— Это вы толкнули меня с лестницы в погреб?
— Вы начинали беспокоить меня... Прошу у вас прощения... Вы не скажете Джульетте, что это была я, а?
— А Тоска?
— Она всегда вмешивалась, куда её не просят! Она догадалась раньше вас, синьор комиссар, и хотела шантажировать меня, глупая венецианка... Тогда я сделала вид, что согласна, и поднялась к ней... Я была сзади и накинула верёвку ей на шею — и потянула... Она сразу же умерла.
— Я знал, что вы достаточно сильны, чтобы задушить её. Я понял это, наблюдая, как вы совсем одна ставили на шкаф тяжёлый свёрток. Твоя очередь, Луиджи.
Роццореда объявил:
— Мария Тартуффи, вдова Теджано, я арестовываю вас за убийство Марио Латерцы, он же Антонио Монтарино, за убийство Тоски дель Валеджио и за попытку убийства комиссара Тарчинини. С подобными обвинениями, я думаю, у вас нет иных вариантов, как уповать на справедливость закона.
Когда графиню увели два агента, веронец заключил:
— Преступление все-таки было связано с любовной историей.
Роццореда согласился:
— Ты кончишь тем, что убедишь меня в ценности твоей теории, Ромео. Ma qué! Подумать только, что между этими двумя могла быть нежность...
— Нет, это она его любила, и я должен был всё понять в тот день, когда я спросил её, не было ли у её Антонио интриги во дворце Биньоне... Её реакция должна была открыть мне глаза... Она убила его, потому что он любил другую...
— Однако есть одна вещь, которой я не понимаю. Ты говоришь, что любовь была только с её стороны... Тогда что могло заставить его оставаться возле этой женщины и играть перед ней комедию любви?
— Какова была специальность Гастона Теджано?
— Шантаж. И что?
— А то, что его лучшей воспитательницей была жена Гастона. Ты считал её несчастной, живущей в мире грёз... На самом деле она произвела расследование на каждого из своих жильцов, и, уж не знаю как, она узнала об их прошлых грехах. Тогда она могла организовать солидную систему шантажа, а Антонио был бы её правой рукой. Но всё лопнуло, потому что она любила его, а он любил Софию... Любовь, Луиджи! Вся правда кроется в ней!
Лирический порыв Тарчинини был прерван взрывом криков, оскорблений и проклятий, доносящихся с улицы. Два друга переглянулись, спрашивая себя, что случилось. Влетевший, как вихрь, Фабрицио объявил:
— Это мама вместе с Ренато!
Почти тотчас же появилась Джульетта Тарчинини, облачённая во все чёрное, в сопровождении своего старшего сына. Увидев своего мужа, она завопила:
— Ma qué! Ты не умер?
Бросившись в объятия своей матери, Фабрицио дал своему отцу время прийти в себя. Джульетта покрывала своего сына поцелуями.
— Мой Фабрицио! Эго чудовище не избавилось от тебя? Ты здесь! Ты знал, что твоя мама не сможет жить без своего Фабрицио! Святая Мадонна, спасибо, что сохранила мне его! Надеюсь, что его недостойный отец поставит дюжину свечей в благодарность, впрочем, я прослежу!
Сказав это, она отодвинула Фабрицио, который побежал к Ренато, и бросилась к своему супругу.
— Итак, ты осмеливаешься уверять меня, что ты мёртв? Боже, сколько я пролила слёз! И все это для того, чтобы найти тебя в добром здравии! Ma qué! Что ты делаешь, Господи Боже!
Ромео в свою очередь вскипел.
— Скажи лучше, что ты жалеешь о том, что не осталась вдовой!
— Да жалею, потому что я узнала, что была женой человека, который злоупотреблял моим доверием и под предлогом визита во Флоренцию бегает за той, кто без всякого стыда гуляет голой!
Тяжёлый укоризненный взгляд, который Тарчинини кинул на своего сына, заставил последнего похолодеть.
— Признайся, что это так же верно, как то, что я мать твоих детей, и я тотчас брошусь в Адиж!
Роццореда поправил:
— Здесь Арно, синьора.
Джульетта накинулась на него:
— Кто это такой, что позволяет себе вмешиваться?
Флорентиец поклонился:
— Комиссар Роццореда. Имею удовольствие вам заметить, синьора, что ваш муж ещё раз покрыл себя славой, раскрыв весьма сложное дело.
Мама усмехнулась.
— Обманув ту, которой клялся в верности?
— Клянусь тебе, Джульетта...
— Не клянись, несчастный! Фабрицио написал мне, и я не стану колебаться, кому верить, тебе или ему! Правда, Фабрицио, папа ходил к дамам?
Тогда, предчувствуя катастрофу, которая могла разрушить семейное счастье, малыш Фабрицио почувствовал себя юным героем, как дитя Спарты, который дал себя пожирать лисёнку, или как Бора, умерший возле Шоле с криком «Да здравствует Республика!», или как Гаврош, погибший на баррикадах за свободу, и признался:
— Это неправда...
— Как?
— Я был сердит на папу и хотел, чтобы ты была на моей стороне.
Последовало замешательство. Луиджи Роццореда решил, что из этого ребёнка позднее выйдет замечательный дипломат. Тарчинини, потрясённый жертвой своего сына, не смог сдержать слёз, а что касается мамы, то после минутной нерешительности она влепила хорошую оплеуху своему отпрыску.
— Смотрите-ка! Маленький негодяй! Заставить меня приехать из Вероны! Я взяла деньги на путешествие из копилки, мерзавец! Боже мой, как я могла произвести на свет такого бессердечного сына?
Потом, поскольку в сущности была человеком добрым и справедливым, она попросила у мужа прощения за недостойное подозрение. Ромео и Джульетта упали друг другу в объятия, и Роццореда, глядя на столь могучее и крепкое сооружение, которое образовали супруги, решил, что семейный очаг Тарчинини не может быть поколеблен никакой бурей.
Через плечо своей жены Ромео сообщнически взглянул на своего сына, и Фабрицио улыбнулся, так как знал, что между ним и отцом только что был создан союз, который ничто отныне не в силах будет расторгнуть.
