— Вулкан проснулся! Вулкан проснулся!

Вдове Бутафоччи едва перевалило за сорок. Это была крупная и красивая брюнетка, обладающая всем, что могло привлечь мужские взгляды. Она прямо-таки скатилась с лестницы, подобно циклопу, расталкивая ошеломлённых соседок, чтобы, пролетев остаток пути, угодить прямо в руки сына консьержки, здорового увальня восемнадцати лет, осчастливленного такой удачей. Под суровым взглядом своей матушки мальчик попытался нежно освободиться от прекрасного груза, слегка его придавившего. Что касается вдовы, то, находясь в критическом состоянии, она не вполне отдавала себе отчёт в непристойности своего поведения, пока консьержка не вмешалась.

— Альма, что это на вас нашло?

— Вулкан! Я видела, как раскачивалась люстра, и я слышала глухой удар, который, должно быть, исходил из недр земли!

Конечно, не только в Вероне боятся землетрясений, но тем не менее некоторый ужас проник в сердца присутствующих, только отец Маниакарне, отставной служащий гражданской богадельни, торжествующе заметил:

— Ma qué! На мой взгляд, вулкан скрывается в тех, кто носит юбки, вот что!

Ему ответили молчанием, подчёркивая тем самым, что он пошляк и противный человек. Он пожал плечами и удалился к себе, заявив громким голосом, что все женщины одна глупее другой и что он благодарит небо за то, что оно оставило его холостяком. Консьержка, считавшаяся женщиной с головой, заявила:

— Вы знаете, Альма, вулканов не так уж много у нас.

— Я слышала! Говорю вам, что я слышала!

— А теперь вы слышите что-нибудь?

Вдова постаралась утихомирить биение своего сердца, прислушалась и жалобно заключила:

— Нет.

— Ну вот видите!

— Но этот шум и качающаяся люстра?

— Это наверняка ребята Тарчинини.

Сын консьержки заметил, что в этот час никто из отпрысков Джульетты и Ромео ещё не возвратился из школы. Все переглянулись, и другая жилица, синьора Тестамино, решилась сказать:

— Может быть, случилось какое-нибудь несчастье с Джульеттой? Смерть непредсказуема!

В гробовом молчании консьержка достала свои ключи и направилась вверх по лестнице, скомандовав маленькой процессии читать молитву. Перед дверью Тарчинини все застыли, консьержка несколько раз постучала в дверь и, не получив ответа, заручилась одобрением остальных, прежде чем просунуть ключ в замок. Они на цыпочках проникли в квартиру, позвали шёпотом синьору Тарчинини, потом повысили голос, но результат был тот же. Бросив взгляд в гостиную, вдова Бутафоччи испустила крик. Все поспешили туда. То, что она посчитала землетрясением, оказалось полной женщиной, распростёртой на полу, падение которой и заставило качаться люстру в нижней квартире. Заломив руки, Тестамино захныкала:

— Господи Боже мой! Она мертва! Что станет с детьми! А с доном Ромео? Он может покончить с собой или же умрёт от горя.

Вдова высказала своё мнение:

— Она была доброй христианкой... немного шумной... но там, где она теперь, бедняжка, шум никому не помешает.

Консьержка подвела итог чувствам всех жильцов.

— Замечательная женщина, делавшая честь этому дому.

После вынесения такой достойной уважения характеристики она упала на колени возле тела, за ней последовали Бутафоччи и Тестамино. Все трое начали заупокойную молитву, но этот нечестивец, Маниакарне, влекомый извращённым любопытством, вышел из своей квартиры, чтобы вмешаться, куда его не просят, и иронично заметил:

— Чем читать молитву, дали бы лучше ей чего-нибудь выпить. Она так же мертва, как и мы с вами. Видите её грудь? Можно сказать, два привязанных аэростата пытаются высвободиться.

Сконфуженным плакальщицам пришлось вернуться к действительности — Джульетта была всего лишь в обмороке. Они заставили её выпить немного граппы и, объединив усилия, усадили в кресло. Когда же законная супруга Тарчинини пришла в себя, они осыпали её вопросами:

— Ma qué! Джульетта, у вас что-нибудь с желудком, да?

— Может, сердце вас подводит?

Коварная Бутафоччи намекнула:

— Вы должны быть осторожней, донна Джульетта... в вашем возрасте подобное происшествие не означает ничего хорошего!

