Марка ведут до гостиницы «Латам».
Утром 21 июня Эмиль Гольдфус был арестован в своём номере и после того, как его назвали полковником, сразу понял, что именно произошло. В принципе, всё именно к этому и шло… По этой причине он «признался», что на самом деле его зовут Рудольфом Абелем – но далее продолжал держаться своей «легенды».
Спецслужбы США испытали час триумфа. Он пробил в 7.21 утра 21 июня 1957 года, когда трое агентов ФБР ворвались в номер 839 скромной гостиницы «Латам» на Манхэттене, где еще 11 мая снял комнату за 29 долларов в неделю жилец Мартин Коллинз. Заспанный голый человек лет пятидесяти пяти, прикрывавшийся рукой, был искренне удивлён видом грозной троицы. Особенно – револьвером в руках одного из них. Здесь же ФБР допустило и первый промах: после сорвавшейся у старшего фразы «Господин полковник, надеемся, вы будете сотрудничать с нами!» – нелегалу мгновенно стало понятно, кто его выдал: из десятка миллионов жителей Нью-Йорка о недавнем присвоении ему полковничьего звания был осведомлён лишь Рейно Хейханен.
Обитатель забитого вещами номера не выказал ни удивления, ни неудовольствия тем, что ему приписывают столь высокий чин. Детектив, быстро сориентировавшись, протянул арестованному искусственную челюсть, взятую с гостиничной полки. Тот спокойно попросил разрешения одеться. Не отвечая, агент задал, по версии американцев, следующий вопрос: «Есть ли у вас художественное ателье на имя Эмиля Гольдфуса в Бруклине?» Челюсть была привычно вставлена, трусы натянуты, и ответ прозвучал тотчас: «Да, есть». Тут же арестованный попросился в туалет. Отказа не последовало, и «Марк» помимо осуществления естественной надобности успел спустить в унитаз часть шифроблокнота.
Развернулось второе действие. В комнату вошёл четвертый – инспектор управления по иммиграции и натурализации Роберт Шонбергер. На его вопрос: «Действительно ли вы приехали в США из Канады в 1948-м?» последовало: «Да». Второй вопрос: «Действительно ли вы въехали в США под именем Эндрю Кайотиса?» И на это было получено короткое «да». Действия агентов ФБР, ворвавшихся в комнату, были незаконны. Его арестовали без ордера на арест, на обыск и изъятие имущества. Пытаясь придать аресту некую формальную правоту, инспектор Шонбергер объявил Коллинзу, что он арестован «за нелегальный въезд в США». Присутствовала в этом доля цинизма: причём тут тогда ФБР, если ордер выписан службой иммиграции и натурализации? В таком случае всё, что можно было предъявить полковнику, именовалось «незаконным въездом и проживанием в США». Но спецслужбы, как правило, не церемонятся. Существовал, по их мнению, шанс перевербовать «Марка». Если арест проводился ФБР, то дело было бы немедленно предано огласке, но в планы ФБР и ЦРУ такое не входило. Последовал приказ одеться, и Мартин Коллинз, он же Эмиль Гольдфус, он же Эндрю Кайотис неспешно – он всё делал спокойно и не торопясь – открыл дверцу стенного шкафа и натянул пиджак из серого твида. Его голову украсила соломенная шляпа, с которой он потом не расставался. Этот головной убор стал его фирменным знаком, в нём полковник Абель запечатлён на всех фотографиях того времени. Агент ФБР защёлкнул наручники. Арест, пусть и незаконный, состоялся.
В ходе следствия и на суде «Абель» держался с поразительной выдержкой, хладнокровием и достоинством. Никакой информации о связанных с ним лицах, сути проделанной в США разведывательной работы американцы от него не получили. Им даже так и не удалось установить его настоящее имя.
