У Стейнфельда времени вообще не оставалось, но ему нужно было принять критически важное решение. Он обнаружил Хэнда в углу погреба, который теперь превратился в центр мозговых штурмов. Хэнд сидел на полу, скрестив ноги и делая заметки ручкой на бумаге. Батареек для диктофона у него не осталось, а свой «палмер» он потерял, спасаясь из центра переработки беженцев.
Рядом Бибиш и Пазолини спорили с четвёркой товарищей о политике.
Стейнфельд отрывисто обратился к ним:
— Сматываемся. Все выходят через третий лаз, и... — Он заговорил с Пазолини. — Когда все уйдут, проследи, чтобы им нечего тут было искать.
— Но что...
— Просто делай, что я говорю! Они приближаются!
Группа разлетелась, как бильярдная пирамида под ударом кия, и партизаны побежали выполнять приказы.
Хэнд встал, нервно облизывая губы.
— ВА? Они сюда идут?
— Да. Мы сматываемся отсюда... некоторые остаются в Париже, некоторые... — Он взглянул на Хэнда. У него осталось около минуты на размышления. — Покажи мне свои заметки.
Хэнд поколебался, но отдал Стейнфельду блокнот. Стейнфельд быстро просмотрел записи. Как и договаривались, ничего опасно специфического — только общее мнение Хэнда. Он прищурился, выхватывая отрывки из разных мест:
ОРЕГОС продолжает набирать силу в преддверии нужного момента. Распределяют еду, дают кров и работу беженцам и бездомным, которым ясно, что чем яростнее они привержены идеям национализма, чем активнее поддерживают расистскую политику ОРЕГОСа, тем лучше с ними будут обращаться власти... Беженцы находят для себя оправдание поддержке фашистской политики. Им это несложно, в таком хаосе обоснования можно нарыть вполне убедительные. Партия единства даёт работу и наводит порядок, являя собой удовлетворительное приближение к утраченной национальной ИДЕНТИЧНОСТИ. Война их унижала, внушая ощущение бесполезности себя как частей механизмов США и НСР... Эмоциональный отклик толп на призывы Партии единства; расисты и шовинисты сорвались с цепи... продолжают поступать отчёты об изоляции и депортации представителей проблемных этнических групп в ЦП... сверхсолдаты ПЕ, по слухам, натасканы на безжалостную жестокость промывкой мозгов... некоторых ключевых офицеров тоже пропустили через промывку мозгов на экстракторах... величайший враг НС — как мне кажется, всеобщая апатия, синдром «да не может этого случиться снова»... я не сумел отыскать в Париже иностранных коллег, офисы UPI, ITV и проч. закрыты... НАТО и ВА не одобряют репортажи с места событий... офицеры НАТО стоят каменной стеной... американские журналисты, видимо, остались удовлетворены уже тем, что НАТО вырвало страны Восточного блока из хватки Новых Советов и заставило русских сдаться... материалы Смока циркулируют преимущественно в подпольной Сети... большая Сеть, Интернет и социальные медиа либо равнодушны, либо подконтрольны (?) ВА... история о вирусе Холокоста может пробить стену равнодушия между НС и большой Сетью... критически важно...
Стейнфельд резко кивнул и вернул ему заметки. На Хэнда можно положиться.
— Вы с Баррабасом и этой американкой нам нужны, чтобы свидетельствовали в нашу пользу там, снаружи. Мы собираемся вытащить вас из Парижа. — Стейнфельд мрачно усмехнулся. — А зря ты так воодушевился. Они взяли город в блокаду. Это будет нелёгкой задачей.
Они покинули штаб за четыре минуты до крайнего срока. Фашистские отряды ворвались туда, чтобы найти укрытие пустым — и пылающим. За четыре минуты до этого последний боец НС выбрался по замаскированному туннелю из заброшенного соседнего дома в старое метро. Они направлялись к единственному работавшему в городе вокзалу. Некоторые оперативники НС уже переместились туда, готовя к отправке наземный поезд на магнитной подушке.
Боунс проник в базы данных противника, используя предварительно внедрённые Жеромом-X и Беттиной с Плато вирусы. Поезд отметили как спецтранспортное средство, предположительно с полковником Уотсоном на борту. Город был в блокаде — но этот поезд приказали пропустить.