Больная строго взглянула на нахалку:

— Мой возраст! Что значит в моем возрасте? Ma qué! Послушать её, так можно подумать, что я жила ещё во времена Гарибальди!

Консьержка, чтобы восстановить тишину, задала вопрос, который все ожидали.

— Но, наконец, донна Джульетта, что же с вами случилось?

Подбородком возлюбленная Ромео указала на смятое письмо, лежавшее на полу. Тестамино подняла его, и консьержка уже принялась читать, но синьора Тарчинини остановила ее:

— Не читайте, Серафина, это интимные вещи! Посмотрите только, что малыш добавил к папиному письму.

Консьержка громким голосом начала читать.

«Моя дорогая мама, должен тебе сказать, что вчера вечером на лестнице обнаружили труп. Мужчина убит из револьвера. Папа сказал, что должен найти убийцу, а я буду ему помогать. Здесь все ссорятся. Очень весело. Мы с папой хорошо ладим с той дамой, почти голой, которая живёт напротив нас...»

На этом моменте письма консьержка взглянула на вдову Бутафоччи и Тестамино, которые очень смутились, в то время как этот ужасный Маниакарне не нашел ничего лучше, как заметить:

— Он всегда был падок до красивых девушек, этот чёртов Тарчинини!

Все притворились, что не слышали его. Серафина продолжала:

«... Я покидаю тебя, дорогая мама, чтобы отправиться на поимку преступника. Целую тебя и поцелуй за меня Ренато, Дженнато, Альбу и Розанну, но не забудь сказать Розанне, что если она будет трогать мою железную дорогу, то я устрою ей взбучку, когда вернусь. Твой любящий сын Фабрицио Тарчинини.

Р. S. Если нас с папой убьют, тебе дадут знать, и тогда ты отдай мой поезд Розанне».

Пока Тестамино заливалась слезами, Джульетта воскликнула трагическим голосом:

— Может быть? у меня уже нет ни мужа, ни сына!

Мерзкий Маниакарне ухмыльнулся:

— Мужа всегда можно найти, а уж детей-то наделать... а?

Но его не услышали, так как Джульетта, находясь в пророческом экстазе, разразилась проклятиями:

— Каково! На протяжении тридцати лет вы доверяете человеку! В течение тридцати лет вы посвящаете себя ему! Вы рожаете ему bambini, каких нигде больше не найдёшь, и что он вам даёт в благодарность? Он бегает за девчонками, которые прогуливаются нагишом и не боятся выставлять свои мерзости перед мальчиком, чтобы развратить его! Не удовлетворившись этим, он ещё носится с какими-то убийцами, водя за собой моего мальчика! Не иначе как он хочет избавиться от моего Фабрицио, в противном случае он не поступал бы так! Впрочем, он никогда не любил этого ребёнка! Он всё время воображал, что это не его ребёнок, а моего кузена, жандарма Роверетто! Позор! Своего кузена я не видела семь лет до того, как родился Фабрицио!

Слушатели знали, конечно, что все это было неправдой, но под пирамидой слов они реагировали так, как если бы все это было правдой.

Серафина и вдова взяли Джульетту за руки, и консьержка посоветовала:

— Теперь вы должны немного отдохнуть.

— Подождите... Дайте мне мою сумку. Серафина, она на столе.

Консьержка повиновалась, и донна Тарчинини достала из портмоне две лиры, протянув их Тестамино:

— Клара, поставьте за меня свечку Святому Лоренцо, чтобы мой муж вернулся сюда в порядке.

Бутафоччи удивилась:

— Вы его уже простили?

— Ma qué! Простить! Если я хочу, чтобы Святой Лоренцо вернул мне его целым и невредимым, так это для того, чтобы я могла задушить его собственными руками, ma qué!

Комплекция комиссара Тарчинини была такой, что ему периодически требовалось поспать. Даже будучи очень занятым, он имел благоразумие отправляться в кровать, что позволяло ему быть всегда бодрым и свежим, готовым с удвоенной энергией взять на себя все заботы. В течение предшествующего вечера инспектор Бергама показал себя этаким весельчаком, которого вино сделало гением изобретательства. Довольный собой и другими, Ромео, подоткнув одеяло у сына, тоже улёгся спать, ничего не подозревая о драме, разыгравшейся у него в семье в Вероне.