Она почувствовала на себе его пристальный взгляд, но Элора не позволила себе встретиться с ним взглядом. Он все еще был зол? Он имел на это полное право. Был ли он рад, что она вернулась? Хотя бы чуть-чуть? Она не была готова встретиться с ним лицом к лицу, поэтому и не стала этого делать. Вместо этого она открывала и закрывала каждый шкафчик на кухне, пытаясь понять, где он все хранит.

— Что ты делаешь? — спросил он, наконец нарушив молчание.

— Чего бы ты хотел попить? — Она достала две тарелки, затем осмотрела каждый ящик, как будто это были ее шкафы. Открыв холодильник, она нахмурилась.

Он был почти пуст, если не считать галлона молока, упаковки яиц и куска сыра чеддер. Элора не была хорошим поваром, но она знала, что для сбалансированного питания требуется нечто большее, чем молочные продукты и яйца. После ужина она отправит Франсэс смс с просьбой прислать простые рецепты. После она сделает заказ на доставку продуктов. Листовая зелень. Фрукты. Белок. Йогурт. Назначили ли ему в больнице диету, которой он должен был придерживаться во время выздоровления?

— Молоко или вода? — спросила она, хватая два стакана и наполняя один из них водой для себя.

— Элора.

— Значит молоко. — Она взяла галлон и наполнила его стакан. Затем принялась за еду.

Когда тарелка Зейна наполнилась, она сунула ее в микроволновку и оторвала два бумажных полотенца, чтобы использовать их вместо салфеток. Она взяла молоко и вилку, и поставила их на столик рядом с креслом, затем вернулась к его еде. — У тебя есть поднос? Или ты просто ел с коленей?

— Элора, посмотри на меня.

Она проигнорировала его.

— Эл.

Черт бы побрал это прозвище. Он орудовал им, как рыцарь своим мечом, делая ее беспомощной.

Несмотря ни на что. Она повернулась и встретилась взглядом с этими прекрасными голубыми глазами.

Он все еще был зол, хотя и не так сильно, как раньше. Что касается эмоций, то его усталость, казалось, брала верх.

— Тебе следует уйти, — сказал он.

— Нет.

— Я не хочу…

— Я люблю тебя. — Элоре нужно было собственное оружие. И в данный момент честность была ее самым острым ножом. Она не могла вернуться в прошлое и сказать это много лет назад, как следовало бы. Но она могла сказать это сегодня. — Я очень сильно тебя люблю.

Зейн даже не моргнул, изучая ее. Слышал ли он правду в ее словах? Понимал ли он, что они исходят из ее сердца?

Это нервировало ее — стоять здесь и быть такой честной. Ее инстинкты кричали, чтобы она прекратила это. Спряталась за маской безразличия. Воздвигла стены. Но она сопротивлялась, стоя полностью одетой посреди его дома и чувствуя себя еще более обнаженной, чем сегодня утром в душе.

Наконец, он опустил взгляд на свои колени, и она вспомнила, как дышать.

Она сосредоточилась на своей задаче, ее сердце бешено колотилось, когда она доставала его тарелку из микроволновки.

Он не сказал ни слова, когда она отнесла ее к глубокому креслу и поставила на заставленный стол.

— Что-нибудь еще? — спросила она.

Он покачал головой.

Элора удалилась на кухню, чувствуя головокружение и опьянение от адреналина. Слышал ли он ее учащенный пульс? Ее прерывистое дыхание? Видел ли, как дрожат ее руки?

Несмотря ни на что, она была здесь, поэтому, несмотря на отсутствие аппетита, она приготовила себе тарелку и поставила ее в микроволновку. Как только еда разогрелась, она отнесла ее на диван, села и молча начала есть рядом с Зейном.

Один кусочек курицы оказался слишком большим, и он отодвинул его в сторону, вместо того чтобы попытаться разрезать его кончиком вилки. Она сделала мысленную заметку разрезать все на кусочки размером с укус, пока гипс не исчезнет.

Элора будет нянчиться с ним. И когда он поправится, когда вернется к нормальной жизни, она уйдет, если он попросит ее уйти. Но, несмотря ни на что, она будет здесь, пока он не поправится.

