«Мы готовились на немецкоговорящую страну. Я не знаю, с чем это было связано, но вдруг нам сказали, что мы поедем в ЮАР. Нам дали какие-то фотокопии, мы быстренько познакомились – какая там валюта, какое что, – но беда-то была в том, что у нас не было английского языка. Был плохонький французский у меня – и всё! Но там-то английский нужен был! Но нам сказали, что там много немецкоговорящих и всё такое… Что ж, приказ есть приказ.
Но мы не сразу туда поехали. По дороге ещё несколько месяцев в Ливане жили – там мы занимались английским. Ну и выполняли задания по линии политической разведки: получали информацию чисто оперативного плана, изучали политическую обстановку. И всё равно самым сложным делом была связь… Тайников у нас не было, чтобы приехать, выставить сигнал… У нас была радиосвязь, поэтому, где бы какие квартиры мы ни выбирали, сразу смотрели: сюда можно бросить антенну, окна выходят на восток… В общем, мы там всё выбрали, занимались, но связи личной у нас не было. Всё отправляли и получали по радио. <…>
Я хочу сказать, как важно везение в нашем деле. Посольство ЮАР в Бейруте предъявляло очень-очень строгие требования. Мало того, что надо было свои доходы представить – уже когда мы летели в Ливан, мы открыли в Швейцарии счёт, всё это у нас уже было… Но у нас ещё “необжитые” документы были – за нами не было адресов, а это всегда самое такое ужасное… И они иногда хотели рекомендаций. А где нам взять рекомендации?.. Помог случай. Тот преподаватель английского языка, который у нас был, нам не понравился, и мы стали искать другого. И вот я прихожу на Hamra Street, это главная улица Бейрута, там какое-то маленькое агентство, мы по объявлению его нашли… Я туда прихожу – встречаюсь с девушкой: такая милая девушка, она ищет возможность преподавать. Я с ней познакомилась, она пришла, сговорились, и тут выяснилось, что она из ЮАР! Она и её сестра едут в Европу, а родились они в ЮАР, у них там много родственников. Мы с ней подружились, как-то так очень-очень – у меня и фотографий много с ними… Она очень много всего рассказала, а это очень удобно в ходе языковых занятий, любой вопрос обсудить можно без всяких подозрений, так что мы уже что-то смогли понять и прикинуть, чуть-чуть больше узнать о стране. То есть она была невольно источником информации – и, кроме того, она пошла с нами в посольство и просто нас представила, без всяких письменных рекомендаций. Это называется везением!
Мы получили визу туда и полетели. Летели через Кению. Сначала мы остановились в Йоханнесбурге, а потом, по каким-то, сейчас уже не помню, соображениям – вероятно, это была рекомендация Центра, мы переехали и разместились в Дурбане».
Так как по своей «легенде» Людмила Дмитриевна с супругом приехали в страну как бы за лучшей долей, они стали ездить по ЮАР как бы в поисках работы. В этом плане им очень помогла информация от той девушки, что учила их в Бейруте английскому языку: она дала Людмиле столько интересных связей – своих родственников, очень душевных, любезных и гостеприимных, которые с удовольствием принимали несчастных немецких гостей (счастливые по Африке за лучшей долей не ездят), – что под этой маркой супруги объездили чуть ли не всю ЮАР. При этом в ходе простого человеческого общения они получили массу очень интересной информации – того, что называется оперативными сведениями. Для того чтобы заниматься там политической разведкой, уровень был не тот, но в оперативном плане удалось узнать много полезного и интересного.
<Такова судьба «неизвестной разведчицы». А сколько было таких в нашей Службе – никто не знает. Кроме, разумеется, тех немногих, кому это знать положено.>
Операция по вызволению «Марка» началась, когда о полёте Пауэрса и предполагать не могли. Меньше чем через год после ареста полковника, оперативный работник Юрий Дроздов был вызван к руководителю своего отдела Горшкову. Ознакомился со статьёй в западногерманском журнале «Шпигель» – «Дело Эмиля Гольдфуса». Горшков предложил «подумать», и подчинённый понял, что наступило время заняться разработкой плана о возможных шагах по освобождению Абеля. Тут же прозвучало и конкретное, к нему обращенное: «Вот и займись». Шла весна 1958-го.
