– Но я не… – чуть ли не пищит Аня.

– Я превращу твою жизнь в ад, – перебиваю ее. – Забудь все, что ты тогда видела. И не вздумай еще раз туда, – выделяю интонацией это слово, надеюсь, эта любопытная догадается, куда «туда», – сунуться.

Вижу, боится, но вот на меня все равно смотрит. Беспомощно так. Испуганно. Но смотрит. Не отводит взгляда в сторону. Карие глаза даже не моргают. Слышу, как Аня судорожно сглатывает:

– Я и не планировала.

– Ну и отлично. Ты хорошая, правильная девочка, – с ненатуральной улыбкой говорю я. – Сиди за учебниками дальше. Целее будешь, если продолжишь делать селфи с котиками. Поняла?

И – аллилуйя! – упоминание котиков возвращает Аниному лицу более-менее нормальный цвет. Она кивает, а я зачем-то еще раз вдыхаю возле нее воздух – ничего, никаких ароматов – и снова откидываюсь на свое сиденье.

Разваливаюсь в нем, подпирая затылком подголовник, а о лобовое стекло уже разбиваются капли дождя. Ладно. Пора завязывать с этим балаганом. Девка здесь явно ни при чем. Если не на сто процентов, то на девяносто девять точно. Еще один процент оставлю на чертову теорию вероятности. Полностью со счетов Аню спишу, когда больше не увижу стран-

ных совпадений.

Мне просто нужно быть осторожнее. Никаких лишних контактов. И на всякий случай лучше сейчас потусоваться с пацанами почаще, чтобы ни у кого не возникало вопросов, где я. Выждать время. Три-четыре боя, и все закончится. А потом… Мои мысли прерывает тихая возня рядом. Поворачиваю голову. Аня все еще сидит на пассажирском месте. Обнимает рюкзак, сжимает свой телефон.

– Чего сидишь? Свободна, – хмыкаю я. Несколько взмахов ресницами, и Аня отмирает.

Бросает взгляд за окно, по которому вовсю хлещет дождь, и поджимает губы. И только еще через несколько секунд раздумий тянет ладонь к ручке, щелкает ею и выскакивает из машины прямо под озверевший ливень. Громко хлопает дверь, и я остаюсь один.

Выпускаю сгустившееся в легких напряжение через резкий выдох. Черт-те что! Нажав до упора педаль тормоза, рывком переключаю передачу с паркинга на драйв и, вывернув руль, даю жизнь мотору машины. Пробуксовав, она с мерзким звуком отшлифовывает колеса по гравию и срывается вперед.

Мне нельзя все испортить. Хоть эта Аня и оказалась невиннее овечки, буду и дальше держать ее на прицеле. Пусть только попробует что-то рассказать! Если я узнаю, что она открыла рот… От этой мысли холод стекает по ребрам в желудок. Я все потеряю.

Выехав за пределы складов, сразу же встаю в пробку. Приходится волочиться в горку и наблюдать за дорогой через взбесившиеся на лобовом дворники. И при очередном таком их проезде по стеклу я замечаю уже знакомый силуэт. Этот же переулок переходит и Аня. Она без зонтика. Скукожившись, ныряет кроссовками в потоки воды на асфальте. Ее рюкзак уже перекинут через одно плечо, а светлые волосы насквозь мокрые

и прилипли к лицу. Да и, судя по виду, одежда такая же мокрая.

Аня перебегает дорогу на мигающий зеленый. Останавливается у пересекающего мою улицу перехода с горящим красным светофором. Она застывает под проливным дождем, обняв себя руками. Мокрая. Взъерошенная. От ее вида я даже морщусь. В этот момент она жутко жалкая! Не удивлюсь, если она еще и подвывает дождю прямо на этом пешеходном переходе.

Громкие продолжительные сигналы недовольных водителей, что выстроились за моей тачкой, возвращают в реальность. Уже давно горит зеленый, и передо мной пусто. Жму на газ, проскакивая переулок, но зачем-то еще раз бросаю взгляд на Аню в зеркало заднего вида.

Она все еще стоит, ладонью проводит по лицу, убирая с него мокрые волосы, а проезжающий рядом автобус окатывает ее водой из лужи.

Почему-то у меня резко саднит в груди. Это полный аут. Тормоз в пол. Сдаю назад прямо на перекрестке под шквал недовольных гудков соседних машин.

