– Ты решил поскорее умереть? – хохотнул Адал. – Такая концентрация легко дракона свалит, хотя я не проверял его на драконах…

– Посредственно… – раздался слегка разочарованный голос Вивальди, когда он поглотил весь газ, – очевидно, что это делал не твой отец. Газ схож с кровавым туманом.

– Я вдохновлялся им… – пробормотал потрясенный Адал, отступая на шаг.

– Для моего убийства этого недостаточно, – молвил Вивальди и потянул руку к Адалу, его конечность удлинилась и он, схватив юношу за горло, свернул тому шею.

Адал рухнул на пол и Вивальди повернулся, чтобы покинуть комнату.

«Придется обыскать весь дом», – подумал исполин. Он хотел проверить кое-что в лаборатории Баошенгдади.

–Для моего убийства этого недостаточно, – раздался вдруг насмешливый голос Адала, он явно пародировал Вивальди.

– Хо? – с интересом произнес исполин.

В тот же миг он оказался перед Адалом. Схватив его за лицо, исполин впечатал Адала в пол затылком, проламывая юноше череп. Тот прямо на его глазах начал регенерировать. Однако даже невероятная регенерация не могла спасти его, лишь оттянуть неизбежное.

Вивальди надавил сильнее, и пол под ними начал трескаться. Адал был потрясен. Он никогда не покидал этот остров и составил представление о Вивальди из книг и разговоров с отцом. Юноша и вообразить себе не мог истинную силу исполина. Ему довелось убивать в битвах пиковых Святых. Однажды он даже сразил могучего дракона, но Вивальди оказался на совершенно ином уровне.

Наконец пол не выдержал, и Адал вместе с Вивальди полетели вниз. Рухнув на пол, он все еще пытался вырваться из захвата исполина, яростно бил его тело, но даже ранить не мог. Вивальди заметил, что в комнате, в которую они свалились, находятся его соратники. Он взглянул на них, кивнул и сжал ладонь, окончательно размозжив голову Адала. Затем схватил его за руку и ударил о пол, тело юноши не выдержало и разлетелось на кусочки, разбрызгивая кровь во все стороны, в том числе на Оцета и Крату.

– Спасибо, спасибо… – буркнул Оцет, облитый с головы до пят кровью.

– Просто впитай ее, – пожал плечами Вивальди.

– А эти ошметки мне тоже впитать? – покачал головой Оцет, стряхивая с плеча кусочек плоти. Кровь на нем стремительно исчезала, поглощаясь им.

– А я так не могу, – недовольно проговорил Крату, морща нос.

Оцет прикоснулся к нему, и вся кровь поверженного врага потекла к нему, исчезая в его ладони.

– Ты кровавый практик? – сильно удивился Крату. – Неужто у тебя двойной дух ветра и крови?

– Мои возможности на этом не заканчиваются, – улыбнулся Оцет.

– Хочешь сказать, что у тебя тройной дух как у госпожи Каллисты? – скептическим тоном произнес Крату.

– Вы первый этаж полностью обыскали? – спросил внезапно Вивальди.

– Да, но входа в лабораторию так и не нашли, – сказал Оцет, – впрочем это не сложно, мне сперва хотелось осмотреть весь дом, но на втором этаже ты уже побывал.

– Если лаборатория под землей, то мы можем просто пробиться туда, – пожал плечами Крату.

Оцет закрыл глаза, и его лицо приняло сосредоточенный вид.

– Что он делает? – спросил удивленный Крату у Вивальди.

– Ищет вход.

– Ищет вход? – переспросил Крату. – Как это он ищет вход?

– Используя силу земли.

– Да ты, должно быть, шутишь, – нервно усмехнулся Крату, – неужто он действительно обладает тройным духом?

– Нашел! – хлопнул в ладоши Оцет. – Туда ведет потайной проход, как банально... Следуйте за мной.

Они вернулись в холл. Оцет подошел к портрету Баошенгдади, на котором тот держал в руках человеческий череп. Надпись под картиной гласила «Победа над смертью». Далее шла загадка: «Мне покоряется все сущее, живое и мертвое, я царствую над миром, и нет никого сильнее меня. Что же я такое?»

– Вход за этим портретом, – улыбнулся Оцет, – чтобы войти нужно разгадать загадку.

– Или просто прорубить нам проход, – развел руками Крату.

– Зачем, если можно ответить на загадку? – спросил Вивальди.

– Тебе ведь даже напрягаться не надо, – цокнул языком Крату.

