— Без оружия!

— Ma qué! Мы все такие в Вероне! Ну вот, только я приготовился спускаться, как меня с силой толкнули в спину, и я упал вниз головой.

— Dio mio[12]!

— Как я не убился? Я не знаю... Надо думать, что наверху есть кто-то, кто следит за мной. Инстинктивно я свернулся в клубок и покатился... Я отделался царапинами... Но тут раздался крик встревоженной графини — она нашла меня. Вот и все.

— Вы хорошо отделались, синьор комиссар. Позвольте вас с этим поздравить.

— Спасибо. Фабрицио, что бы ты делал, если бы убили твоего бедного папу?

— Я бы плакал.

Растроганный Ромео погладил каштановую головку сына.

— У этого ребёнка такое же сердце, как у меня... а потом?

— А потом я бы взял твои большие золотые часы, которые звонят каждый час, чтобы Ренато их не взял раньше меня.

Спущенный с небес на землю, веронец горько вздохнул и объяснил Бергаме:

— Ренато — это мой старший сын.

Инспектор спросил:

— Должен ли я известить комиссара о том, что с вами произошло?

— Нет, я собираюсь передохнуть пару часов, а потом снова примусь за работу. Мне нельзя терять время, дружок. Фабрицио побудет возле папы, верно?

Фабрицио, полный решимости, заявил:

— Я найду убийцу, папа, и на него наденут наручники!

Лицо Ромео озарилось улыбкой. Он произнёс:

— Вот что значит порода. Идите отдохните, инспектор, и приходите ко мне к вечеру.

— Вы не думаете, что я должен оставаться у вашего изголовья, синьор комиссар, чтобы быть начеку?

— Успокойтесь, никто не решится прямо нападать на меня. Более того, у меня есть защитник в лице моего сына.

Успокоенный, Бергама покинул комнату. Оставшись наедине со своим отпрыском, Тарчинини предложил:

— Может быть ты хочешь есть, Фабрицио?

— Нет. Инспектор купил мне два сандвича и лимонад.

— Тогда, может быть, ты напишешь маме.

— С удовольствием.

— Естественно, не говори ей о том, что произошло, это её обязательно взволнует. Я же буду размышлять о случившемся. Не шуми, ладно?

Фабрицио послушался его, и через пять минут Ромео уже спал. В течение четверти часа малыш старательно писал, но, не приняв в расчёт отцовские пожелания, поведал на свой лад о происшедших событиях, и так как он был сыном своего отца, то прибавил кое-какие подробности, представив себя героем в глазах мамы, что, конечно, придало пикантность рассказу. Когда он закончил письмо, у него не хватило храбрости разбудить своего отца, усы которого подрагивали от сильного равномерного дыхания. Фабрицио помнил, что почтовый ящик находится недалеко от дома. Он взял из отцовского портфеля штемпель, заклеил конверт и вышел волчьими шагами.

Опустив письмо, Фабрицио вернулся во дворец и на пороге был перехвачен графиней, жаждущей новостей о своём госте.

— Как себя чувствует папа, Фабрицио?

— Он спит.

— Хвала Мадонне! Если бы я только знала, кто его толкнул!

— Я один найду его!

— Ты? Ma qué! Мы ещё мал, Фабрицио mio!

— Вот именно: раз я мал, никто не будет остерегаться меня.

— А как ты хочешь этим заняться?

— А это мой секрет!

На этом замечании он покинул графиню и удалился, как Святой Георгий, идущий на встречу с драконом. Графиня заломила руки и крикнула:

— Хранит тебя Бог, Фабрицио. Ты напоминаешь мне моего покойного мужа, так ты смел и отважен!

Растроганная, она поспешила к себе, чтобы выпить стаканчик граппы и обрести хладнокровие.

Следуя логике подростка, Фабрицио решил, что проще всего узнать, кто же убийца, это спросить об этом у самих подозреваемых. Он сразу же отбросил консьержку, потому что она была слишком старой и некрасивой, чтобы участвовать в такой истории, и Софию Савозу, потому что она ему очень нравилась. Оставались все прочие. Полный решимости, Фабрицио позвонил в дверь Марио Таченто, который отдыхал перед вступлением на ночную службу. Невозмутимый Таченто открыл ребёнку.

— Здравствуйте, синьор.

— Здравствуй, малыш. Что ты хочешь?

— Задать вам вопрос.

