Несмотря на насыщенную ночь, после возвращения в хостел я сразу же засыпаю. Сон спасает и от ненужных мыслей, и от встречи с соседками.

Когда просыпаюсь, за окном солнце, в комнате тишина, а на моей тумбочке записка, написанная красивым почерком Сони:

«Мы привезли твои вещи. Они в красном пакете на столе. К завтраку не жди. Уехали возвращать одежду».

Четыре коротких предложения, и внизу два раза: «Прости» и «Прости». Без пояснений и имен.

Вряд ли прежняя тюменская я поняла бы хоть что-то. Пару недель назад я еще верила в людей. Нынешняя я сразу догадываюсь о причине двух «прости» и странной рекомендации Рауде не заходить за своими вещами в гостевую спальню.

Похоже, после моего отказа Егор нашел, с кем провести эту ночь. И явно не с женами друзей.

На самом деле — это так себе новости. Егор был первым парнем, который водил меня на свидания и оказывал знаки внимания. Наверное, правильной реакцией на такую быструю измену была бы обида. Но вопреки здравому смыслу я чувствую облегчение.

За мной больше никаких долгов. Никто не сможет предъявить мне ни одну претензию. А у девчонок была своя ночь в замке с принцем.

На этой радостной мысли я заканчиваю утреннюю рефлексию, всего на пару мгновении разрешаю себе вспомнить Рауде. А потом, подкрепившись парочкой бутербродов, еду на работу.

В первом доме уборка проходит как по маслу. Никто мне не мешает. Нет необходимости бегать в ближайший магазин за чистящим средством или пакетами для мусора. А вместо линяющего песика на красивом диване сладко спит кот модной лысой породы.

Довольная началом дня я почти не зеваю, когда приезжаю во второй дом. Однако тут удача отворачивается от меня на все сто восемьдесят градусов.

— А эта замарашка что здесь делает?! — Первое возмущение я получаю от хозяина дома. — Нахрена ты ей открыла? — натягивая штаны на огромный зад, обращается он к красивой молодой девушке с длинными белоснежными волосами и еще более длинными ногами.

— Милый, не я вызывала прислугу. — Девушка бросает ленивый взгляд в мою сторону и начинает обуваться.

— Лика, да какая разница, кто вызвал?! Сказала бы свалить! — рычит мужчина.

Я стою на расстоянии пяти метров от обоих, но они будто не замечают меня. Для них я как предмет интерьера или фикус.

— Да, конечно. Чтобы твоя жена стала выяснять, кто и почему отослал ее уборщицу, — фыркает Лика, и мне, наконец, становится понятно, откуда такое «радушие».

— А с прислугой, ты считаешь, лучше?! Мозг включать не пробовала?!

— Она поломойка, дорогой. Не сыщик и не адвокат.

— Блядь, да ты специально! — хозяин дома переходит на крик. — Решила раздобыть свидетельницу?

— Извините, — я решаю вклиниться. — Могу уйти, и прийти чуть позже. Будем считать, что меня вообще здесь не было.

— Видишь, какая сообразительная девочка! — тычет в меня пальцем красотка. — Никаких проблем. Будет молчать как рыбка.

— Если бы еще ты была такой сообразительной. — Мужчина застегивает ширинку и сразу же берет в руки свой мобильный телефон. Нервно что-то в нем проверяет.

— Дорогой, ну что ты так завелся? — Лика обнимает любовника со спины.

— Ты меня уже второй раз подставляешь. — Будто не хочет даже прикосновений, хозяин резко толкает ее в сторону.

— Это просто случайности.

— Перед этими случайностями ты спрашивала о разводе. — Мясистая мужская ладонь ложится на тонкое запястье любовницы.

— Ты от паранойи совсем обалдел? Жену будешь за руки хватать!

— Даже так?

— Мне больно!

— Будем считать, что ты наговорилась.

Не церемонясь, мужчина выводит девушку за дверь. Швыряет ей под ноги маленькую дамскую сумочку, а затем поворачивается ко мне.

— Я уйду сама. Не нужно, — подняв руки, пячусь к двери.

От шока сердце бухает в груди как ненормальное, а на душе скребется целая стая диких кошек. За две недели работы со мной не случалось ничего подобного. Похоже, черная полоса, начавшаяся вчера вечером, не желает заканчиваться.