Ни один из них не доел свою еду. Следующие тридцать минут она потратила на то, чтобы вымыть посуду и протереть кухонные столы. Отправив сообщение Франсэс, она отнесла чемодан в ванную и распаковала свои туалетные принадлежности. Одежда, которую она привезла с собой, осталась в ее багаже, но все было сложено у стены, чтобы не попадаться ему на пути.

Зейн наблюдал, как она порхает туда-сюда по жилому помещению. Она чувствовала его пристальный взгляд на своей спине, когда убирала на кухне. И когда делать больше было нечего, когда ей, наконец, пришлось перестать двигаться, его взгляд был выжидающим.

— Элора.

То, как он произнес ее имя, заставило ее сердце подпрыгнуть к горлу. Он собирался попросить ее уйти, не так ли?

— Я люблю тебя. — На этот раз сказать это было легче. Как и извинения. — Прости меня. Прости, что меня не было рядом, когда я была тебе нужна. Прости, что я не пошла с тобой на то свидание несколько месяцев назад. Прости, что я не сказала тебе, что чувствовала. Прости, — у нее перехватило горло, когда слезы навернулись на глаза, — прости меня, Зейн.

Его лицо ничего не выражало, когда он потянул за рычаг, чтобы опустить подставку для ног кресла. Затем он наклонился, схватив свой костыль.

Он что, собирался встать, чтобы проводить ее? Или уйти?

— Я ненавидела быть тайной, — выпалила она. — И я знаю, что это была моя идея, но все равно я ее ненавидела. Мне было невыносимо видеть, как эта женщина сидит у тебя на коленях. Мне было невыносимо видеть кольцо у нее на пальце. Я ненавидела притворяться, что мне все равно.

Зейн встал, удерживая равновесие с помощью костыля, прежде чем направиться в ее сторону.

Элора закрыла глаза, чтобы сдержать слезы.

— Я ненавижу то, что не вижу тебя каждый день. Я ненавижу спать одна в своей постели. Я ненавижу…

— Элора. — Его дыхание ласкало ее щеку. Он прикоснулся к ее губам. — Остановись.

Она открыла глаза. Он возвышался над ней. Белый гипс покрывал его предплечье и большую часть кисти, за исключением кончиков пальцев, которые он прижимал к ее губам. Скатилась еще одна слезинка, и он поймал ее.

— Я не могу остановиться. Есть еще кое-что, что я ненавижу. — Их ситуацию. Себя саму. — Мне есть что еще сказать.

— Я бы предпочел пропустить то, что ты ненавидишь, и снова услышать, как ты говоришь, что любишь меня.

— Я люблю тебя, — ее голос дрогнул. Черт возьми. Она собиралась заплакать. Сильно. Это было невозможно остановить. Ей не было нужно уходить, чтобы спрятаться в уединенном уголке. Он должен был увидеть то, чего больше никто не видел.

Обнажившуюся Элору.

Лоб Зейна прижался к ее лбу.

— Я люблю тебя.

Рыдание вырвалось на свободу, и хватка, в которой она держала свои эмоции — сегодня и всю свою жизнь — разжалась. Она упала на грудь Зейна и заплакала, прижавшись ухом к его сердцу, чтобы убедиться, что оно продолжает биться.

Она плакала, плакала и плакала до тех пор, пока слезы не пропитали его рубашку и шлюзы не закрылись.

— Мне жаль. — Она икнула, прижавшись к его груди. Вот он стоит, опираясь на костыль, а она, казалось, никак не может расцепить руки, обхватывающие его за талию. — Я пришла сюда, чтобы позаботиться о тебе, а не развалиться на части.

Он поцеловал ее в волосы.

— Мне не нужно, чтобы ты заботилась обо мне. Я в порядке.

— Ты чуть не умер. — Она закрыла глаза и покачала головой. — Я не могу… я не могу жить без тебя.

— Ты не обязана.

Ни сегодня. Ни завтра. Но может быть в итоге, у них все получится.

Сомнения и иррациональные страхи по поводу будущего никуда не делись. Но они притихли. Она была обязана объясниться перед Зейном. Она задолжала ему признание.

Но и то и другое могло подождать.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

— Я знаю.

Они стояли рядом, держась друг за друга, пока он не пошевелился и костыль не заскрипел. Этот шум поверг Элору в панику, когда она поняла, что ему, наверное, неудобно долго стоять.

— Тебе следует отдохнуть, — сказала она, высвобождаясь из его объятий.