Ну, не совсем же олигофрен ухаживающий за ней шакалёнок. И, вряд ли он трепался о случившемся на каждом углу. Хвастаясь молодецкой удалью и собственными похождениями.

Хотя, среди преступного контингента, есть и такие. Избив кого-либо, и ограбив, тут же заливают зенки и направо и налево рассказывают о собственной, в кавычках, «крутости». И потом, когда находят остывшее тело, а на него надевают «браслеты», наверное рвут на себе волосы, жалея о охватившем словесном поносе и подведшей под монастырь болтливости.

— Руки на стол! — Громким и, не оставляющем надежды как-то «повилять», голосом, скомандовал Позняков. И, когда пустившая слезу деваха растопырила пятерни на не очень чистой скатерти, вытащил из кармана карандаш и, дотронувшись до кольца, спросил. — Твоё?

— Моё. — Всхлипнув, подтвердила владелица. И, непроизвольно сжав пальцы в кулачки, попыталась убрать грабки под стол.

— Руки на стол! — Снова гаркнул майор и, когда дёрнувшаяся от страха цыганка повторно выполнила требование, продолжил допрос. — Где взяла?

— Отец подарил! — Попыталась выгородить хахаля малолетка.

— Что ж, прекрасно! — Зловеще усмехавшись, потёр руки Анатолий Викеньтьевич. — По имеющимся у нас сведениям, ювелирное украшение было похищено у Галины Михайловны Огурцовой. Чей родной брат, Кирилл Михайлович Андрианов, был убит неподалёку. Так что. — Он бросил взгляд на Василия, который тут же вытащил из кармана наручники и многозначительно покачал их на указательном пальце. — Собирайтесь, уважаемый! — Последние слова были адресованы хозяину дома.

Кряжистому, по самые глаза заросшему побитой сединой чёрной бородой мужику, с недобро сверкавшими глазами.

На что тот, взревев, словно белуга, выдвинулся вперёд, с явно недружелюбными намерениями.

Правда, уточнять, что конкретно он собирался сделать, я не стал. А, не дожидаясь дальнейшего развития событий, встал на пути у явно решившего восстановить «справедливость» цыгана и легонько прописал ему в челюсть.

Здраво рассудив, что так будет лучше для всех. В том числе, и для распластавшегося на полу медведеподобного дядьки.

Ведь, схвати он за грудки Познякова и, хочешь или не хочешь, а пришлось бы составлять ещё один протокол. Везти болезного в опорный пункт и определять на вполне законные пятнадцать суток. За нападение на сотрудника милиции и сопротивление представителю власти.

Ясно же, что отец малолетней прошмандовки не виноват. Но, как и положено несправедливо обвинённому, решил добиться правды вот такими, немудрящим «дедовским» способом.

Так что я, если хотите, немного нарушил закон но, при этом, избавил всех и, главным образом хозяина дома, от очень многих «головняков». И, пусть и не очень больших но, отнимающих время и потому весьма досадных неприятностей.

Видя такое развитие событий, представительница среднего поколения завизжала и бросилась к мужу. А бабка, сразу смекнувшая, что к чему, подскочила к малолетке. И, схватив ту за волосы, несколько раз приложила лицом о стол.

Отчего из носа у той потекла кровь а, и без того неважнецкий вид, моментально сменился горькими рыданиями.

Что-то лопоча на своём, «ханум» принялась сдирать злосчастное кольцо с пальца заплаканной прелестницы. При этом испуганно оглядываясь на положившего на кобуру руку участкового и с сардонической улыбой взиравшего на всё и, по прежнему играющегося «кандалами» Василия.

Наконец, предмет, вызвавших бурю, переходящих в рукоприкладство, эмоций был благополучно отобран.

Старая цыганка швырнула кольцо на столешницу и, источая флюиды ненависти, злобно прошипела.

— Это Миня ей подарил. — Она, видимо для острастки, шлёпнула по затылку вскинувшую было голову девчёнку, и пояснила. — Ухажёр ейный!

— Что ж, давайте составим протокол изъятия. — Довольным голосом заявил невозмутимый Позняков. И, вытащив из папки лист бумаги, неторопливо уселся на стул.

