Другие агенты, надо полагать, высококвалифицированные специалисты наружного наблюдения, установили, что жилец квартиры в Бруклине в настоящее время снимает номер в гостинице «Латам» в Манхэттене под именем Мартина Коллинза.
Утром 11 мая 1957 года «Марк» был арестован в своём номере. В ходе одного из последующих допросов он назвался именем своего покойного друга, также чекиста Рудольфа Ивановича Абеля. О том, что арестованный имеет звание полковника, следователи ФБР знали от «Вика». «Марк» точно рассчитал, что, когда в Центре из передач американского радио узнают об аресте в Нью-Йорке советского разведчика, назвавшегося Рудольфом Абелем, там сразу поймут, что речь на самом деле идёт о нём – Вильяме Фишере.
Абель легализовался в Штатах прочно. Но в 1957-м верёвочка все же свилась… Разведчик и Центр почуяли надвигающуюся угрозу в лице Рейно Хейханена. До приезда в Нью-Йорк и последовавшего ареста Фишер провёл 18 дней во Флориде. Так решил Центр: тяжёлый момент лучше было переждать подальше от постоянного места пребывания. «Марк» поселился в городке Дейтон-Бич. А момент – действительно исключительно неприятный, опасный. По просьбе полковника Центр выводил из игры его связника-нелегала Хейханена. Не торопились, боялись спугнуть.
И дождались: на встрече, которые теперь по воле Фишера проходили всё реже, Вик сообщил, что в марте 1957-го ФБР вроде бы проявило к нему повышенный интерес и началась повторная проверка. Тут же Центр запретил «Марку» встречаться с «Виком». А тот всё тянул с отъездом…
Ясно было Центру и иное: «Марка» тоже надо было выводить. Слишком долго он жил в Штатах, чересчур устал. Даже в Москве, по поведению навещавших опекунов, домашние чувствовали: отец и муж вот-вот вернётся. Да и начальство им намекало, что, мол, скоро, совсем скоро… И на лето на родину Эли, жены, в город Осташков мама с дочкой ехать не торопились.
Маршрут отъезда и легенду полковнику в Центре уже подготовили. Отправляется подлечиться куда-то на юг; его уже ждали в Мехико, оттуда – в Европу и… Но до этого надо было законсервировать дела, уничтожить документы в Нью-Йорке. «Вика» же терпеливо зазывали в СССР, а резидента держали вдали от него, во Флориде, в Дейтон-Бич. Но «Марку», зарегистрировавшемуся в тамошней гостинице под именем Мартина Коллинза, не повезло: в игру разведок вмешалась стихия. Шли сплошные магнитные бури, радиосвязь была ужасная, и только 6 мая удача, как показалось, улыбнулась. В отеле Дейтон-Бич «Марк» по радиоприёмнику сквозь сплошные помехи получает долгожданную радиограмму: всё в порядке, «Вик» уже в Париже и скоро будет в Москве.
Фишеру разрешили вернуться в Нью-Йорк, только остановиться не в квартире 505 дома 252 на Фултон-стрит, а в гостинице «Латам», куда он и въехал 11 мая 1957 года под именем Коллинза. В квартиру предстояло лишь заглянуть – кое-что взять, некоторые вещи обязательно уничтожить.
В разведке каждый знает ровно столько, сколько ему необходимо и положено. Ведь многие знания – это не только многие печали, как сказано в Библии, но и лишняя возможность для утечки информации.
В итоге опытнейшие оперативники ФБР смогли определить квартиру, где проживал пока что безымянный для них полковник советской разведки, установили круглосуточное наблюдение за домом и конкретно за окнами квартиры, однако Фишер, который готовился к эвакуации и «консервировал» свои дела, дважды сумел пройти к себе домой незамеченным. В первый раз он вынес радиостанцию и содержимое одного тайника, во второй – опустошил другой тайник, но при этом уронил на пол маленький контейнер, в котором хранились личные письма, очень ему дорогие. А уже начиналась ночь и в комнате было темно, шторы плотно закрывали окна, так что разведчик совсем ненадолго включил свет и вскоре обнаружил контейнер под столом. Зато для фэбээровцев всё сложилось прямо как в популярной советской песне чуть более позднего времени: «На милом этаже квадратики огня…» – только если в песне они горели «совсем не для меня», то в данном случае этот свет послужил сигналом, что в квартире наконец кто-то появился.
