок, схватил со стола нож и, выставив его перед собой, отчаянно завопил.

— Ты что творишь? Не подходи! Не подходи-и, су-у-ука-а!

При этом он судорожно размахивал неуместным в этой ситуации столовым прибором и пятился к камину.