Но то, о чём мы сейчас рассказали, было, так сказать, «до революции», а потому не только полковник Фишер не подтвердил своей принадлежности к советской разведке: у него не было такого варианта «отступной легенды» на случай провала, в соответствии с которой можно было в чём-то как бы признаться и покаяться, но и Родина-мать не попросила настоятельно американцев вернуть «одного из пропавших своих сыновей». Но всё-таки времена менялись, а потому, пожалуй впервые в истории, руководство КГБ и само руководство Советского Союза задумались о том, чтобы спасти разведчика-нелегала официальным путём. Хотя и по известному принципу: «Чёрных-белых не берите, “да” и “нет” не говорите». То есть «действуя втёмную», что называется – «под чужим флагом». Флаг на сей раз оказался чёрно-красно-жёлтым, с молотком и циркулем – флаг ГДР.

Отдадим должное промолчавшему при его аресте перебежчику Орлову, который не мог не увидеть заполонивших газеты фотографий советского нелегала – своего бывшего помощника и радиста. Но промолчал – слава богу! Воздадим должное героизму Фишера, чей «полковник Абель» хранил в суде дорого ему дававшееся, однако гордо выглядевшее безразличное молчание. Американцы из него ничего, ну совершенно ничегошеньки не выудили. Вильям Генрихович Фишер держался скалой, несмотря на неоспоримые улики. В истории мировой разведки такого не было и вряд ли когда-нибудь повторится: назвавшийся Абелем не сказал врагу абсолютно ничего. Ни единой детали, ни даже какого-либо незначительно-правдивого профессионального эпизода.

В ЦРУ не сумели проникнуть в тайны советского резидента. Он так и остался для них полковником Абелем.

6 марта 1958 года Джеймс Донован встретился в Вашингтоне с директором ЦРУ Алленом Даллесом. Вот что записал после их беседы в своем дневнике защитник Абеля:

«– Я бы хотел, – сказал Даллес, попыхивая своей неизменной трубкой, – чтобы мы сегодня имели таких трёх-четырех человек, как он, в Москве».

Борис Яковлевич Наливайко, человек, оставивший о себе добрую память в разведывательном сообществе, впоследствии писал:

«Поиском путей вызволения товарища по работе, оказавшегося в американской тюрьме, внешняя разведка занялась буквально с первых дней после окончания суда и вынесения ему приговора. После всесторонней оценки положения дел стало очевидным, что единственным путём, позволяющим рассчитывать на успех, мог стать только обмен. А это означало, что необходимо вступить в контакт с противником – американской стороной, заручиться её принципиальным согласием на подобное решение вопроса, найти удовлетворяющий другую сторону эквивалент обмена и, наконец, договориться о процедуре, месте и времени проведения операции.

Дело осложнялось тем, что из-за легенды, которой придерживалась наша сторона на всём протяжении следствия и собственно процесса, какие-то действия непосредственно от имени Советского Союза полностью исключались. Нужна была страна-посредник. Таким посредником стала ГДР. Немецкие коллеги отнеслись к нашей просьбе с полным пониманием, пообещав всяческое содействие со своей стороны».

А потому дело вскоре пошло так, словно бы кто-то как-то – некие родственники – по своей сугубо личной инициативе решил заняться спасением этого загадочного человека. Почему загадочного? Да потому, что американцы так ничего реального про него и не узнали.

Несколько туманный «взлёт» был в своё время у знаменитого Олега Даниловича Калугина – бывшего генерал-майора КГБ, ныне благополучно проживающего в США. Году в 1958-м или 1959-м к нему, молодому сотруднику ПГУ, находившемуся на стажировке в Колумбийском университете, «легендированному» как советский аспирант или что-то в этом роде, обратился инициативник, получивший впоследствии псевдоним «Кук», занимавшийся – всего лишь! – разработкой твёрдого топлива для стратегических ракет. С такой уникальной вербовки, вскоре принёсшей отличившемуся сотруднику орден «Знак Почёта», и началась блистательная карьера Калугина – самого молодого генерала в разведке КГБ СССР. Потом вроде бы, – но, разумеется, совсем не скоро – выяснилось, что предложенное «Куком» направление оказалось «тупиковым». Но тут уже доказать ничего невозможно, а потому подобные финты случались в научно-технической разведке далеко не один раз.

«Да! – говорит в таком случае агент в ответ на высказанные претензии. – Мы сами только что пришли к этому выводу! А сколько денег нами самими на это было затрачено… Очень жаль!»

С учётом информации, которая поступала от руководства советской разведки, правительство СССР 10 января 1959 года направило союзникам по Второй мировой войне и странам, принимавшим в ней участие своими вооружёнными силами, проект нового мирного договора с Германией, в который были включены и конкретные предложения по Западному Берлину. Было достигнуто согласие о проведении в том же году совещания министров иностранных дел. Такое совещание состоялось в мае – июне 1959 года в Женеве, но не дало никаких конкретных результатов. Дальнейшее обсуждение берлинского вопроса было перенесено на май 1960 года, но на этот раз уже на высшем уровне.

В связи с особой важностью событий в 1960 году в Аппарате уполномоченного КГБ в Берлине была создана специальная группа, в её задачи входили дальнейшее изучение берлинской проблемы и приобретение соответствующих источников информации. Началась напряжённая работа, которая заметно активизировала информационный поток. Аппарат уполномоченного в тот период возглавлял опытный разведчик, специалист по Германии Александр Михайлович Коротков. Из Берлина в Центр поступил ряд важных материалов о позициях правительств ФРГ, США, Англии и Франции по берлинскому вопросу. Советским разведчикам удалось получить протоколы заседаний правительства ФРГ, на которых обсуждалась берлинская проблема, аналитическую записку западногерманской разведки о предполагаемой позиции Советского Союза на совещании «в верхах», ряд документальных материалов ведомства федерального канцлера о переговорах Конрада Аденауэра с западными державами относительно координации действий, направленных против ГДР.

Большой практический интерес представили инструкции МИДа Франции, направленные в январе 1960 года французскому представителю в рабочей группе США, Англии, Франции и ФРГ, созданной для согласования позиций этих стран на предстоящем совещании на высшем уровне.

В марте того же года через возможности разведки были получены два документа: сообщение о работе группы экспертов четырёх держав по германскому и берлинскому вопросам и документ об основах модус вивенди[49] для Берлина, представленный США на обсуждение рабочей группы. Одновременно советской разведкой были получены документальные данные о подготовке к введению в действие «воздушного моста» между ФРГ и Западным Берлином в случае обострения обстановки вокруг Берлина.

Все эти материалы тщательно изучались и анализировались в Центре. Разведка докладывала их в МИД и руководству государства для подготовки к намечавшейся на начало мая 1960 года встречи «в верхах».

Однако вторжение 1 мая в воздушное пространство СССР американского самолета-разведчика «Локхид U-2», сбитого советскими ракетами, привело к срыву совещания.

<А вот – подлинный рассказ о конкретной работе «в поле» в конце 1950-х – начале 1960-х годов. Назовём нашу собеседницу Людмилой Дмитриевной, а фамилия её как-то забылась:>