— Ты прощен. — Она взмахнула запястьем. Определенно, не прощен. — Увидимся.

— Поговори со мной. — Он схватил ее за локоть, заставляя остановиться.

Она резко повернулась к нему, вырывая свою руку.

— Ты не имеешь права прикасаться ко мне.

Эдвин поднял руки, выражение его лица было оскорбленным.

— Рыжик.

— Не надо, Эдвин. Просто не делай этого. — Четырнадцать дней сдерживаемого разочарования вырвались наружу из бутылки, в которой она хранила его запечатанным. — Я не позволю, чтобы меня использовали. — Только не снова.

— Я…

— Шшш. — Кассия рубанула рукой по воздуху.

По крайней мере, сегодня кто-то прислушался к шиканию. Эдвин закрыл рот, его губы сжались в тонкую линию.

— Я не буду для тебя удобной. — Только не снова. — Я не буду запоздалой мыслью. — Только не снова. — Я не буду игрушкой. — Только не снова.

— Ты не являешься ни одной из этих вещей, — сказал он.

— Я тебе не верю. После всего того дерьма, что ты мне наговорил, о том, как ты собирался проверить мои возможности. Рассказать мне, что думать и что чувствовать по отношению к нам. Как ты все прояснишь. Что ж, я думаю, твой уход дал понять все это очень, очень ясно.

Грудь Кассии тяжело вздымалась, когда все, что она хотела сказать, вырвалось на поверхность. Это покинуло ее, а вместе с этим и готовность бороться. Поэтому она ушла.

Эдвин отпустил ее.

И это, помимо всего прочего, доказывало, что их «кем бы они не были» пришел конец. Что ей нужно было сделать, чтобы найти мужчину, который будет бороться за нее? Который останется рядом с ней? Который выберет ее?

Никто не выбирал Кассию.

А это означало, что она должна была выбрать себя сама.

Прогулка до поместья была теплее, чем этим утром, и она не потрудилась надеть перчатки. Но было ли это на самом деле повышением температуры на улице или гнев и сожаление согревали ее кровь?

Когда же она научится распознавать волка в овечьей шкуре? Когда же она перестанет позволять очаровательным улыбкам, воскресным завтракам и монеткам пробираться сквозь ее защиту?

— Боже. — Она распахнула дверь особняка и захлопнула ее за собой. В последнее время Кассия хлопала многими дверьми. Затем она затопала вверх по лестнице, вкладывая свое раздражение в каждую ступеньку. Добравшись до своей спальни, она сразу же потянулась за наушниками, которые забыла сегодня утром, и водрузила их на место.

Ее куртка была брошена на пол, рядом с ней лежал рюкзак. Затем она нашла свой телефон, прокручивая плейлист, соответствующий ее безумному настроению, готовая позволить ему греметь у нее в ушах. Может быть, она прогонит это раздражение танцем, как это было на День благодарения.

Но прежде чем она успела нажать кнопку воспроизведения, чья-то рука выдернула наушник.

Кассия ахнула, оборачиваясь.

Эдвин возвышался над ней, хмурое выражение исказило его красивые черты, когда он вынимал другой наушник. Его щеки раскраснелись. Кончик носа покраснел, а пальцы похолодели.

Он что, шел за ней?

— Что ты здесь делаешь? — спросила она.

— Веду разговор, который не собирался вести в кампусе.

Дверь за ним закрылась. Супер-сыщицей ей не быть. Серьезно, как она могла не заметить, что он последовал за ней домой и зашел в ее комнату?

Если бы это был другой мужчина, возможно, она запаниковала бы, но это был Эдвин. И да, в тот момент она была в ярости на него, но в глубине души она знала, что худшее, что он мог сделать — это разбить ей сердце.

Однажды она пережила уничтожение. Она сможет сделать это снова.

— Я облажался, — сказал он.

— Ага.

Он провел рукой по волосам.

— Я не хочу, чтобы это заканчивалось.

Она открыла рот, готовая сказать ему, что уже слишком поздно, но он приложил палец к ее губам, как будто знал, что она собирается сказать.

— Прости меня.

Она ожидала бесконечного списка оправданий. Его брат. Окончание колледжа. Чепуха. Чепуха. Чепуха. Но пока она ждала его оправданий, их так и не последовало.