Фишер понимал, что за квартирой могут следить, а потому не включал свет и, открывая сейф, действовал на ощупь. Но тут вдруг кассета с микроплёнкой, на которой были отсняты письма, полученные из дома, выскользнула из рук, упала и куда-то закатилась – сколько он ни шарил по полу, найти кассету он не мог… Будь это что-то иное – да гори оно синим пламенем! Но Вильям Генрихович знал, что это письма от жены и дочери, а потому не мог и не желал оставить их в покидаемой навсегда квартире… Окна были плотно зашторены, и разведчик, не особо волнуясь, всего на две минуты зажёг фонарь. Но и этого времени было достаточно «наружникам», чтобы понять, что в квартире кто-то есть… Мужчину, вышедшего через несколько минут из подъезда, взяли под наблюдение, сопроводили до гостиницы «Латам» (за ним следовал человек с большим чемоданом, и разведчик никак не мог предположить, что это – «топтун»), где он, фактически перейдя на нелегальное положение перед скорым возвращением в СССР, снимал номер. В 7 утра следующего дня Фишер был арестован вломившимися в номер полицейскими и, сразу поняв, что произошло предательство, назвался Рудольфом Ивановичем Абелем, именем своего умершего друга-чекиста, что послужило сигналом для Лубянки… Насколько помнится, «спасённые» им письма стали одной из улик на суде…
«Марк» же, в отличие от Центра, пребывал в неведении о предательстве «Вика». Вот он приближается к дому на Фултон-стрит, присаживается на скамеечке поблизости и настораживает круглосуточно дежурившую рядом с домом 252 наружку: похож на человека, описанного «Виком». Но зацепиться за незнакомца не удалось. «Марк» ушёл от наблюдения, интуитивно оторвавшись от хвоста. Наружка была не до конца уверена, что объект установлен верно…
Новая попытка пробраться в собственную квартиру удалась, портативный приёмник оттуда был вынесен. На следующий день пришёл черёд зайти туда снова и заглянуть под деревянную лестницу, где в тайнике хранились шифровальные блокноты, шифрозаписи, почтовые адреса для связи и, в портативном контейнере, письма от жены Эли и дочери Эвелины.
20 июня «Марк» снова проник в дом незамеченным. И тут удача не то что изменила, а просто отвернулась. Время к одиннадцати вечера, свет превратился в полумрак, да ещё и окна завешаны шторами. Разыскивая в темноте в ящике метрику на имя Мартина Коллинза, он случайно смахнул на пол крошечный контейнер, в котором хранились письма.
Если бы не это, может, и не появилась бы на свет книга о разведчике Фишере – Абеле…
«Марк» долго шарил по полу, искал контейнер, но тот куда-то закатился и никак не попадался под руку. Подойдя к окну, он чуть откинул штору, внимательно осмотрел улицу. Всё спокойно, вроде бы никого и ничего. Зажжённый свет, по его уже потом, в Москве, написанным отчётам, горел две, максимум три минуты. За это время был найден оказавшийся под столом контейнер – и твёрдо засечён наружным наблюдением, сфотографирован выходящий на улицу советский нелегал-полковник.
Выйдя из дома, «Марк» направился к метро. Показалось или нет, что следом за ним, и уж слишком долго, вышагивает какой-то человек? Нет, показалось: во-первых, незнакомец тащил чемодан; во-вторых, в метро сел не с «Марком», а в последний вагон.
Но всё же не показалось. Американцы утверждают, что с момента выхода из квартиры на Фултон-стрит «Марк» находился под их постоянным наблюдением. И тот человек с чемоданом был от наружки. Объект наблюдения, возможно, «купился» на чемодан: какой наружке охота таскаться с тяжестями? Но при «передаче» объекта применяются и такие хитрости. Трюк с переноской всяческих сумок, портфелей, тяжёлых вещей в разведке используется постоянно – но в основном теми, кто пытается уйти от наружки. Человек, что-то несущий, как и идущий с ребёнком, психологически вызывает меньше подозрений…
