Вскоре стихают все звуки. Чайки за окном, и те перестают кричать. И лишь у меня за грудиной бухает и стучит все громче. До глупых счастливых слез на глазах, и цветастых бабочек под сердцем.

Следующий день оказывается совсем не таким, как предыдущие. Марат не ждет, когда девчонки допекут меня окончательно, и с порога заявляет о новом шоу.

Как ни странно Анастасия и Вероника спокойно воспринимают эту новость. Они не возмущаются, не спрашивают о причине такой замены. Уточняют лишь, сколько у нас времени и бросают любопытные взгляды в мою сторону.

Дальше начинается период пахоты для всего персонала центра. Туда-сюда снуют осветители. Заливаясь литрами кофе, с раннего утра до самой ночи работают звукооператоры. Вкалывают до седьмого пота танцоры кордебалета. А костюмер и Арина в четыре руки снимают с нас мерки и каждый день устраивают подгонку новых костюмов.

Получивший добро на проект, Марат отводит душу по полной. Теперь мы втроем сбиваемся с ритма, оступаемся, получаем одинаковые нагоняи и редкие общие одобрения.

Со стороны это похоже на адский тимбилдинг. Сотни приказов, усталость, пение до хрипоты и эксперименты изо дня в день. По ощущениям — мясорубка.

Репетируем мы намного больше, чем в прежние дни. Поем и танцуем по четырнадцать часов в сутки. Но, несмотря ни на что, впервые за все время нахождения в центре мне хорошо.

Я больше не чувствую себя слабым звеном, безголосой выскочкой и победительницей конкурса на самую неуклюжую девушку. Я кайфую, когда удается лучше всех завершить танцевальную связку. И радуюсь восхищенным взглядам во время своего сольного пения.

Только сейчас питомник-серпентарий-продюсерский центр Рауде становится для меня настоящим учебным заведением, где можно стать звездой и вытащить семью из огромных долгов.

Дата первого выступления в клубе наступает для нас так же внезапно, как зима для коммунальщиков. Ночью я сплю без кошмаров. Эмоциональное и физическое истощение работают лучше снотворного. А утром начинается особенный день.

Сразу после завтрака за нами приезжает огромный автобус, и вместе с техническими специалистами, танцорами и реквизитом мы выезжаем в Вильнюс. К обеду успеваем дважды прогнать выступление на сцене небольшого ночного клуба. Получаем свежую порцию указаний от Марата. А вечером в отдельной гримерке ждем выхода.

— Чем хороши клубы босса, так это одинаковой планировкой, — устроившись на диване, бодро произносит Анастасия. — Можно с закрытыми глазами дойти до сцены, и никогда не промахнешься в поисках туалета.

Уже третий день подряд она заговаривает при мне на темы, не касающиеся шоу. Вряд ли это можно считать потеплением в наших отношениях, но я радуюсь даже такой видимости мира.

— То есть этот клуб принадлежит Рауде? — оборачиваюсь к Анастасии.

Та смеется.

— А ты думаешь, он на нас состояние сколотил? — хмыкает.

— Нет… я не знаю.

— Основной доход Рауде сеть ночных клубов, — лениво уточняет Вероника. — Вернее, они принадлежат ему и жене. Семейный бизнес. Здесь, в Москве, в Питере… Много где.

От упоминания жены Леонаса под ребрами начинает покалывать. Последнюю неделю Рауде часто приезжал в центр. Я чувствовала, когда он находился рядом. Ловила взгляды. А вот с женой все было странно. После приезда в Литву Ирма исчезла. И не появлялась, будто ее совсем не заботили дела в центре.

— То есть у нас сегодня почти домашняя премьера? — прогоняя ненужные мысли, спрашиваю я у девчонок.

— У нас гребаная работа, — Вероника забирает из моих рук бутылку с водой и, не заботясь о крышке, швыряет ее в урну.

О том, что эта фраза станет пророческой, я узнаю через несколько минут.

Пожалуй, я ошиблась, посчитав клуб маленьким. Когда с трех входов начинают течь ручейки людей, он превращается в кальдеру от метеорита с россыпью столиков ВИП-зоны наверху и огромным танцполом перед сценой.

