Тейт.

Дерьмо. Ей следовало позвонить Тейту.

Вчерашний день прошел в такой суматохе, что лишь горстка людей была уведомлена об аварии. Может быть, Эдвин обзвонил людей. Айви не была уверена. Она не прикасалась к телефону с тех пор, как вчера утром позвонила ее мать.

— Будет сделано, — сказала она. Не то чтобы она имела хоть какое-то представление о том, что сказать. Айви хотела сообщить хорошие новости, но у нее их не было. Пока нет. Но с Зейном все будет в порядке, и тогда у нее будут хорошие новости. — Вероятно, нам следует подождать еще немного. Пока он не проснется.

На лице папы снова появилась вымученная улыбка.

— Хорошо.

Волна раздражения прокатилась по телу Айви. Почему он уже отказался от Зейна? Он молод. Силен. Он пройдет через это. Прежде чем она успела огрызнуться на отца, она отвела глаза и оглядела зал ожидания. Там было пусто.

— Где мама и Эдвин?

Где Элора?

— Они пошли прогуляться после того, как зашел доктор. Ты спала, и они не хотели тебя будить.

Истощение — физическое и психическое — заставило ее организм отключиться.

Она вздремнула не больше часа, но чувствовала себя так, как будто проспала несколько дней. Адреналин и страх были ее топливом в данный момент. Встав, она сделала три шага, затем повернулась и пошла обратно.

За ночь стены зала ожидания будто немного сдвинулись, пространство стало меньше, чем было раньше. Солнечный свет струился сквозь окна, желтое сияние утра было слишком жизнерадостным.

Слишком знакомым.

Рассвет и ужас. Они закружились в воздухе, унося ее обратно в другую больницу другим утром, не сильно отличающимся от этого.

Холодок пробежал по ее плечам, заставив ее вздрогнуть. Айви обхватила себя руками за талию и принялась расхаживать взад-вперед. Три шага. Разворот. Три шага. Разворот.

Это было то, что должно было разозлить ее отца. Неумение сидеть на месте. Беспокойство. Когда она была маленькой, он часто ругал ее за то, что она дрыгала ногами под обеденным столом. Но он не отрывал пустого взгляда от окон.

Она прочистила горло и резко обернулась, когда Эдвин и их мать вошли в комнату ожидания. Мама в какой-то момент привела в порядок свои волосы, и теперь они были заплетены в светлую косичку, перекинутую через плечо. Но ее лицо все еще было бледным. Ее глаза были такими же затравленными, как у папы.

— Привет. — Эдвин подошел к Айви и притянул ее к себе. За последние двадцать четыре часа он обнимал ее больше раз, чем за двадцать четыре месяца. — Есть какие-нибудь новости?

Айви покачала головой, прижимаясь к нему. Они прислонились друг к другу. У них была вся их жизнь.

— Ничего.

Мама подошла и села рядом с папой, заняв место, которое освободила Айви. Он повернулся к ней, прижал к себе и поцеловал в висок.

Было странно видеть, как они цепляются друг за друга. Айви не могла не уставиться на них. В последний раз она видела их вместе, похожих на влюбленную супружескую пару, много лет назад.

В другой больнице, другим утром, не сильно отличающимся от этого.

Дрожь вернулась.

— Ты в порядке? — спросил Эдвин.

— Нет. — Она с трудом сглотнула, прогоняя прочь прошлое. Сегодня у нее не было времени переживать это заново. У нее не было сил. — Где Элора?

Эдвин указал в сторону коридора.

— Дальше по коридору есть еще одна комната ожидания. Она пошла прилечь.

— Одна? — Айви напряглась. Элора не должна быть одна, не сегодня.

— Я только что проверил ее. Она спит.

— Мы не можем оставить ее одну.

Эдвин вздохнул.

— Похоже, я что-то пропустил, да? Элора и Зейн?

— Да, — она понизила голос, чтобы скрыть это от их родителей. Что бы ни происходило между Элорой и Зейном, не она должна была об этом рассказать. Все, о чем она заботилась в данный момент — это то, что он будет здесь, чтобы проложить этот путь. Что он будет здесь, чтобы любить Элору так же, как она любила его.

Эхо того вопля в отделении интенсивной терапии застряло у Айви в голове.

Она никогда не слышала такой агонии, как тогда, когда Элора плакала в комнате Зейна. У ее лучшей подруги был талант скрывать свои эмоции и переживание, но прошлой ночью стены рухнули. Может быть, они и расстались, но это не могло быть концом.