К сожалению, отсутствие полковника Уотсона в особом поезде заметили слишком быстро — потому что он был не в поезде, а на комм-узле штаб-квартиры Второго Альянса.
— Провалиться мне на этом месте, — выдохнул Уотсон, выслушав новость. — Они наверняка в поезде. Как они это проделали? Как они раздобыли допуск на... а-а-а, они проникли в наши компьютеры! Отключите все компьютеры от сети, пока они не...
Они вдвоём с Мартой (её маленькая ладошка в руке Стейнфельда) бредут через персиковую рощу на берегах Иордана. Раннее утро. Туман. Оба голодны, неплохо было бы позавтракать в киббуце, но в эту пору года, когда фруктовые деревья отягчены плодами, времени для любви не остаётся. Она такая маленькая, Марта, её ладонь в его руке — точно испуганная мышка, но он знает её силу... Вот она оборачивается и говорит...
— ...они знают, что мы в системе, — крикнул Боунс, встряхнув Стейнфельда. Он был в поезде. Стейнфельда укачало, он задремал.
— Что?
Ему приснился Израиль. Марта. Как давно она уже мертва?
— Что? Что такое, Боунс?
— Они знают, что мы...
Тут до Стейнфельда дошло, и последние обрывки ностальгического сна слетели с него. Время настало — быть может, они выжидали слишком долго. Риск остаётся, рискованно было вообще выжидать уместного мига активации вируса, внедрённого Жеромом-X и Беттиной через Плато — вирус могли обнаружить и выкорчевать. Но дождаться стратегически важного момента означало получить максимальное преимущество.
Быть может, они выжидали слишком долго. Быть может, уже слишком поздно. Думая так, он произнёс вслух лишь:
— Тогда давайте! Передавайте сигнал! Активируйте вирус!
...И через пять минут Уотсону доложили.
Компьютеры опустели — плоды многих лет разведработы стёрты. Большая часть банковских счетов Партии единства опустошена. База данных сицилийского центра — аналогично. Стёрта.
Это не имело значения. Неудобство, конечно, однако всё будет в порядке, потому что в сицилийском разведцентре, само собой, имелись резервные копии.
Тут минитрансер Уотсона призывно пискнул.
Сообщение оказалось таким длинным, что маленький экран бессилен был отобразить его полностью, и Уотсон пробежался по клавиатурке, отправив послание на принтер. Сообщение поступило с Сицилии, и в нём уточняли, зачем им было велено стереть все резервные копии и распечатки. Почти все данные разведки и контрразведки, все сведения о НС и связанных с ним группах, а также существенный кусок логистической базы. Всё это было уничтожено от греха подальше. Логические бомбы сработали, работа выполнена, они получили от центрального компьютера два подтверждения, что так и следовало поступить. Старший офицер ВА на Сицилии на всякий случай решил отзвониться в Париж с вопросом: А что, чёрт побери, происходит? Доступ к телефонным линиям был осложнён, компьютеры не пускали их связаться с центром. Поэтому сицилийские ВАшники продолжали выполнять отданные компьютерами приказы, не оставляя попыток дозвониться в штаб-квартиру по обычным телефонам. Успеха эти попытки не имели, но после многократных неудач одно сообщение всё же проникло на минитрансер Уотсона через телефонные маршрутизаторы в режиме пейджера. Описав эти передряги, автор сообщения под конец задавал вопрос, ради которого и пробивался к начальству: Зачем нам приказали уничтожить все резервные копии документов? Имеются ли основания нам ожидать атаки врага?
— СУКА-А-А-А-А-А!
Уотсон в приступе гнева закатил порученцу, который принёс распечатку, такую оплеуху, что бедняга рухнул, как подкошенный. Уотсон набросился на него и стал пинать ногами.
— СУКА-А-А-А-А-А! УБЛЮДКИ ХАКНУЛИ НАШИ ЧЁРТОВЫ КОМПЬЮТЕРЫ! СУКА-А-А-А-А-А-А-А!
У него за спиной Гиссен тихо обратился к Рольфу по-немецки:
