Когда стихает последний аккорд, все дружно начинают аплодировать.

— Вау, девочка, да ты находка! — первым произносит басист и издает такой свист, что у меня на мгновение закладывает уши.

— Я никогда не слышал вживую такого крутого женского голоса, — поддерживает его ударник. — Адель, мать твою!

— Можно будет на каком-нибудь концерте выпустить Еву перед нами. На разогреве! Публика любит симпатичных девчонок, а у нее еще и вокал! — тут же предлагает клавишник.

— Моя малышка! — рука Егора ложится на мою талию. — Ты талант!

Он поворачивается лицом к залу. Освещение над ним выключено, потому нереально рассмотреть, куда именно смотрит.

— Лео, ты слышал, как моя девочка поёт?! — кричит он громче, чем недавно свистел басист.

От неожиданности я вздрагиваю и чуть не роняю микрофон на пол. За время репетиции ни одна живая душа не намекнула, что в зале посторонний. Мы шутили и пели так, словно все лишь для себя. А теперь…

— Посредственно, — слышится сухой трескучий голос со стороны барной стойки, и мое сердце останавливается.

— Посредственно? — со взрывом смеха переспрашивает Егор.

За его спиной возмущенно переговариваются музыканты. Кто-то шепчет: «Мудак!» А я изо всех сил напрягаю зрение, чтобы рассмотреть «доброго критика».

— Племянник, у тебя слух испортился? — Дядя щедр на «комплименты» не только со мной.

— Вообще-то, она пела без фанеры и распевки! — Егор, кажется, готов драться за меня.

— Да хоть без трусов! Я тебе уже говорил — песня дерьмо. Исполнение, кстати, не лучше.

Одновременно с голосом слышу приближающиеся шаги. Мягкие, как поступь тигра на охоте.

— Лео, ты нудишь точь-в-точь как мамин пятый муж. Но у того маразм. Ему простительно.

Егор спрыгивает со сцены и идет навстречу к дяде.

— Я зевнул два раза, — выкладывает свой последний аргумент наш критик.

— Дядь, ты это… не обижайся. В твоем возрасте спать нужно больше. Тогда зевать не захочется.

Смелости Егора можно позавидовать. Мне дышать сложно в присутствии этого Лео, а он еще и спорит.

— Бессмертным себя почувствовал? — смеется дядя, и на границе света и тени я, наконец, различаю силуэт мужчины.

Я не ошиблась. Это мой первый клиент. Тот кто не стал ругать за игру на рояле, заступился за меня перед мегерой и вместо работы отправил ужинать. Второй человек в этом городе, который оказался неравнодушен к глупой голодной девчонке.

Лео…

Несмотря на обиду, меня буквально затапливает от благодарности и восторга. Теряюсь, как тогда на лестнице… К счастью мудрый внутренний голос быстро возвращает мозг на место. «Он просто утилизировал тебе ненужный ужин. Никаких нимба и крыльев», — отрезвляюще шепчет он, и улыбка стекает с моих губ.

— Вы правы. Посредственно. Я не профессиональная певица, — оправдываюсь я, почувствовав на себе взгляды Егора и его дяди. — Жаль, что вам пришлось это выслушать.

Расправляю плечи и вздергиваю подбородок.

— Попытка показать себя засчитана. — Дядя смотрит на меня не мигая. — Дальше можешь не стараться.

По его лицу невозможно прочесть ни одной эмоции. Этот дядя Лео полная противоположность открытого, доброго племянника. И все же штуковиной за ребрами я чувствую презрение. Словно я на что-то рассчитывала. Будто пыталась кем-то воспользоваться.

Понять бы только, на что и зачем?

— Э-э, дядя, тебя точно мамин пятый покусал. Ева не одна из этих… — Егор многозначительно кивает куда-то в сторону. — И вообще она со мной, так что вырубай паранойю.

— Конечно, — Дядя скрещивает на груди руки и бросает на меня ещё один нечитаемый взгляд.

— Блин, ты мне сейчас девчонку совсем запугаешь. — Не дожидаясь моего побега, Егор кладет ладонь на плечо драгоценного родственника и уводит за собой вглубь зала. — Расскажи лучше, как сделку закрыл. «Бессонница» уже твоя? Праздновать будем?

Шаг за шагом две мужские фигуры растворяются в темноте. Однако облегчение приходит лишь, когда в клубе становится тихо.

Как после двух уборок подряд, усилием воли я заставляю себя расслабить плечи. Отпускаю несчастную стойку, за которую, оказывается, держалась все это время. И приземляю пятую точку на удобный табурет.

Наверное, нужно убраться отсюда. Не ждать никакой помощи от Егора и не прощаться. Во всяком случае, именно так поступают остальные музыканты. Складывают инструменты, безмолвно переглядываются и по одному исчезают за дверью сцены.

«Уж как-нибудь соображу, на чем доехать до хостела!» — подбадриваю себя. Только подняться все равно не получается.

Меня будто нагоняет какая-то апатия. Почти две недели с приезда в Питер все было хорошо. Я крутилась как белка в колесе, старалась никого не подвести, радовалась, что не осталась на улице. А теперь из-за совершенно чужого мужчины ловлю жёсткий откат.

Он как лопатой по темечку. Нет ни одной причины для слез, а глаза неожиданно щиплет. У меня есть деньги, я больше не провинциалка в заношенных джинсах, а все равно ощущаю себя беспомощной и никому не нужной.

Ума не приложу, сколько бы еще я так просидела. Но как только захлопывается дверь за последним музыкантом, на сцену возвращается Егор. Такой же улыбающийся и довольный, как во время ужина.

— Что, крысы сбежали с корабля? — Он с тоской смотрит вокруг.

— Я тоже не прочь… — Почему-то становится холодно. — … сбежать. — Обхватываю себя руками.

— Расстроилась из-за дядьки? — Егор подходит ближе и тянет меня к груди.

— Желудок не хочет переваривать твои суши. Требует залить их хотя бы чаем. — На душе все ещё паршиво, а разговаривать о причинах нет никакого желания.

— Суши, значит? — Серые глаза весело щурятся.

Не хочу придумывать новую ложь. Жму плечами.

— Ну, раз девушка желает чай, значит, нужно срочно сообразить ей чай! — Словно волшебный джин из знаменитой лампы, Егор выпускает меня и низко кланяется. — Валим отсюда. По дороге расскажу тебе о своем любимом дяде. Думаю, ты его поймешь. — Нисколько не беспокоясь о гитаре, он ведет меня к выходу.

Непредсказуемый Егор верен себе до конца. Вместо того чтобы пригласить на чай в ближайшее кафе, он берет пару стаканчиков навынос и везет меня в неизвестном направлении.

Минут двадцать за окнами мелькают билборды и высотки, красивый парк и какой-то модный современный квартал. На самой окраине города минивэн выруливает к стройке и останавливается.

— Прогуляемся? Здесь недалеко, — Егор манит меня стаканчиком и улыбкой.

— Если скажу, что с незнакомыми маньяками никуда не хожу… прокатит? — На улицу и правда не хочется. Котлованы меня в принципе никогда не интересовали. В добавок сегодня вечером еще и холодно.

— Здесь недалеко. — Упрямец распахивает мою дверь. — А за маньяка даже обидно. Какой же я незнакомый? Третий день общаемся. Уже, считай, свой!

— Хорошо, — соглашаюсь, тяжело вздохнув. — Только если близко.

Как становится ясно через пару минут, Егор не обманул. Мы идем вдоль забора до окончания стройки. Сворачиваем в темный переулок. И затем по узкой тропинке выходим к скамейке над обрывом.

— Ничего себе! — Я открываю рот.

Стройка остается за спиной, а прямо передо мной в низине, как на ладони, раскидывается Питер. Со всеми своими фонарями, пестрыми рекламными щитами и кривыми изгибами рек. Огромный и величественный.

— Здесь офигенно, да? — Егор хлопает ладонью по сиденью.

— Как ты нашёл эту скамейку? — Я сажусь рядом, поджимая под себя ноги.

Надо признать, это идеальное место для романтического свидания. Вверху звезды, внизу город, вокруг ни души. Если бы не чеканный профиль с ямочкой на подбородке и брезгливо изогнутыми губами, который все ещё стоит перед глазами, можно было признать себя счастливой.

— Забыла кто я? — смеется Егор. — Иногда продукты приходится возить в такие дыры, что и навигатор теряется в догадках.