Сложно представить, сколько гостей в итоге соберется на нашу премьеру. Визуально даже к середине сборов их на порядок больше, чем на выступлениях Егора.

Не привыкшая к такому масштабу, я впадаю в прострацию. Пока музыканты других групп настраивают аппаратуру, а певцы занимают места перед микрофонами, я как школьница мысленно повторяю тексты и представляю свой выход.

Никакие репетиции не спасают от страха первый раз ступить на сцену. Он сильнее моей уверенности в себе, бронебойнее веры во всех нас: в команду технических специалистов, в бэк-вокал, в подтанцовку, в Анастасию и в Веронику.

В пустом зале с Егором и его друзьями я была готова к любым экспериментам. Хоть петь, хоть танцевать! А сейчас, здесь… волнение накатывает волнами перед выходом каждой новой группы, а к объявлению «Малины» оно словно стальной проволокой опутывает мой позвоночник.

— Подготовиться!

От этого приказа Марата я забываю, как дышать и как передвигать ногами. Перед глазами все плывет. А во рту пересыхает, как в пустыне.

— Ну, все, красавицы, пошли! — Марат отступает в сторону, освобождая нам проход.

И я слушаюсь.

Все ещё прямая, пережатая от волнения, я самой последней выхожу на сцену. Тяну улыбку. И чуть не глохну от оваций.

Зрители встречают «Малину» стоя, громко и не жалея ладоней. Они будто разогревались во время выступлений других групп. Готовились орать, стучать и хлопать. Тренировались свистеть и танцевать.

От таких аплодисментов меня прибивает, как пыльным мешком. На плечи пудовыми гирями опускается ответственность. И только уверенность в том, что мой куплет последний, помогает удержать улыбку и устоять на ногах.

С первыми аккордами весь клуб становится единым организмом. Танцоры устраивают настоящее шоу, еще сильнее зажигая зал. Ударник и бас-гитарист входят в раж, имитируя музыкальное состязание. А талантливые девочки из бэк-вокала ювелирно скрывают все промахи солисток, не перекрывая их голосов.

В отличие от большинства репетиций Анастасия и Вероника почти идеально справляются со своими партиями. К окончанию куплета Вероники зал танцует и поет. А во время куплета Анастасии публика включает фонари на мобильных телефонах, превращая клуб в сплошное звездное небо.

Восхищенная таким приемом, я жду свой третий куплет с особым волнением. Спокойнее было бы исполнить его вместе с девушками — влиться в группу хором, а не сольно. Если бы не вмешательство Рауде, так бы оно и было. Но еще на одной из первых репетиций он разделил куплеты на троих и запретил мне брать микрофон раньше времени.

Наш гениальный продюсер хотел, чтобы публика вызрела, чтобы дождалась дебюта новой солистки, как дети новогоднего подарка. По его задумке, моя сольная часть должна была стать самой яркой частью программы.

О том, что случится, если я не справлюсь, никто не думал. И прямо сейчас я активно гоню от себя эти пугающие мысли. Стараясь расслабиться, слушаю последние сточки припева. Танцую. Улыбаюсь. А после того, как Анастасия передает мне микрофон, оживаю.

С первым ударом сердца взгляд останавливается на высоком широкоплечем мужчине в первом ряду. На его красивых плотно сжатых губах. На непривычной темной щетине, прячущей ямочку. На карих глазах, которые словно видят меня изнутри и горят той же тревогой, что сжимает сейчас мои легкие.

«Леонас волнуется за меня», — открытие прошивает грудную клетку как шприц с адреналином, и страхи исчезают.

С горла спадает удавка неуверенности, а вместо железной проволоки я ощущаю растекающееся по позвонкам тепло.

Как выясняется, все не вовремя. Плата за две недели тяжёлых тренировок без издевательств и попыток избавиться от неугодной «новенькой» настигает меня внезапно.

Два куплета позади. Два припева тоже. Публика с нетерпением смотрит на мои губы, но микрофон глух ко всем попыткам продолжить песню.

У меня не получается включить проклятый микрофон ни с первой, ни со второй, ни с третьей попытки. Он не реагирует на тряску и стук. Не работает, как бы я ни жала на долбаную кнопку.