Прекра-асно.

Эффекты ЭМИ проявились быстрей, чем он ожидал, и, наверное, это хорошо: это значит, что работа выполнена. Электромагнитный импульс, созданный устройством в пакете, стёр все банковские счета, полностью разрушил компьютеры, пережёг чипы. Они останутся с одними только бумажными записями, да и это дело долгое. Если Муса справился со своим курьерским заданием в Женеве, то большая часть активов ВА будет заморожена или невосстановимо утрачена.

Отлично, просто превосходно, вот только гребаный импульс вырубил систему управления лифтами, и это значит, что он тут застрял, пока охрана небоскрёба за ним будет гоняться. Они наверняка устроили засаду на нижних этажах.

Хотя стоп. Телефоны ведь тоже вырубились. Они должны спуститься туда сами, ножками.

Хорошо.

Размышляя так, он разбил телеклипом потолочную осветительную панель и обнаружил, что выхода за ней нет. Только через двери.

У Торренса к правой щиколотке был пристёгнут метательный нож — из упрочнённого пластика, чтобы обмануть металлоискатели. Прочнее стали. Он отшвырнул телеклип и, чувствуя, как стекает по носу и щекам пот, полез за ножом. Отыскал его, аккуратно отстегнул и попытался раздвинуть ножом створки дверей. Ему удалось развести их на дюйм и просунуть туда пальцы, а уж после этого открыть двери труда не составляло. Он уставился в безликую стену между этажами. Возможно, тут и получится протиснуться — между стеной и лифтом, между двумя опорами лифтовой шахты. Откуда-то сверху сочился размытый голубоватый свет. Ему показалось, что где-то вдалеке слышны крики. Он вернул нож на место и начал протискиваться вниз, между полом лифтовой кабины и стеной шахты, вытягивая ногу в сторону металлических ступенек служебной лестницы. Лестницу нашарить не удавалось; раненая нога горела и дёргала.

Он застрял на уровне груди. Пролезть не получалось. Он просто тупо застрял. И как только питание восстановят, гребаный лифт размажет его лобешник о бетонную стену.

Он взбрыкнул ногой раз, другой — и зацепил носком перекладину лестницы. Лестница оказалась футах в трёх с половиной в стороне. Он зацепился ногой и полез вниз, пытаясь протолкнуться грудью через узкое место. Стало больно. Ему показалось, что он слышит треск грудины.

Он провалился. Он полетел вниз и едва успел зацепиться за перекладину.

Ой, блин. Ему почудилось, что руки сейчас выдернутся из плеч. Он нашарил ступени ногами и перенёс вес на подошвы. Руки остались в плечевых суставах. Но было похоже, что Торренс прибавил в росте дюйма два. Будь тут с ним Роузлэнд, наверняка не преминул бы отметить, с присущим ему идиотским юмором, что этого-то и не хватало Торренсу для карьеры великого баскетболиста.

Он стал спускаться по лестнице в сгущавшуюся тьму.

Сотней футов ниже открылся люк, и в шахту упал прямоугольник света. Кто-то просунул в шахту голову и посмотрел вверх. Торренс не заметил, при пушке ли этот кто-то, но, услышав рядом свист рикошетировавшей пули, а следом — трескучее эхо, сделал вывод, что при пушке.

Торренс повис на одной руке, вытащил оружие и выстрелил в ответ.

У него был только дротикомёт. Чёрт. Хоть бы снотворное подействовало быстро.

Но стрелявший в Торренса уже летел вниз по шахте. Снотворное и впрямь было быстродействующее.

Только вот какой прок от снотворных дротиков, которые якобы спасают жизнь, если цель улетела в лифтовую шахту?

Оставалось надеяться, что стрелявший был ВАшником, а не обычным эсбэшником. В любом случае этот человек уже мёртв.

Торренс продолжал спускаться так быстро, как было в его силах; раненая нога ныла адски. Однажды он оступился и чуть не упал, но схватился за перекладину и полез дальше.

Потом он достиг открытого люка лифтовой шахты и попытался протиснуться внутрь.