— Чтобы ноги твоей здесь больше не было, — брызжа слюной, командует мужчина. — Нажалуешься жене, закопаю!

Мы одного роста, но когда он приближается, я ощущаю себя маленькой букашкой, беспомощным муравьем, над которым зависла огромная человеческая нога.

— Я и слова не скажу. — Чуть не падаю, зацепившись пяткой за порог.

— Не скажешь. — Хлопает дверь. — Пошли все вон! — доносится до меня истерическое сквозь стену.

Последняя несостоявшаяся уборка выбивает почву из-под ног. Я боюсь рассказывать о случившемся Валентине. Не надеюсь ни на какую оплату. И от расстройства приезжаю в университет на два часа раньше.

Учеба в этот день тоже не клеится. Лекции слушаю вполуха. На семинаре отмалчиваюсь и считаю минуты до последнего на сегодня звонка.

Не радует даже автобус, в кои-то веки пришедший по расписанию. К возвращению в хостел стресс и бессонная ночь нагоняют меня окончательно.

Мышцы щек болят от постоянного зевания, а веки такие тяжелые, что с трудом удерживаю глаза открытыми.

В таком состоянии думать получается лишь о кровати и восьми часах беспробудного сна. Однако, стоит мне присесть на матрас, раздается звонок от Валентины.

— Прости, геолог, — первое, что произносит она.

Это третье «прости» за день.

— Что-то случилось? — спрашиваю севшим голосом.

— Начальница запретила отправлять тебя на уборки. И потребовала вычесть сегодняшний день из твоего графика.

— Что?

— Иногда такое случается, девочка. Я тут, к сожалению, бессильна. — Валентина темнит.

— Это… из-за второго дома? Хозяин потребовал?

Я ничего не понимаю. Он ведь выгнал меня. Припугнул, чтобы молчала. Зачем еще и увольнять?

— Не знаю я, что там у вас случилось… Вернее, догадываюсь. Дело обычное. И все же работать с тобой мы больше не можем.

— Но другие клиенты… они ведь никогда не жаловались. — От усталости не могу даже заплакать.

— Девочка…

Слышу тяжелый вздох.

— Он меня в чем-то обвинил?

— Сказал, что ты украла его запонки, — нехотя произносит Валентина. — Золотые, мать их. С какими-то камнями.

— Это… ложь…

— Поверь, я в этом не сомневаюсь. Иногда эти гондоны так врут, что прибить хочется. Только деваться никуда. Они клиенты, и они всегда правы.

Когда слегла бабушка, мы с мамой почувствовали, как на нас обеих надвигается целая лавина хлопот.

Чтобы выплыть, я хваталась за любую подработку, какую можно было найти студентке, ухаживала за бабушкой. А мама взяла на себя еще одну ставку на работе.

Казалось, мы вот-вот выберемся, но проклятый китайский вирус внезапно свалил отца. С его болезнью надежда на прежнюю жизнь покрылась трещинами и рухнула.

Все это было совсем недавно. И вот сейчас опять я чувствую нечто похожее — приближение новой лавины, причем более разрушительной, чем прежняя.

Эти ощущения мешают уснуть ночью, преследуют меня днем, пока просматриваю объявления о работе и рассылаю резюме. Сбивают с мыслей во время учебы в университете.

Легче не становится даже вечером. А когда решаюсь позвонить родителям, лавина срывается и несет меня под откос.

— Привет, моя любимая девочка, — голос мамы звучит подозрительно тихо.

— Привет. Скажи, что у вас все в порядке.

Не хочу верить своим предчувствиям. Мне просто необходима хоть какая-то надежда на то, что я все выдумала или устала.

— Милая… — мама закашливается.

— Ты здорова? — вжимаюсь лопатками в бетонную стену за спиной.

— Я? Да. Нормально. Так, аллергия какая-то.

— У тебя никогда не было аллергии. — Не нравится мне эта ее ложь.

— Я не молодею.

— Мам, тебе всего сорок два! Пожалуйста, не нужно приписывать себя к числу немощных старушек.

— Иногда мне кажется, что я еще большая развалина, чем они, — смеется мама.