«19–23 марта 1962 года правительство СССР обменялось с Временным правительством Алжирской Республики (ВПАР) посланием о признании Советским Союзом нового правительства Алжира де-юре и об установлении дипотношений между СССР и Алжирской Республикой. Это вызвало недовольство Франции, которая 25 марта отозвала из Москвы своего посла. 27 марта было опубликовано заявление МИД СССР, отвергавшее попытки французского правительства представить признание Советским Союзом де-юре ВПАР как недружественный жест по отношению к Франции. Тем не менее посол Франции в СССР вернулся в Москву лишь 13 июля». То есть свою независимость Алжир официально провозгласил 5 июля 1962 года, а Советский Союз, «впереди планеты всей», поспешил установить дипломатические отношения с тогда ещё не существовавшей Алжирской Республикой четырьмя месяцами раньше – 23 марта.

Напомним, что президентом Франции тогда был генерал Шарль де Голль, весьма симпатизировавший Советскому Союзу. Он к тому же не только вывел Францию из военной организации НАТО и отправил подальше штаб-квартиру Североатлантического блока – из Парижа в Брюссель, но и отказался от использования доллара в международных расчётах и заявил о переходе на единый золотой стандарт. Так что большой вопрос: кто в качестве друга был более выгоден Советскому Союзу: Шарль де Голль или Ахмед бен Белла? Хрущёву же, как личности достаточно неяркой и не сильной – пусть весьма оригинальной и очень хитрой, но по своей природе зависимой, был, разумеется, выгоден алжирец, во взаимоотношениях с которым можно было играть роль «старшего брата», на фоне которого можно было если не блистать, то хотя бы неплохо смотреться. Ведь по сравнению с тем же де Голлем или вождём китайских коммунистов Мао Цзэдуном наш Никита Сергеевич просто терялся, а так как он всё-таки был не дурак, то прекрасно сознавал это. Недаром же тусклые политики обычно создают себе ещё более тусклое окружение, на фоне которого им можно хоть как-то выделяться… Ну да речь сейчас не о том!

Добавим к вышесказанному, что с 1960 по 1966 год Франция проводила на юго-западе Алжира атмосферные и подземные ядерные испытания, причём после 1962 года – в соответствии с секретными договорённостями с новым алжирским правительством. К тому же, принимая финансовую помощь от Советского Союза, бен Белла не стеснялся принимать её и от главного тогдашнего политического конкурента СССР – Соединённых Штатов Америки. Но можно ли его за это укорять, когда он прежде всего руководствовался интересами своей страны? Помогаете? Спасибо вам, ребята! А мы идём своим путём.

Неудивительно, что происходящее в Алжире было весьма интересно советскому руководству, состоявшему не только из Хрущёва, время правления которого уже подходило к своему неизбежному окончанию…

«Дубравин» получил задание осесть и устроиться на работу в алжирской столице. Ему повезло: удалось найти место технического чертёжника в бюро планирования городского строительства.

А в это время, между прочим, мир воистину кипел и, казалось, стремительно приближался к Третьей мировой войне, которая вполне могла стать термоядерной, самой последней на Земле.

11 сентября 1962 года было опубликовано заявление ТАСС, в котором сообщалось, что СССР оказывает поддержку Кубе в военной области, но «Советскому Союзу не нужно перевозить ни в какую страну, например на Кубу, имеющиеся в его распоряжении средства для отражения агрессии и нанесения контрудара. Наши ядерные средства столь могущественны по своей поражающей силе… что нет необходимости искать место для их развёртывания за пределами СССР». А тем временем из различных советских портов к берегам Острова свободы, как нарекли тогда Кубу, шли караваны грузовых судов, в трюмах которых были спрятаны тактические и зенитные ракеты, самолёты, танки, десятки тысяч человек личного состава и даже ядерные заряды…

22 октября президент Джон Кеннеди отдал приказ военно-морским силам США установить морскую блокаду Кубы. В тот же самый день в Москве, так уж совпало, сотрудники контрразведки КГБ СССР арестовали полковника Главного разведывательного управления Генштаба Олега Владимировича Пеньковского, обвинённого в сотрудничестве с английской и американской спецслужбами. То есть в шпионаже – измене своей стране, работе против неё.