Элора заслуживала Зейна. А он заслуживал ее. Так что ему придется очнуться. Им нужно разобраться в своем дерьме и перестать скрывать свои отношения от всего мира.

— С ним все будет в порядке, — сказала Айви больше себе, чем Эдвину.

— С ним все будет в порядке. — Эдвин прижал ее еще крепче. — У тебя все в порядке? С тем, чтобы быть здесь?

В больнице.

Конечно, он заметил.

— Я пытаюсь не думать об этом, — прошептала она. — Расскажи мне что-нибудь. Что угодно.

Он кивнул в сторону кресел у окна. Они зашаркали вместе, вне пределов слышимости своих родителей, которые все еще держались друг за друга, закрыв глаза и сцепив руки.

— Что было последним, что ты сказала Зейну?

Она вздрогнула. Это не было отвлекающим маневром. Он просто повел ее по тому пути, по которому шел их отец.

— Я не знаю, — отрезала она. — И я правда не хочу об этом думать.

Эдвин нахмурился, проведя рукой по лицу. Его щетина царапала ладонь, в то время как взгляд был сосредоточен на оконном стекле.

— Он пытался дозвониться мне на прошлой неделе. Я был в библиотеке кампуса и не ответил.

Эдвин, вероятно, сидел в том тихом уголке на третьем этаже библиотеки рядом с автоматом. Его автоматом. Персонал всегда следил за тем, чтобы там были его любимые конфеты, за которые он платил вместе со стипендией в качестве компенсации за проделанную работу.

Это было снисхождением со стороны кампуса, потому что имя Кларенсов имело большое значение в «Астоне», особенно в библиотеке.

На первом курсе дедушка пожертвовал «Астону» десять миллионов долларов от имени Бриджит, попросив использовать их на ремонт библиотеки. Бриджит любила книги, а дедушка любил Бриджит.

Замечательная. Любящая. Прекрасная Бриджит.

У нее не было ни их имени, ни их крови, но она была ярким пятном в семье Кларенсов. Ничего не изменилось с тех пор, как ее не стало. В сердце Айви была пустота. И Эдвина тоже. А их дедушка превратился в жалкого ублюдка.

У Элтона Кларенса были все деньги в мире, но он был беспомощен, когда она заболела. Они все были беспомощны, вынужденные наблюдать, как рак лишает Бриджит света.

Эдвин поднимался на третий этаж библиотеки, чтобы вспомнить Бриджит. Только не Айви. Она ходила на занятия только в случае необходимости. В основном она брала свои книги из частной коллекции исторического факультета. Именно там, погруженная в страницы потрепанного текста, Айви вспоминала Бриджит. Бабушка ее сердца. Человек, который научил ее радости убегать от реальности, погружаясь в историю.

Бриджит также была тем человеком, который проявил твердость во время последнего собрания семьи Кларенс в зале ожидания больницы. Бриджит ни секунды не теряла надежды, пока врачи не констатировали смерть.

— Хотела бы я, чтобы Бриджит была здесь, — прошептала Айви.

— Я тоже, — голос Эдвина был хриплым.

— Я ненавижу находиться здесь. — У нее задрожал подбородок. — Это слишком знакомо.

Эдвин потянулся к ее руке и крепко сжал ее.

— Я знаю.

Ее мышцы начали подрагивать. Дрожь зародилась в кончиках ее пальцев и поползла вверх по рукам, прежде чем спуститься по позвоночнику к ногам.

Внешне она стояла совершенно неподвижно. Ее рука неподвижно лежала в руке Эдвина. Но дрожь поселилась у нее под кожей, ползая, как насекомые, по венам.

Айви вырвала свою руку из хватки Эдвина, ей нужно было убраться к чертовой матери из этой комнаты ожидания. Она развернулась, готовая бежать куда угодно, затем замерла. В комнату вошел доктор Чен.

Мама и папа вскочили со своих мест, их руки все еще были сжаты вместе, когда доктор кивнул в знак приветствия.

— Как он? — спросил папа.

— Состояние стабильное, — сказал доктор Чен. — Мне особо нечего сообщить, кроме того, что его состояние стабильно. И прямо сейчас это хорошая новость. Мы собираемся дать ему больше времени, а затем провести повторную оценку сегодня днем. Но мы на правильном пути. Ему стало значительно лучше со вчерашнего вечера. У него сильное тело. Нам просто нужно помочь ему зажить.