Тут подал голос пришедший в себя отец «Джульеты». И, видимо для конспирации, что-то быстро и экспрессивно залопотал на родном наречии.

Хотя, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться о том, что он «отрабатывал номер», на публику отговаривая, то ли мать а, может быть, тёщу, от позорного шага выдачи властям соплеменника.

Он даже было дёрнулся к бабке но моё многозначительное покашливание, а так же ангельская улыбка и негромкий удар кулаком правой руки в раскрытую ладонь левой, быстро привели мужика в чувство.

Да и старуха, перейдя с этнического на общепринятый в Советском Союзе русский, презрительно бросила.

— В тюрьму захотел?

Упоминание цыганкой (хоть и не имеющей в данный момент в руках гадальных карт), «дороги дальней» и «казённого дома» окончательно отрезвило дядьку. И он тихо уселся на застеленную довольно-таки изношенным и изрядно потёртым ковром лавку. Чтобы, закрыв глаза и сложив руки на груди, отдаться на волю судьбы и не препятствовать проведению оперативно-следственных мероприятий.

Собственно, составление протокола заняло не так уж и много времени. Старуха и мать юной прелестницы, не то, чтобы с охотой но и без особого сопротивления, расписались в нужном месте. И мы, оставив всхлипывающую малолетку на попечение а, скорее всего, на расправу родным, выбрались на улицу.

— В каком из них Миня живёт? — Спросил Позняков у участкового и тот, указал на ближайший к нам дом, рядом с которым стол один из патрульный УАЗиков.

— Василий, Коля. — Распорядился Анатолий Викеньтьвичь. — Думаю, вам нужно зайти с тыла и перекрыть пути отступления.

Возражать мы не стали. И, сделав небольшой крюк, чтобы обогнуть близлежащие хозяйства, заняли пост возле неидиффицированного мною за неимением листвы облезлого куста, росшего у покосившегося забора.

Маскировка была так себе, еле-еле на троечку. Но, чтобы не быть замученными угрызениями совести, мы с капитаном всё-таки предприняли попытку спрятаться получше. Для чего, присели на корточки, сочтя что сделали достаточно для выполнения отданного Позняковым приказа.

От места нашей засады до дома было метров тридцать. Да и сарай и деревянный туалет «типа сортира» закрывали обзор. Так что видимость была так себе. На троечку с с минусом. И мы вынуждены были догадываться о происходящем и ориентироваться исключительно на слух.

Сперва раздался стук в калитку и зычный голос участкового.

— Откройте, милиция! — Громко возвестил он.

После чего минуты полторы-две ничего не происходило. Разве что по округе разносился истошный собачий лай. Но к крайним мерам, вроде застреленной отрабатывающей свою обглоданную кость животины, прибегать никто не стал.

Вместо этого снова услышали предложение «хозяина здешней земли» убрать раздухарившуюся шавку и, наконец, псина угомонилась.

По всей видимости, дальше в дело вступил Позняков. Так как слов было не разобрать. Зато вполне отчётливо прозвучал истошный женский вой, поддержанный причитаниями собравшихся возле забора «группы поддержки».

О чём велась речь, из-за дальности расстояния, было не слышно. Но, судя по всему, Анатолий Викеньтьевичь требовал, если можно так выразиться, «выдачи подозреваемого».

На что, как понимаю, следовал выражаемый в визгливо-ультимативной форме, категорический отказ.

Ну да, чего ожидать от близких родственников совершившего тяжкое преступление? Разумеется, заверения следственных органов в абсолютной невиновности фигуранта и, с большой долей вероятности, попыток скрыть его от карающей руки правосудия.

Долго ли, коротко но коллеги, по всей видимости, перешли к осмотру жилища нашего приблатнённого ухаря. И тут, бывший вчера таким деловым и презрительно смотревший и, разве что не улюлюкавший вслед, цыганёнок, внезапно выскочил из окошка предбанника и, что было вполне предсказуемо, побежал в нашу сторону.

Ну а куда ему, родимому, ещё деться? Ведь во дворе находились коллеги. А лезть через забор к соседям — тоже не вариант. Так как хозпостройки были единственными строениями, скрывавшими его от глаз наших товарищей.