— Хорошо, проходи.

Таченто провёл мальчика в гостиную, такую же унылую, как и он сам.

— Иди сюда. Я слушаю тебя.

— На каком основании вы убили Антонио Монтарино?

Даже для такого флегматика, каким был Марио, этот вопрос оказался, что называется, на засыпку. Придя наконец в себя, он воскликнул:

— Ma qué! Странный вопрос, а?

— Кто-то же прикончил Антонио, так почему же не вы?

— И каковы, по-твоему, у меня были мотивы, чтобы убить этого несчастного?

— Этого я не знаю, и мне это всё равно. Все, что мне надо знать, вы или не вы сделали это?

— Нет, это не я.

— Не может ли это быть ваша жена, как вы думаете?

— Думаю, что нет. Если Паола захочет кого-то убить, то, я думаю, она выберет в первую очередь меня.

— Это было бы смешно!

— Есть и другое мнение. Скажи мне, это твой отец послал тебя задать мне этот вопрос?

— Папа? Он спит, его ведь ударили по голове. Кстати, это не вы столкнули его с лестницы в погреб?

— Я очень сильный, знаешь. Если бы я столкнул твоего отца, то сейчас он был бы уже мёртв.

Фабрицио поднялся.

— Ладно, раз это не вы, то я пойду спрашивать остальных.

Провожая мальчика, Таченто спросил:

— Ты, конечно, пойдёшь в полицейские потом?

— Естественно!

— Ты будешь прав, потому что у тебя есть призвание к этому, хотя пока ещё нет метода.

Фабрицио пересёк лестничную площадку и позвонил в дверь делла Кьеза.

Розалинда открыла ему, взглянув весьма недружелюбно.

— По какому праву ты позволяешь себе мешать нашей сиесте?

— Я хотел бы знать, не вы ли убили мясника?

Сраженная таким вопросом, синьора делла Кьеза открыла свой огромный рот, стараясь перевести дух. Когда наконец ей это удалось, она взревела:

— Маленький негодник! Грязный хулиган!

Подняв руку, она приготовилась было ударить наглеца, но тот в целях самозащиты прибёг к своему коронному приёму, иными словами, отвесил удар ботинком по берцовой кости своей собеседницы, которая сразу же завыла. Показался Пьетро, её муж:

— Что происходит?

Его жена показала на ребёнка и закричала:

— Он осмелился ударить меня!

Синьор делла Кьеза недоверчиво спросил Фабрицио:

— Ты позволяешь себе...

— Ma qué! Она хотела дать мне оплеуху!

Муж повернулся к своей жене:

— Это правда?

— Он оскорбил меня!

— Он?

— Конечно! Он обвиняет меня в убийстве Монтарино!

Пьетро делла Кьеза взял мальчишку за воротник куртки:

— Мерзавец!

— Я не сказал, что она убила этого типа! Я только спросил, она ли это? Кстати, может это вы, а?

— Что? Сейчас увидишь, грязный мальчишка! Чёртово отродье!

Фабрицио уже готов был спасовать перед напором супружеской пары, объединённой общим гневом, если бы графиня, привлечённая руганью, не пришла ему на помощь. Она вступила в битву, подобно танку. Синьор делла Кьеза катапультировался в комнату, дверь которой оставалась открытой, а хорошая пара оплеух вывела из битвы Розалинду. Это победа сопровождалась активными проклятиями:

— Несчастные извращенцы, теперь вы мучаете детей? А если я сейчас позову полицию?

С пола, на котором она сидела, слегка ошарашенная, синьора делла Кьеза возмутилась слабым голосом:

— Он обвинял меня в убийстве Антонио Монтарино!

— Ну и что? Кто докажет, что он не прав? Этот несчастный умер возле вашего порога или почти рядом, да?

— Это неправда! Он был на лестнице вверху!

— Может быть, это вы с муженьком туда его проводили?

Перед таким коварством Розалинда отступила, а её муж, показавшийся из комнаты, заикаясь, произнёс:

— Я... я вас... слышал... Кле... клевета... Позор... Нападение на хозяина... в его же доме... вам до... дорого обойдётся.

— Вы что же, думаете, что напугали меня? Давайте! Идите, жалуйтесь: посмотрим. Вот увидите, что они поверят честной женщине, чей муж умер за свободу родины, скорее, чем подозрительной парочке убийц!