14 октября 1957 года в США в здании федерального суда Восточного округа Нью-Йорка начался широко освещавшийся в мировой прессе судебный процесс по делу № 45094 «Соединенные Штаты Америки против Рудольфа Ивановича Абеля». На скамье подсудимых находился советский разведчик-нелегал полковник Вильям Генрихович Фишер, который при аресте представился Рудольфом Абелем, назвав имя своего уже умершего товарища по нелегальной разведке. Тем самым он сообщил своему руководству в Москве, которое знало о дружбе Фишера с Абелем, что с ним случилась беда, и о том, под какой легендой он будет действовать в ходе суда.
<В «Очерках истории Российской внешней разведки» указано так:>
«Важное значение имело поведение на суде самого разведчика. Им был избран оптимальный вариант действий. В соответствии с американским законодательством, он отказался от дачи показаний, уполномочил суд выделить ему защитника и весь процесс обратил в диалог между судом и защитой. Это лишило обвинение возможности требовать от разведчика показаний, объяснений, доказательств и разыгрывать эффектные сцены политического шоу».
В качестве защитника Абеля ассоциация адвокатов назначила известного юриста Джеймса Донована[48]. В годы Второй мировой войны Донован служил в военно-морской разведке и имел звание коммандера. На Нюрнбергском процессе он был помощником обвинителя со стороны США. Донован действительно был превосходным адвокатом и порядочным человеком, к тому же по мере знакомства со своим подзащитным всё более проникался к нему и уважением, и чисто человеческой симпатией. (Примечательно, что оплата защитника, его помощников, различных издержек была произведена за счёт денег, конфискованных при аресте «Абеля».)
Главным свидетелем обвинения на процессе (по иронии судьбы он проходил в октябре 1957 года в федеральном суде Восточного округа Нью-Йорка, почти напротив того здания на Фултон-стрит, в котором «Марк» прожил шесть лет) был Рейно Хейханен, который, впрочем, произвёл и на судью, и на присяжных, и на многочисленных журналистов самое гнусное впечатление. В отличие от подсудимого. <…>
Рудольф Абель по главному пункту обвинения мог быть приговорён федеральным окружным судьей Мортимером Байерсом к смертной казни, поскольку присяжные вынесли обвинительный вердикт.
Не отрицая правильности вердикта присяжных, адвокат Донован, обращаясь в своей заключительной речи к судье, высказал твёрдое убеждение, что интересы правосудия и национальные интересы Соединенных Штатов Америки требуют, чтобы смертная казнь к Абелю не была применена по пяти причинам. Главной и самой убедительной стала пятая:
«5. Нельзя исключить вероятности того, что в обозримом будущем работниками соответствующих служб Советской России или её союзников может быть арестован американский разведчик соответствующего ранга. В таком случае обмен задержанными через дипломатические каналы, возможно, будет наилучшим образом отвечать интересам США».
Судья Байерс внял аргументации защитника, он сохранил жизнь подсудимому, но приговор вынес суровый: 30 лет тюремного заключения и штраф в три тысячи долларов. С учётом возраста Абеля – 54 года, приговор фактически означал заключение пожизненное.
Фишера нужно было спасать.
Но это понятно сейчас, а вот в те далёкие времена всё было несколько по-иному. Вот что рассказывал нам генерал армии Владимир Александрович Крючков, возглавлявший советскую разведку почти полтора десятилетия:
«Было время, когда мы вообще от наших нелегалов отказывались. Им запрещали переходить на советскую основу – мол, вы сами по себе. Мы с Андроповым долго обсуждали эту проблему и пришли к выводу, что разведчик должен чувствовать Родину, которая в трудный момент его защитит. Поэтому впоследствии, если наш разведчик попадался, он переходил на советскую основу: я – советский гражданин. Всё! Это было, я считаю, небольшой революцией. Мы официально вступались за своего человека, поднимали вопрос, добивались его освобождения, обменивали его на другого, платили деньги… Более того, мы сразу пускали в ход контрмеры. Я не помню ни одного случая, чтобы нам не удавалось освободить нелегала. Когда мы пошли по этой колее, это вдохнуло в разведчиков уверенность…»