– Давайте уже решим это загадку. Какой ответ предложишь, Крату?

– Я бы сказал, что это владыка Искандер, – хмыкнул Крату, – но боюсь, Баошенгдади с этим не согласится и посему… наверное, он себя считает сильнейшим.

Оцет ехидно улыбнулся и, прикоснувшись к портрету, произнес:

– Баошенгдади.

Ничего не произошло.

– Может нужно как-то еще активировать это? – нахмурился Крату.

– Нет, просто твой ответ неверный, – покачал головой Вивальди.

– И какой же ответ будет правильным? – обиженным тоном произнес Крату, сложив руки на груди.

– Нет никого сильнее Единого Бога, все подчиняется Ему, Он сотворил все сущее из небытия, своей силою даровал всем жизнь, и даже смерть не властна над Ним, – молвил Вивальди, – однако, даже Бог в некотором роде ограничен. Бог не может умереть. Он не может перестать быть Богом, не может создать круглый квадрат или сделать так, чтобы два на два давало пять. Ибо даже Бог «живет», если это слово применять к Нему, по определенным законам. Посему… Закон всего выше.

– Ого! – Оцет прикоснулся к портеру. – Закон!

И этот ответ оказался правильным. Картина съехала вниз, открывая потайной проход, ведущий в лабораторию бога жизни. Лестница шла вниз, скрываясь в темноте.

– Погодите, погодите! – воскликнул Крату. – Если за этим портретом с загадкой проход, то может что-нибудь есть и за другими?

Он подбежал к еще одному портрету, который изображал Баошенгдади на вершине горы, среди звезд. Надпись гласила: «Созерцание вечности». Далее шла загадка: «Все поглощает, ни на миг не останавливаясь, неодолимое, но все же побежденное».

– Побежденное? – нахмурился Крату, – я бы сказал, что это «Время», но разве его можно победить? Есть, конечно, способности, позволяющие им манипулировать, это победа или как?

– Это Ахриман, – сказал Вивальди.

– Кто? – удивился Крату.

– Пожиратель миров, – усмехнулся Оцет, он подошел к портрету, коснулся его и проговорил, – Ахриман.

Картина сдвинулась, и им открылся проход. В конце него виднелся выход в сад.

– Понятно, это не нам не нужно, – кивнул Крату и направился к еще одному портрету.

Там уже был изображен не сам Баошенгдади, а красивая женщина, по всей видимости, его дочь. Она готовила что-то на кухне. Надпись гласила: «Создавая хлеб насущный». И загадка: «Без рук, без ног, а в гору лезет?»

– Вот это странно, – задумался Крату, – ответ, очевидно, не прост. Если бы я не учился на своих ошибках, то решил бы, что ответ «тесто». И кулинарная эстетика подходит. Но тут что-то иное… Может это «исполин»?

– Исполин? – Вивальди с интересом взглянул на Крату. – Ты что же, сейчас представил исполина зубами, хватающегося за уступы?

– Ну да… – развел руками Крату, – а как еще? Хотя вы, наверное, и хвосты можете отрастить…

Оцет весело рассмеялся, слушая Крату. Даже Вивальди слегка улыбнулся. Крату же прикоснулся к портрету и произнес:

– Исполин.

Ничего не произошло.

– Вивальди! – воскликнул Крату. – Гендель! Карафина!

Ничего не происходило.

– Я больше не знаю исполинов, – развел руками Крату.

– Может ответ все же другой? – усмехнулся Оцет.

– Ага, – Крату раздраженно махнул рукой, задевая картину, – наверное, тесто!

И тут портрет двинулся и сполз вниз.

– ЧТО? – у Крату челюсть отвисла от удивления. – Обхитрили меня, негодяи!

За картиной не было никакого прохода, лишь надпись: «О, Адал, ты думал, здесь что-то будет? Нет… от тебя же смердит, даже отсюда чувствую. Хватит заниматься ерундой, делом займись!»

– Кто такой Адал? – нахмурился Крату.

– Седьмой сын Баошенгдади, которого я убил на ваших глазах, – ответил Вивальди.

– Похоже, у него были не лучшие отношения с сестрой, – усмехнулся Оцет, – что ж, пойдемте в лабораторию.

Они вернулись к входу, который открылся у портрета Баошенгдади, и начали спуск вниз по лестнице. Стеклянный гроб оказался слишком большим, посему Вивальди пришлось трансформировать свое тело, сделав его мальчишеским, только так он мог зайти вместе с ним.