Путь предстоял длиннющий. В Америке – шпиономания на грани истерии. В марте 1958-го суд второго округа Нью-Йорка отклонил апелляционную жалобу адвоката Донована. Полковнику запретили переписку с семьёй, которая велась через Красный Крест: даже сидящий в тюрьме Рудольф Абель вызывал страх. Боялись, что передает нечто секретное – но только передавали отцу в письмах некие условные, лишь ему понятные фразы Эвелина с матерью, а не он им.
Переживал Абель страшно. Обрывались последние ниточки, связывающие с домом… Однако благодаря стараниям Донована переписку разрешили вновь, но поставили её под жесточайшую цензуру.
И вот решение руководителей советской разведки, наверняка согласованное с теми, кто гораздо выше. Дроздову предстояло на время перевоплощаться в мелкого служащего из ГДР Юргена Дривса – кузена Рудольфа Абеля. Кроме Юрия Ивановича в Восточном Берлине в работу включились сотрудники соответствующего отдела.
Поначалу дело об обмене двигалось медленно. Переписка семьи Абеля с Донованом, налаженная через юриста из ГДР Вольфганга Фогеля, естественно, просматривалась американцами. Жену Абеля – Элен – «поселили» в одном из районов Лейпцига. Её фамилия даже значилась среди жильцов дома, откуда и шли письма в США. И не зря, потому что американцы осторожничали, чувствовали себя неспокойно. Они сами, а не «их люди» из разведки ФРГ проверяли, не водят ли их за нос. Приехали в Лейпциг, зашли в подъезд, увидели фамилию, убедились, что фрау Абель действительно среди жильцов значится, но в квартиру заходить не решились. ГДР – это не ФРГ, где они вели себя по-хозяйски.
В начале 1959 года с помощью Хаутона нелегальной резидентурой «Бена» был приобретён новый источник информации по «морской» линии – Этель Элизабет Джи (оперативный псевдоним «Ася»).
Джи с 1940 года находилась на государственной службе в Портлендском центре. Занимая должность старшего клерка бюро учёта и размножения секретных и совершенно секретных документов, она имела доступ практически ко всем секретным документам, имевшимся в её учреждении, и могла свободно снимать с них копии.
Джи происходила из довольно респектабельной английской семьи, была не замужем и произвела на «Бена» исключительно благоприятное впечатление. Нельзя сказать, что она отличалась привлекательностью, но в ней чувствовалась сильная, быть может даже незаурядная натура. По мнению разведчика, как человек она была значительно порядочнее и лучше Хаутона…
Тем не менее, являясь близкой приятельницей Хаутона с 1955 года, она не собиралась пока выходить за него замуж, так как надеялась получить наследство от матери и родного дяди, с которыми проживала вместе и которые были очень состоятельными людьми.
«Бен» проинструктировал Хаутона обязательно объяснить Джи, что она будет сотрудничать не с ЦРУ, а с американской военной фирмой, которая занимается разработкой аналогичных с Портлендским центром проблем подводного флота.
Как оказалось, Джи давно догадывалась, что её любовник тайно работает на какое-то другое государство, и когда узнала, что на Соединённые Штаты, то охотно согласилась сотрудничать с «американской фирмой» при условии хорошей оплаты. Она стала активно передавать «Бену» интересующую его информацию. Однако следует отметить, что у неё, видимо, никогда не возникало никаких сомнений в том, что она помогает именно офицеру американского военно-морского флота.
Таким образом, резидентура «Бена» успешно добывала в большом количестве весьма ценную секретную документальную информацию Адмиралтейства Великобритании и военно-морских сил НАТО, касающуюся, в частности, английских программ разработки вооружений, в том числе – ракетного оружия, получившую высокую оценку советских специалистов.