Я останавливаюсь точно напротив мокрой и грязной Ани. И пускай я сейчас жутко злюсь на нее, но мне всегда было жалко тех самых облезлых котят на улице. Опустив стекло, сквозь зубы цежу ей:

– Садись.

Как ощутить себя невероятно беспомощной и жалкой?

Для начала тебя должны запугать, потом нужно пройтись под проливным дождем. Ну и вишенка на торте – фонтан грязных брызг от проезжающего мимо автобуса. Хочется ли мне зарыдать от бессилия прямо на перекрестке? О! Еще как…

Но сделать это мне не дает оглушающий визг тормозов и сигналы машин, наперебой разлетающиеся по улице. А передо мной, перегородив пешеходный переход, появляется уже знакомая черная иномарка. Стекло на пассажирской двери быстро опускается, а в приоткрытом окне появляется бритая башка.

– Садись, – грубо бросает Тимур.

Я ошалело хлопаю ресницами, но так и стою на месте, пока по мне чуть ли не ручьями стекает вода. Горин сейчас предлагает вновь вернуться в его машину? Мне мерещится?

– Ну? – Глаза Тимура уже буквально искры мечут от раздражения. – Я уговаривать должен?

Растерянно сглатываю и оглядываюсь. По улице несутся машины, по тротуару спешат единичные прохожие с зонтами. Я стою под дождем, и зуб на зуб уже не попадает. И самое странное, а может

быть, и страшное, что единственное место, где я могу сейчас от него укрыться, – это машина Горина.

Но буквально пять минут назад он грозился расправиться со мной.

– Короче, – недовольный бас летит из окна, и тонированное стекло в нем уже поднимается.

Я не знаю, что заставляет меня все же дернуть ручку пассажирской двери. Ощущение, что еще несколько секунд под ливнем, и у меня пойдут сколы по зубам, или слабоумие? И второе берет верх.

Я снова сажусь в машину Тимура. Господи! Даже дышать забываю на мгновение. Здесь тепло, сухо и уже вовсю шумит печка, обдувая горячим воздухом. И я опять тону в запахе пряного парфюма.

А вот я грязная, с меня течет вода. Возвращаюсь в реальность, когда замечаю грязь от кроссовок на коврике и разводы на кожаном кресле.

– Извини. – Я бросаюсь вытирать продрогшими ладонями мокрые следы. – Я все сейчас…

– Это натуральная кожа. Ничего с ней не будет, – обрывает меня Тимур. – Куда ехать?

Назвать свой точный адрес я не решаюсь, поэтому озвучиваю только район.

Тимур одним движением переключает передачу, и иномарка на последних секундах зеленого сигнала светофора врывается в поток машин.

Мы едем молча. Я сижу, вцепившись в свой рюкзак, и даже не смотрю в сторону водителя. Единственное, что помогает немного расслабиться, – это теплые потоки воздуха, окутывающие меня со всех сторон. Но в машине Тимура мне все равно некомфортно. Замечаю, что носок моего насквозь промокшего кроссовка уже постукивает по полу, и от этого дергается колено.

– Зачем села, если трясешься от страха? – вдруг усмехается Тимур. Ехидно так и издевательски. Моя нога тут же прекращает дергаться.

– Не трясусь. Просто замерзла, – съеживаюсь и шепчу себе куда-то в ворот рубашки.

– Я сделаю теплее. – Тимур тянется к кнопкам на панели.

– Не надо! – Не менее резко останавливаю его, дернувшись к этим же кнопкам.

Но в этой машине мы так близко, что размаху бьемся друг о друга локтями. От удара простреливает нервные окончания. И, видимо, не только у меня. Мы одновременно шипим от боли. Решаюсь искоса взглянуть на Тимура. Он морщится, стиснув челюсть, и доносится его недовольный вздох. Да и сам Тимур не излучает ничего, кроме враждебности. Я дышу в этой машине не только парфюмом Горина, но и его раздражением.

– Извини, – обхватив себя за локоть, смущенно шепчу я.

И Тимур лишь немногословно мычит:

– Угу.

Опять в салоне тишина. Едкая и такая колючая, что у меня по коже пробегают волнами мурашки. Особенно когда Тимур прибавляет скорость. Он будто бы в шашки играет на дороге, перестраиваясь из одной полосы в другую. Нам уже пугающе часто сигналят водители других машин. И при очередном таком резком маневре и внезапном торможении я не выдерживаю. Замечание само срывается с моих губ: