Он во всём был строг и требователен. С такой же строгостью Леонид Иванович мог дать жесткий отпор ругающемуся матом командиру корпуса генералу Мякушко:

– Вы почему меня поносите, товарищ генерал, матерными словами здесь перед моими подчиненными? Мне ответить вам тем же или уйти молча? Вы здесь повыступали пять минут и уехали, а мне с этими людьми работать и работать.

На что генерал переключал свой гнев и ненормативную лексику на командира батальона майора Голубева. Раздосадованный отпором Кривошлыка, он буквально кричал комбату: «Бери верёвку, иди, вешайся! Распустил тут всех неженок» и, повернувшись к Кривошлыку, с издевкой спрашивал:

– Ну что, доволен, интеллигент хренов?

– Я не слушал, о чём вы говорили, товарищ генерал! Меня это не касалось.

Командир роты ни поучал, ни опекал по мелочам замполита. С высоты своего опыта он приглядывался к молодому офицеру, оценивая, как тот справляется с той или иной ситуацией. А замполиту всё чаще приходилось прикрывать своего командира. Из-за проблем в семье, из-за конфликтов с начальством у Кривошлыка иногда случались срывы, когда он мог послать всё к чертям и скрыться ото всех. И хотя такие срывы были непродолжительны и нечасты, их хватило, чтобы командование приняло организационные меры и Леонид Иванович был переведен в другой гарнизон, на равнозначную должность.

Потом они встречались пару раз, но, в конце концов, потерялись. Поэтому были несказанно рады, когда на просторах интернета они смогли отыскать друг друга. Выходило так, что вся их рота – имелись в виду офицеры и прапорщики – жила и здравствовала по всем просторам бывшего Советского Союза. И даже был озвучен призыв встретиться в Подмосковье у командира. Но встреча не состоялась. У всех были свои проблемы, болячки, нехватка средств и просто свои дела.

И вот сегодня в этой июльской жаре замполит один из той самой роты прощался со своим командиром, со своей молодостью. Никогда не любивший православные поминки с их скорбной кутьёй и блинами, с разговорами вполголоса ни о чём и недосказанностью по поводу ушедших, замполит решил и в этот раз не ехать на поминки, а сказать прощальные слова на панихиде здесь, на кладбище. И он сказал:

– Сегодня мы провожаем настоящего офицера, Леонида Ивановича Кривошлыка. И хотя он дослужился до звания майора, для меня он навсегда останется молодым капитаном, настоящим командиром. Хотя он уволился майором, он воспитал, поставил на крыло будущих полковников, кандидатов наук, профессоров. Он учил нас пить спирт и не хмелеть, он учил нас играть в карты и не проигрывать, и не делать из игры культа, он учил нас оставаться людьми в любой жизненной ситуации, руководствуясь такими понятиями, как честь и совесть. Спасибо тебе, Леонид Иванович! Прощай, мой первый командир!

Был жаркий июльский полдень. Стояло пекло. К выходу из кладбища, странно улыбаясь, шел задумчивый человек. Вроде бы место нахождения его никак не должно располагать к радостным переживаниям. И он был грустен. И он был светел и радостен одновременно. Это случилось от того, что спустя много лет он всё-таки встретился со своим командиром и проводил его. А вместе с ним проводил и свою юность.

Было в его характере и внешности много противоречивого, как во всей Азии. Хотя, причём здесь Азия? Что в Европе или Африке меньше противоречий? Просто он был уроженцем Азии, из Ферганы, где когда-то было очень развито басмаческое движение. Молодой майор, красивый мужской красотой, он напоминал Абдуллу из фильма «Белое солнце пустыни». Был он и спокойным, и сдержанным, и в то же время куда-то стремящимся, что-то выдумывающим. И часто попадающим в сомнительные истории.

Будучи командиром подразделения, умел организовать работу подчиненных так, что без него задачи решались даже лучше, чем с ним. Как-то не вязалось прозвище, данное ему сослуживцами – «Басмач», с тем, что он, мусульманин, всячески нарушал законы шариата. Может быть, поэтому к нему тянулись молодые офицеры и он не всегда показывал им положительный пример. Но был Басмач душой любой компании: в меру мудр и рассудителен, и не в меру горяч и не сдержан. Поэтому в службе случались с ним интересные истории, не способствующие его карьерному росту.

Неоднократно наказывался за употребление спиртных напитков, хотя, если посмотреть на нарушения общественного порядка другими офицерами в соседних частях, то нарушения Басмача можно считать детскими шалостями. Правда, была у него «выходка» и посерьёзней. Находясь на полигоне, угнал бронемашину из своего же подразделения, увяз с нею в болоте (надо было ещё умудриться в степи найти это болото) и загубил двигатель. На суде чести офицерского собрания полка на вопрос: «Были ли ранее судимы судом чести?» он честно ответил:

– Да, был судим судом чести в Центральной группе войск.

– А за что? – последовал вопрос.

– Дал в морду одному негодяю, офицеру соседнего полка, – простодушно сказал подсудимый.

И это простодушие и откровенность спасли Басмача от более строгого взыскания. Замполит полка, который инициировал сам судебный процесс, переживал не меньше подсудимого: ну, кто его тянул за язык – признаться о предшествующем суде, ведь никто не проверил бы и не заглянул в личное дело. Да, и в личном деле офицера никаких сведений о состоявшемся суде чести он не видел. Но Басмач оставался Басмачом и в этой ситуации.

Спустя какое-то время Басмач пришел в кабинет замполита обсудить проблему весеннего призыва:

– Товарищ майор, вы почему мне даёте в подразделение «мамедов»? Они же по-русски не разговаривают! Я что, в боевой обстановке с ними через переводчика буду общаться?

– Не понял ваших вопросов, товарищ Нишанбаев! – удивился замполит и стал доходчиво объяснять. – Во-первых, я вам лично никого не даю. А есть призыв из Азербайджана, такого же субъекта Советского Союза, как Донецкая область или Курганская область. Во-вторых, вы узбек, представитель народа тюркской языковой группы, как и азербайджанцы. И кому, как не вам, организовывать работу в духе дружбы народов СССР и вообще строить интернациональное воспитание подчиненных. И, в-третьих, вы мусульманин и вам будет проще найти индивидуальный подход к каждому военнослужащему своей веры.

– Товарищ майор! Я пятнадцать лет назад уехал из Ферганской области. Меня там уже за узбека не считают. Я пью водку, ем сало, ругаюсь матом, играю в преферанс, могу склонить к сожительству понравившуюся женщину. Я – советский офицер! – Опять обезоруживающе открыто и даже с вызовом было заявлено Басмачом.

– Рустам Пулатович! Я ещё не сказал «в-четвёртых». А, в-четвёртых, не морочь мне голову! Ты ведь знаешь, что призыв прибыл только из одного региона Советского Союза и другого призыва не будет. Так что собирай волю в кулак, мобилизуй всё своё педагогическое мастерство и работай с личным составом.

– Так бы сразу и сказали. Разрешите идти?

– Иди, иди, советский офицер! И никому больше не признавайся в своих сомнительных наклонностях. Не доведут они тебя ни к чему хорошему.

Прошли годы. Распался Советский Союз и в каждой бывшей советской республике заговорили о свободе и независимости на своих национальных языках. Басмач вспомнил, что он всё-таки узбек и вернулся в Фергану. Его бывший однокашник, будучи заместителем министра обороны нового Узбекистана, способствовал тому, чтобы Нишанбаеву была назначена приличная пенсия и выделено жильё в родном городе. Но в 50 лет Басмач умер.

Видимо, служба в рядах Советской армии его недостаточно закалила, или напротив – подорвала здоровье. А может быть, увольнение со службы для него стало стрессом. Он был отпущен с того поводка, который всегда удерживал его от недостойных поступков, держал в тонусе. И, оказавшись на свободе, не смог пережить такой внешней и внутренней перестройки.

Это сейчас на слуху у многих звучит «ядерный чемоданчик». Как будто все вдруг стали экспертами или специалистами в области военного и политического управления. Ведь достаточно заглянуть в справочно-информационный источник (где до удивления всё открыто), чтобы узнать, что «ядерный чемоданчик» – устройство, хранившее или хранящее коды для приведения в действие ядерного арсенала СССР или России и находящееся у высшего военного и политического руководства государства. Посредством «ядерного чемоданчика» осуществляется связь с ракетными войсками стратегического назначения (РВСН). Подобное устройство появилось в СССР по аналогии с американским. Разработка отечественного «ядерного чемоданчика» началась в 1970-е годы для нужд высшего руководства страны: на тот момент существовала острая необходимость в создании системы связи с РВСН, которой можно было воспользоваться незамедлительно в случае запуска баллистических ракет в сторону СССР [51].