Вместо этого он повторил:

— Прости меня.

Мольба в его голубых глазах затронула струны ее сердца.

Кассия отступила на шаг, нуждаясь в некотором расстоянии, и, сделав это, увидела то, что пропустила в библиотеке. Под его глазами залегли темные круги. Его одежда снова была помятой, как в День благодарения, но сейчас выглядела еще хуже, как будто он не просто носил ее, а жил в ней. Щетина на его подбородке была такой густой, что казалась почти бородой, и он, должно быть, не брился, ну… недели две.

— Я знаю, что многое происходит с твоим братом, — сказала она. — С ним все в порядке?

— В воскресенье его выписали из больницы. Я спал у него на диване, помогал по хозяйству.

— Это мило с твоей стороны.

— Он мой брат. — Эдвин пожал плечами. — У него есть медсестра, которая помогает днем, если ему это нужно, но ночью лучше я, чем незнакомка.

А как насчет их родителей? Разве они не были рядом, чтобы помочь?

— Можем мы… можно я просто присяду на минутку? — Эдвин прошел мимо нее к своему креслу с откидной спинкой. Он плюхнулся на сиденье, совсем как в прошлый раз, когда был в ее спальне, и опустил локти на колени, выглядя так, словно вот-вот заснет. — Я уже несколько недель сплю в креслах. Диван Зейна — это улучшение, но я засиделся допоздна, пытаясь позаниматься перед экзаменами.

— Ты спал в креслах? Где?

— В больнице.

Кассия моргнула. Несчастный случай с Зейном произошел несколько недель назад.

— Все это время?

— Да. — Он зевнул.

— Почему ты мне не сказал?

Он грустно улыбнулся ей.

— Правду? Я не знаю.

— Ты не знаешь?

— У меня сейчас много дерьма происходит, и я не знаю, стоит ли мне сваливать это на тебя.

Она нахмурилась.

— Хм?

— Это тот тип груза, который я бы возложил на свою девушку. А я не знаю, кем мы являемся.

Жестокая честность его признания вызвала у нее желание свернуться калачиком и спрятаться. Потому что он был прав. Они были чем-то особенным. Но в континууме чего-то они были прочно зафиксированы посередине. Нейтральная зона.

Не совсем случайно. Не совсем серьезно.

Не совсем доверительно.

И Кассия не могла винить его за это. Она с самого начала старательно устанавливала границы дозволенного. Дерьмо.

— Что ж… — Она вздохнула и подошла к своей кровати, плюхнувшись на мягкое постельное белье. — Это справедливо.

За исключением того, что она хотела, чтобы он доверял ей. Она хотела, чтобы он доверился ей и рассказал, когда ему будет трудно. Она не хотела, чтобы он отгораживался от нее.

— У меня проблемы с доверием, — сказала она, устремив взгляд в потолок.

Глубокий смешок Эдвина наполнил комнату.

— Да что ты говоришь.

Она улыбнулась, когда он встал со стула и направился к кровати. Он занял место рядом с ней, лежа на спине. Его тело вытянулось рядом с ее, всего в нескольких дюймах, но они не соприкасались. Близости было достаточно. На сегодня.

— Я разговаривал с юристами, — сказал он. — О моих трастовых фондах. После несчастного случая с Зейном я подумал, что мои родители могли сплотиться. Они и сделали это, примерно на сутки. Но потом жизнь для них вернулась в нормальное русло, и они как будто забыли, что у них в больнице ребенок. Зейн взрослый, но все же. Разве ты бы не навестила своего ребенка в больнице?

— Навестила бы, — сказала она, переплетая свои пальцы с его.

— Они просто вернулись к нормальной жизни. Пожертвовали больнице кучу денег. Убедились, что у него лучшие врачи и медсестры. Но это все. Папа приезжал дважды. Мама трижды. За целый месяц это все время, которое они ему уделили. А потом, на День благодарения, они устроили гребаный званый ужин.

Спор с Айви и разочарование Эдвина в тот день теперь обрели смысл.

— Это неправильно. — Он покачал головой. — И все, о чем я могу думать, это то, что это потому, что Зейн не играл в папину игру. Он занимается своими делами. Живет своей собственной жизнью. Так что теперь в глазах папы он стал менее значимым.