Кто-то выстрелил в него из коридора, и Торренс дёрнулся обратно на лестницу. При этом движении он выронил дротикомёт, вот просто тупо взял и выронил. Зацепившись за лестницу вспотевшей рукой, другой он сумел вытащить метательный нож. Человек в коридоре переместился на расстояние прицельного выстрела, залёг сразу за дверцей люка и стал аккуратно выцеливать голову Торренса. Торренс, не раздумывая, метнул в него нож. Лезвие со свистом уткнулось врагу в живот, тот заорал и окатил беспорядочной очередью потолок, продырявив панели.

Торренс подумал только: Чувак, хоть бы ты был из ВА, а не обычный семейный эсбэшник...

Подавив нахлынувшее чувство вины, он пролез через люк, отшвырнул пинком пушку убитого и побежал дальше.

Надо было прихватить пушку, подумал он с запозданием. Я же теперь безоружен.

Он слетел по лестнице в вестибюль. Охранник стоял к нему спиной, чертыхаясь в неработающий телефон. Торренс неслышно прокрался мимо него, пролез в застывшую полуоткрытой дверь здания и смешался с толпой.

Париж, старая станция метро

— Смок больше не хочет ждать? — спросил Роузлэнд.

Стейнфельд покачал головой. Они сидели в станционной кладовке, переделанной под компьютерный центр. Стейнфельд у консоли, Роузлэнд у него за плечом смотрит, как дешифровальная программа восстанавливает содержание свежего сообщения.

— Он встревожен. Жером-X его уговорил поспешить. Не ждать, пока Лэнговская Энтелехия накатит по максимуму. Они собирались ещё отсрочить, но... я всегда считал план крайне сомнительным. Уитчеру он понравился, Уитчер не чужд мистики, во многом поэтому он поддерживает Смока... — Он осёкся и уставился на экран.

— Что за?..

В углу монитора возникло окошко с изображением человека — Боунса; сообщение продолжало прокручиваться.

— Стейнфельд! — сказал голос Боунса из динамика. — Я не хотел по телефону... м-м... короче, я не в курсе, расшифровали вы уже или нет, но суть вот в чём. В Берлине двести тысяч трупов. Это патоген Уитчера, S1-L. Не Расоселективный Вирус.

— Господи, — выдохнул Роузлэнд.

— Я видел фото человека, выпустившего вирус. Конечно, она тоже погибла. Это была Пазолини. Я думаю, она облажалась: открыла только один контейнер. У неё какие-то документы и расистская брошюра, поэтому натовская администрация — она у берлинского офиса НАТО выпустила, — ну, короче, они её приняли за агента Второго Альянса. Подложное имя и всё такое. В смысле, я понимаю, это сделано, чтобы ударить по ВА, подставить их, но, блин, Стейнфельд, двести тысяч трупов! Я хочу знать, чувак, ты отдал ей приказ или кто?

Роузлэнд посмотрел на Стейнфельда. Смысла отвечать не было: Боунс их бы не услышал, это ведь был не телефонный разговор, а компьютерная анимация надиктованного сообщения.

Но Роузлэнд не был уверен, какой ответ дал бы Стейнфельд.

— Я понимаю, это может повредить врагу. Наверняка повредит. Но разве вы, или Пазолини, если она действовала в одиночку... разве вам неясно, что это лишь подтолкнёт Второй Альянс? А что, если они решат выпустить Расоселективный Вирус раньше срока? Об этом никто не подумал? Я тебе правду говорю: я сам напуган до чёртиков. Этот расоселективный патоген и по моей ДНК ударит.

Он продиктовал код отправки сообщения, и картинка истаяла.

Роузлэнд глядел на Стейнфельда.

— Ты приказал ей так поступить?

Стейнфельд после жуткой секундной паузы ответил:

— Нет. Я не приказывал. Я вообще не знал, что она собирается так поступить.

Он лишь сидел, глядя на опустевший экран. Плечи его обвисли.

Двести тысяч мертвецов.

Убиты оперативницей НС.

Мексика

Они собрались в прохладной кондиционируемой комнате здания из шлакоблокового кирпича. Кесслер и Беттина сидели за карточным столом, Жером на скрипучем диванчике без ножки, Алюэтт на полу. Кесслер с Беттиной играли в шахматы, Беттина выигрывала. Сделав ход ладьёй, она шевельнулась на складном металлическом стуле, который от этого движения стонуще скрипнул. Кесслер тоже застонал, увидев её ход.