Кризис продолжался 13 дней – с 16 октября, когда президенту Кеннеди было доложено об обнаружении советских ракет на Кубе, по 28 октября 1962 года, когда было достигнуто принципиальное компромиссное решение о его урегулировании. Но для руководства внешней разведки и сотрудников посольства в Вашингтоне самыми напряжёнными были семь дней и ночей – с того момента, когда вечером 22 октября президент США поведал миру об «обнаружении советских ракет» на Кубе. Важная роль в урегулировании кризиса принадлежала резиденту советской внешней разведки в Вашингтоне Александру Семёновичу Феклисову. <…>

Следует подчеркнуть, что советско-американские переговоры и контакты с целью урегулирования кризиса шли по многим направлениям: на государственном уровне, по линии Министерства обороны, по дипломатическим каналам.

Приближалась развязка конфликта. В ночь на 26 октября председатель КГБ Семичастный спал в комнате рядом со своим кабинетом. Около 8.30 утра ему принесли копии всех сообщений, касающихся Карибского кризиса. Семичастный в свои 37 лет был самым молодым председателем КГБ за всю его историю и часто при решении оперативных вопросов опирался на мнение руководителей подразделений КГБ, в том числе и на мнение начальника внешней разведки Сахаровского. В этот критический момент полученная Сахаровским и несогласованная с МИДом телеграмма Феклисова о предложениях Джона Скали[57] могла или успокоить, или взорвать накопившееся напряжение.

Дело в том, что ранее официальная информация, поступавшая от Скали, не пользовалась доверием мидовских работников и не учитывалась в сообщениях, готовившихся для Кремля. Это хорошо знал Сахаровский. И тем не менее он решил действовать через Громыко.

Именно Громыко утром 28 октября доложил Хрущёву, что от администрации Кеннеди по двум каналам получены сообщения о её готовности урегулировать кризис на условиях, изложенных в письме от 26 октября: руководитель резидентуры КГБ в Вашингтоне Феклисов встречался с американским журналистом Скали, который передал предложения Вашингтона по разрешению кризиса, а в полученном утром новом письме Кеннеди предлагалось практически то же самое.

Таким образом, благодаря усилиям дипломатов, разведчиков и людей, имевших влияние в высших эшелонах власти, Хрущёв и Кеннеди нашли разумный компромисс.

1 ноября 1962 года, выступая по телевидению, Фидель Кастро счёл необходимым сделать следующее заявление: «Нужно особенно помнить о том, что во все трудные моменты, с которыми мы сталкивались перед лицом американской агрессии, мы всегда опирались на дружескую руку Советского Союза. За это мы благодарны ему, и об этом мы должны говорить во весь голос!»

Эти слова, несомненно, можно с полным основанием отнести и к советским разведчикам, которые совместно с кубинскими партнёрами разрабатывали и успешно осуществляли накануне и в ходе Карибского кризиса целый комплекс мероприятий по противодействию подрывной деятельности американских спецслужб.

Так что же произошло в Бейруте в январе 1963 года? Обратимся к воспоминаниям полковника внешней разведки Михаила К.:

«Всё началось с того, что руководство СИС в конце 1961 года получило каким-то путем (кажется, через американцев от одного из советских перебежчиков) новое свидетельство, хотя ещё и не доказательство, о связях Кима Филби с русскими. Примерно за месяц до ставшего памятным дождливого январского вечера 1963 года, а точнее – перед самым Рождеством Христовым, в Бейрут неожиданно вернулся Николас Элиотт – приятель Филби, поддерживавший его, и бывший резидент СИС в этом городе. Он был шефом британской разведки в Бейруте, одним из самых опытных работников СИС, специалистом по европейским делам, но слабо разбирался в арабской политике. Ким с 1959 года был его ближайшим советником. Элиотта, как выяснилось, направили из Лондона, чтобы представить Киму Филби “новые свидетельства”, из которых вытекало обвинение в его причастности к разведывательной деятельности в пользу русских. <…>