Твою мать! Горин просто и всерьез принял меня за свою фанатку.

– Просветова! – От громкого голоса преподавателя я вздрагиваю. Убираю ладони от лица, едва не выронив шоколадку на пол. – Долго в коридоре стоять будем? На пару идти думаете?

Уставившись в тетрадные клеточки, я медленно заштриховываю одну за одной – и так уже полчаса, пока идет лекция.

– Что там в четвертом пункте? Я записать не успела, – шепчет Соня, заглядывая мне под руку, и выдергивает меня из момента, когда Горин пишет мне свой номер на шоколадке.

– А? – Я вздрагиваю, непонимающе уставившись на Трофимову.

– Ты не пишешь, что ли? – Она удивленно смотрит мне в тетрадь.

Поджав губы, я кратко отмахиваюсь, а Соня хмурится. Склонившись к моему уху, она тут же принимается мне нашептывать:

– Ты из-за истории с Петровой так грузишься? Да не переживай! Сегодня ее точно не будет: видела пост у нее в блоге, у них какая-то сходка блогеров. А завтра выходные. Все уляжется до понедельника.

– Угу. Уляжется, – тихо и вяло отвечаю ей, принимаясь дальше зарисовывать квадратики.

У меня и в голове-то ничего не укладывается, не то что в реальности. Мне нужно сосредоточиться на лекции и том, что объясняет преподаватель, а у меня не выходит из головы разговор с Тимуром. Смотрю в тетрадь, а вижу сбитые костяшки его пальцев. И в горле сразу пересыхает…

– Короче, – чересчур шумно вздыхает Соня, – пора выводить тебя из депрессии. Я понимаю, что ты слишком впечатлительная, но так тоже не годится. У меня идея!

– Сонь, – бормочу я, не отрывая взгляда и кончика ручки от тетради, – я же сказала: ни на какие квесты больше не пойду!

– Да забудь про квесты! У меня другой план.

– Я никуда не хочу.

– А я хочу, – шикает Соня.

– Так иди, – шикаю ей в ответ, сильнее надавливая ручкой на лист.

– Вот и пойдем вместе. Последние дни ты выглядишь кислее лимона!

Даже краем глаза замечаю, как Трофимова кривится.

– Ну спасибо, – раздраженно фыркаю я и все-таки протыкаю тетрадный лист острым кончиком шариковой ручки.

Хочется еще добавить, что в этом есть и прямая вина Сони, но вовремя прикусываю язык. Все-таки подруга переживает.

– Да пожалуйста, – продолжает тихо бубнить Трофимова.

– Слушай… – Я не выдерживаю и поворачиваюсь к ней, хмурой и надутой. – Со мной все нормально, – громче, чем надо, шепчу я.

И мы обе таращимся друг на друга. Может быть, Соня и хочет как лучше, хочет как-то исправить свой откровенный косяк с неправильным адресом, но сейчас мне это не нужно.

– Трофимова! Просветова! – одергивает нас преподаватель, и мы отодвигаемся друг от друга. – Вы обнаглели. Может, я вам мешаю и мне выйти, а?

– Извините, – произносим мы с Соней одновременно, утыкаясь в свои конспекты.

* * *

Задумчиво облизываю ложку от мороженого, уставившись в монитор ноута. Там идут финальные титры сериала, а я так и не поняла, кто убил Саймона^*. Не поняла, потому что последние несколько серий прошли передо мной бессмысленной чередой звуков и картинок. Ведь я не смотрела и не вникала.

Я думаю лишь о номере телефона, что записан у меня на шоколадке. Она так и лежит в моей сумке, развернутая, с одним отломленным кусочком. Я не притронулась к ней, хоть и думала об этом весь день и уже весь вечер.

И мне опять стыдно. Хотя за прошедшие пару дней можно было и привыкнуть к этому чувству – слишком часто оно становится моим спутником. Хорошо хоть, что сегодня мы больше не пересекались с Тимуром в академии. Его машины после первой пары уже не было на парковке под окнами. Зато Горин оставил мне свой номер, как с барского плеча. Мол, на, пользуйся. А его прожигающий, самоуверенный взгляд! Он словно и правда поставил на мне клеймо

«фанатка».

Только это не так! Плевать я хотела на сынка какого-то чиновника! Просто… Недовольно постукиваю ребром ложки по передним зубам, продолжая отстраненно смотреть на плывущие белые строчки на черном экране. Просто – что? Если мне плевать, то почему меня так волнует, был ли Тимур в тот вечер на ринге? Его ли спину я видела? Даже если тогда Горин и был там, разве это дает ему право вести себя как пуп земли? Что в нем такого особенного, из-за чего он уверен, будто каждая на него посмотревшая безумно влюблена? Татуировки по всему телу? Лысая башка? Или зелено-карие холодные глаза? Что такого в Тимуре Горине? Что позволяет ему так обращаться с людьми?

Сильнее сжимаю в пальцах несчастную ложку. Это выходит неосознанно. Может, потому, что у меня в груди разливается какое-то неприятное чувство? Я четко ощущаю настойчивые удары сердца. Бросаю ложку в тарелку, стоящую рядом на тумбочке у кровати. Та со звоном падает на дно, и этот звук раздражает меня еще больше.

Да, я злюсь. Злюсь, потому что опять выставила себя дурой. А мне ведь достаточно одной Петровой! Но нет! Привязавшись к тому, что произошло со мной тогда, в том чертовом клубе, я лишь сильнее себя закопала. Сегодня мне не просто оставили номер телефона. Мне, как бродячей собачонке, подачку кинули.

«За номер не благодари, а то ты скоро дыру во мне проглядишь», – стрелой пролетает в моей голове с той же интонацией, что и было сказано утром. Лениво и вальяжно. Я слышу это так четко, будто слова прозвучали только что. Меня словно подбрасывает на кровати. Не много ли за два дня унижений?

Чертов Горин! Чертова его татуировка на спине!

И номер его к черту! Я не его фанатка!

Вскочив на ноги, затягиваю посильнее пояс домашнего халата и хватаю свою сумку, брошенную на письменном столе. Среди лежащих там тетрадей я легко нахожу ту самую шоколадку. Достав ее из недр сумки, не колеблясь несу на кухню. И через пару секунд обертка, исписанная чужими цифрами, летит под раковину, на дно мусорного ведра. Да и сама

шоколадка с мармеладками тоже. Есть ее я уже точно не стану.

И только захлопнув дверцу шкафчика, понимаю, как глухо барабанит в груди сердце, а в висках – пульс. Все. Никаких больше мыслей о том подвале. И никаких вопросов о том, кто махал там кулаками. И дыру я больше ни в ком сверлить глазами не буду! Если в ту ночь там и был Горин, то…

Резкая трель дверного звонка – как плеть по моим мыслям. Я аж подпрыгиваю на месте.

– Я открою, – тут же кричит мама из коридора. Выпускаю воздух из легких, прислонившись пятой точкой к кухонной столешнице. Пытаюсь почувствовать какое-то облегчение от того, что та шоколадка

с номером полетела в мусорку. Но не успеваю.

– Аня-а, к тебе пришли! – слышу удивленный возглас мамы.

* Саймон – герой сериала «Один из нас лжет».

Я сижу в такси. На мне черное худи, старые потертые джинсы и кеды. А все почему? Потому что Трофимова! И она не шутила сегодня на паре про свой план. Это она заявилась ко мне. Нарядная и красивая. В новой джинсовке и тунике, усыпанной стразами, стояла как новогодняя елка посреди коридора и жалобно заливала моей маме, что я не хочу идти с ней в кино! Даже билетами перед ее носом помахала, пока я изумленно хлопала ресницами. И как потом оказалось, билетами липовыми.

Ведь сейчас мы едем не в кинотеатр. Знала бы мама, какую лапшу ей Соня на уши навешала и пыль в глаза пустила, то вряд ли разрешила ей даже на порог ступить. Но каким-то магическим образом Соня бессовестно отпросила меня у мамы. Нехотя та все-таки согласилась. Правда, не забыла прочитать лекцию о том, что я должна вести себя прилично и абы с кем не знакомиться.

А мне, как обычно, не хватило духа твердо сказать Соне «нет», когда она смотрела на меня глазами голодного кота. И теперь такси съезжает с широкого проспекта на узкую улочку частного сектора и останавливается возле высоких кирпичных ворот одного из домов.