– Аня! Иди все-таки поешь!

Никакой простуды и даже легкого чиха. Утром следующего дня у меня нет ни малейшего повода, чтобы остаться дома. Разве что соврать и имитировать болезнь, но мама-то сегодня выходная. Поэтому порог академии я переступаю со жгучей потребностью в груди сбежать отсюда. У меня начинается не то мания величия, не то параноидальный приступ.

Что может так активно обсуждать стоящая у расписания группа незнакомых мне девчонок? А если меня? А вот компания старшекурсников, спускающихся по лестнице. Не просто так же они сейчас громко засмеялись, стоило мне только появиться на горизонте? Или парень в очках, что идет мне навстречу, глядя в телефон. Почему он так улыбается экрану? Может, Полина что-то скинула обо мне еще и в анонимный чат по типу «Подслушано в академии»?

Я присматриваюсь и прислушиваюсь ко всему, что окружает меня, пока плетусь по коридору к нужной аудитории. Все жду, когда откуда-нибудь из-за угла появится Петрова со своей свитой и все уже в открытую начнут тыкать в меня пальцем.

В таком стрессе я дохожу до аудитории, где должна проходить первая пара. И там опять у закрытых дверей толпятся мои одногруппники. Нервы вот-вот

зазвенят от напряжения, когда приближаюсь к группе и ловлю на себе косые взгляды нескольких девчонок. Я бросаю им краткий приветственный кивок, а они сразу принимаются шушукаться. Ясно. Можно и к гадалке не ходить. Мои ладони неосознанно сильнее сжимают лямку рюкзака. Но я с каменным лицом прохожу мимо.

А может, у меня просто повышенная мнительность и девчонки смотрели на мою фланелевую рубашку в клетку и потертые джинсы. Просто им понравился мой «модный» прикид. И дело вовсе не в Петровой и ее грязных сплетнях. Осторожно озираюсь по сторонам, ища в толпе студентов что-то яркое и блестящее по имени Полина. Правда, взгляду не за что зацепиться. Похоже, Петровой здесь нет. Как и Жени. Но облегченно выдыхать еще боюсь. Возможно, они, как всегда, опаздывают.

– Аня! – слышу голос Сони, а потом вижу за спинами своих одногруппников машущую мне руку: – Я здесь! – зовет Трофимова.

Протиснувшись вперед, нахожу ее сидящей на подоконнике.

– Ты пришла! – Радостная Соня как ни в чем не бывало сгребает меня в объятия и приветственно чмокает в щеку. – Как себя чувствуешь?

– Уже лучше, – отвечаю подруге, когда та выпускает меня, и тоже присаживаюсь на подоконник рядом.

На какие-то мгновения между нами возникает ощутимая неловкая пауза. Еще бы ей не быть после того казуса с адресом.

– А-а-ань… – Соня нарушает молчание первой, потупив взгляд. – Мир? – И неожиданно протягивает мне плитку молочного шоколада с мармеладом. Моего любимого, кстати.

И пускай я все еще где-то внутри себя немного злюсь на Соньку, но этот жест с шоколадкой…

– Мы не ругались, – улыбаюсь уголками губ и забираю плитку шоколада из рук подруги.

– Мне стыдно, правда. – Она наконец поднимает на меня глаза. Виноватые-превиноватые.

– Мир, – дружелюбно вздыхаю я, но на всякий случай в предупредительном жесте поднимаю указательный палец. – Только больше ни на какие квесты ни в какие клубы я не поеду. Даже не уговаривай.

– Но в следующий раз мы можем сразу поехать вместе…

– Сонь! – Я строго зыркаю на нее, нахмурившись.

– Молчу! – Она тут же зажимает себе рот ладонью и действительно молчит. Но всего пару секунд.

А потом Соня возвращается к своему обычному амплуа болтушки:

– А ты вчера ушла с пар из-за Петровой?

Из моих легких вырывается тяжелый выдох. Значит, курва все же успела ляпнуть об этом своим гадким языком. Скрывать это от Сони не имеет смысла. Я рассказываю ей о вчерашнем инциденте, и даже сейчас во рту пересыхает от воспоминаний. Правда, я опускаю некоторые подробности. Например, как рассматривала татуировки Горина – я вообще не упоминаю имен лиц из мужской раздевалки. Лишь обобщаю, что туда ввалились парни, потом преподаватель и я позорно сбежала.

