Затем сразу, практически не выходя из прямого эфира, второй брифинг.

— Всем привет, если я ещё не надоел. Только что вы вживую, в прямом эфире увидели, что бывает, когда проявляешь решимость. Люди в семьдесят втором ангаре выбрали жизнь, и сами покарали тех, кто смущал их и подбивал на преступление. А бандиты в семьдесят третьем добровольно сдались, их даже не пришлось бить. А всё почему? Потому, что мы, я имею в виду власть, а сейчас командование антитеррора и есть здесь власть, реально выполняем обещания. Сказали, всех убьём — и убили. И более никто не желает переходить нам дорогу. И точно также мы, государство Венера, должны поступать и на международной арене, в международной политике. Мы — нация воинов, потомки конкистадоров, и не можем прогибаться перед мразью и бандитами. И если будем тверды — всё у нас получится. Отдельно хочу напомнить, что её высочество приняла решение удовлетворить все требования бунтовщиков, фильтр тех, кто будет насильственно депортирован, пересмотрят. И если бы камрады сдали заложников и выдали бы зачинщиков — этой крови бы не было. К сожалению, всегда приходится платить кровью, чтобы донести до других свою позицию, мир иначе не работает, и сегодня, несмотря на потери с нашей стороны, в целом мы, как государство Венера, справились. За сим всем спасибо. Конец эфира.

Адренали не отпускал — надо было лететь во дворец, решать следующий ребус. Но голос ведущей новостей, появившейся на экране следом за мной, сказал, что:

— А сейчас мне подсказывают, что к прямому эфиру подключается Золотой дворец, служба информации Золотого дворца. Не отключайтесь. Я передаю слово своему коллеге, корреспонденту…

Решил посмотреть. Оперативно она!

Фрейя была колоритная. Щёки впалые, глаза усталые, под глазами круги. Косметика помогала, но не спасала. Специально так накрасили, паршивки! Хотя что она устала — такое есть.

— Всё, уже в эфире? — Рассеянный взгляд. — Уже всё, можно говорить? — Кивок, взгляд в камеру. — Всем привет. Это я, Фрейя Веласкес, исполняющая обязанности главы государства на время болезни матери. Хочу подтвердить то, что сообщил мой помощник Хуан на брифинге на космодроме в эфире только что. Недавно созванный на особое заседание Совет Безопасности поддержал инициативу о том, что не следует под горячую руку выгонять с планеты всех, кто въехал сюда с паспортами Союза. Хоть Союз и поддерживал недавний переворот, и его бойцы совершили террористическую атаку, не нужно всех под одну гребёнку. И я только что подписала подготовленный ранее указ об изменении критериев фильтрации высылаемых. Высылать будут только семьи тех, кто участвовал в противоправных действиях против венериан в недавних событиях, и тех, кто находится на планете незаконно, с просроченными документами. Сами участвовавшие в погромах после отбытия наказаний также будут выдворены с запретом на въезд навсегда. Преступления против венериан, но совершенные не в рамках мятежа и террористического нападения, а в рамках обычного уголовного права, будут рассматриваться согласно норм действующего законодательства, и не повлекут за собой высылку членов семей преступивших закон. Но кроме того, мне точно известно, что многие граждане Союза участвовали в битве за город с нашей стороны, в рядах ополчений «зелёных зон», защищая столицу и её жителей в том числе от своих соотечественников. Для таких людей принято решение о предоставлении подданства им и членам их семей без испытательных сроков, без условий и ограничений. Всем спасибо.

Аджай, я держу слово… И горе тем, кто при этом не держит своё. А вот Мария Фернанда и правда хорошо умеет не только танцевать…

Глава 7. Слышу голос из прекрасного далёка, голос утренний в серебряной росе…

Дурацкая песенка.

Проигрыватель на ней просто заело, потому мозгу пришлось прослушать её с десятка полтора раз по кругу, пока не проснулся. Гарнитуру на ночь не снял, не вытащил из уха управляющий контур, и во сне, когда ворочался, на что-то там нажал. Правда, это случилось под утро, что здорово, но последний час сна оказался безоговорочно испорчен. Настолько, что даже не оценил подарок от Марии Фернанды, давшей поспать аж до развода.

— О, ты уже встал? — вошла она вся такая брутальная, в сером трико малышни, но с винтовкой Гаусса за плечами. Форма им пока не положена — только после Полигона, но винтовки уже таскают. Правда не с самого начала — был риск, что поубивают друг друга, потому с оружием только спустя девять месяцев — год, когда оботрутся, местная наждачка окончательно сдерёт с них приютскую шелуху, а последние ненужные и не подходящие психологически кандидатки, отсеются.

— Да. — Скупо кивнул — голова болела от назойливой мелодии. — Спасибо, что разбудила в восемь, как я просил…

Время показывало без четверти девять. Она иронию не поняла.

— Да ладно, имел право поспать! На тебе там, — палец в небо, — всё держится. — Неприличный жест, обозначающий то, чем мужчины и женщины занимаются наедине. — А сейчас, насколько я знаю, ты вообще официально шишка, второй после Фрейи, это даже в СМИ открыто обсуждают и не парятся. А у шишки, Хуан, по-другому должно быть устроено: дал задание подчинённым — и пусть вкалывают. Говорю тебе как главарь банды главарю банды: главное в нашей работе — вовремя и в нужном направлении дать пендалей. Поверь мне, я разбираюсь, пусть и «рулила» всего лишь беспризорниками своего района.

— Ага, глава банды — главе банды… — усмехнулся я эпитету.

— Ну, по сути ты сейчас глава банды, только крупной. Разве нет? — Снова искреннее недоумение, для неё то, говорила, было аксиомой, и звучало в порядке вещей.

Но ведь и правда, если взглянуть под углом… Ну, ведь банда же! И клан Веласкес, и государство Венера — просто очень большие банды. И я сам их бандами делаю, в отличие от королевы, которая пряталась за атавизмы вроде законных процедур до последнего, даже в ущерб власти. У меня же всё предельно просто: я с пушкой — вы «лошня». Пока пушка была у вас — мы «лошня»… Были бы, если б проиграли. Так что я не рефлексирую, да, банда, и я — её главарь.

— Ладно, пупсик, чмоки! — Послала Мария Фернанда воздушный поцелуй. — Я на развод. Твои мальчики собраны, в кубрике, как и просил, очень уставшие и не выспавшиеся, но довольные. А наши старшие…- Закатила глаза. — Первый раз вижу, чтоб на утро у половины старшаков, сук из сук, перед разводом были такие мечтательные блуждающие и довольные оттраханностью мордахи. Они тебе этот подарок долго не забудут.

От брошенного в неё браслета (что было под рукой то и запустил) паршивка увернулась:

— Убежала! Ещё раз чмоки!

Я даже вслед крикнуть что-либо не успел. Эх, наплачусь с этой «главой банды» в своё время. Как выпустится — сразу и наплачусь. Весь корпус понимает, что сразу после выпускной попойки она напишет заявление о переводе ко мне. И будет писать оные каждый месяц, каждую неделю, каждый день, пока всех не задолбает, и офицеры, чтоб отстала, её ко мне не переведут. Возможно, добавив к опергруппе неудачников ещё один малолетний взвод, благо дочери феникса к тому моменту основательно подрастут.

«Слышу голос из прекрасного далёка…» — пел в голове приятный голос — утрешняя песенка отпускать не хотела. — «Голос утренний, в серебряной росе…»

Да, утренний, не возразишь. И утро это прекрасное, «в серебряной росе», какие бы проблемы ни довлели. Проблемы будут всегда, надо уметь видеть за их фоном хорошее, а на Венере, несмотря ни на что, всё гораздо лучше, чем могло было быть.

На развод попасть я очень хотел, ибо тысячу лет там не был. Но не пошёл — передумал, слишком поздно разбудили. Двинулся умываться. Зря, наверное, когда ещё там побываю? Но не грязным и лохматым же идти, да ещё с больной головой. А вот мои, судя по пустой каюте и отсутствующему оружию, пошли. Ладно, поздняк метаться, там уже началось, и душевая свободнее будет.