– Вот сучка драная, – зло шипит Соня. – Ты почему мне ничего не рассказала сразу? Я бы ей еще вчера по кукольной роже заехала. И вообще, чего ты сама ей в волосы не вцепилась?!

– Ну, во-первых, это не тебя вчера приперли совершенно голую к стенке. А во-вторых, дракой проблемы не решаются. Ударю я ее – она меня в ответ… Что изменится? – говорю я, пожимая плечами. – Петрова поумнеет?

– Да ей давно пора тумаков отвесить.

– Если не реагировать на провокации, то провокатор рано или поздно потеряет к этому интерес сам, – уверенно заявляю я. – Это же простая психология.

Правда, на всякий случай еще раз настороженно кошусь на своих одногруппников. Ищу взглядом какие-нибудь яркие пятна, что могут ознаменовать появление здесь Петровой и Красно. Но от поисков меня отвлекает дребезжание стекол. И такое сильное, что эта вибрация проходит по самому подоконнику и по моей пятой точке.

Мы с Соней удивленно переглядываемся, а потом одновременно смотрим в окно. Со второго этажа открывается отличный обзор на парковку у стен академии, где красуются две припаркованные иномарки. Обе черные, огромные, отполированные так, что от бликов хочется щуриться. А из недр одной из них слышится сумасшедший грохот музыки.

– Понторезы, – цокает Соня.

– А кто это? – интересуюсь я, но ответ появляется перед моими глазами сразу же.

Из машины, в которой грохочут басы, вываливаются трое парней. Мне тут же хочется отпрянуть от окна, и поскорее. В одном из них я узнаю того худощавого брюнета, что размахивал вчера передо мной своим членом. Фу. Благо сейчас он не расхаживает по улице в чем мать родила. Хоть бы с ним вообще никогда не пересекаться. Надеюсь, этот урод не обладает фотографической памятью на лица. Еще от него мне не хватало усмешек в спину. А вот из второй машины выходит Горин. И желание отодвинуться

поскорее от окна сменяется таким тянущим ощущением в груди. Я не могу удержаться от того, чтобы не уставиться на Тимура через дребезжащие стекла. Одетый снова во все черное – худи, джинсы, кожаную куртку, – он чуть ли не сливается со своим внедорожником. Его спасают лишь белоснежные кроссовки.

– Так это Горин и компания, – усмехается Соня.

– Понятно… – отстраненно произношу я, нервно поерзав на вибрирующем от басов подоконнике.

– Эх, мне бы такую машину. Не хочу ездить на маршрутках, – вдруг тоскливо тянет Соня.

– Нужны родители-бизнесмены, – по-прежнему безучастно отвечаю я, потому что мой взгляд не отрывается от Горина.

Смотрю, как он подходит к своим пацанам и обменивается с каждым крепким рукопожатием.

– Или удачно выйти замуж, – продолжает мечтать Трофимова. – И вообще, мне кажется…

Сонькин щебет затихает в моей голове. Чем дольше я слежу за Гориным, тем сильнее отстраняюсь вообще от всех звуков: шума в коридоре, хлопков дверей, чьего-то гогота.

Я концентрируюсь лишь на одном. Сама не понимаю зачем, я ловлю взглядом каждое движение Тимура. Словно отключившись от мира, наблюдаю, как он вальяжно усаживается на капот своей модной тачки и достает из кармана куртки телефон. Его друзья ведут какую-то оживленную беседу рядом, а Тимур просто утыкается носом в экран мобильного. Он почти никак не реагирует на своих друзей, лишь изредка кому-то из них отвечает, не отвлекаясь от телефона. Из окна второго этажа мне не видно, что рассматривает на экране Горин, но все, чего я бы хотела, – лишь бы только

не уведомления о лайках. И, возможно, я слишком громко об этом думаю.

Тимур, сощурившись, вдруг поднимает лицо к солнечным лучам. Ладонью он обхватывает свою шею. Сжимает пальцами, ведет их вверх по бритому затылку и снова опускает к шее, массируя ее. А через секунду он распахивает глаза. Его взгляд останавливается ровно на уровне окна, где на подоконнике восседаем мы с Соней, и я все это время бесстыже пялюсь на Горина.