Лавка с труднопроизносимым названием Tu peux venir quand tu veux делалась все более популярной. Правда, местные ее окрестили «Тю пёкс», и дело с концами. Ро сдалась и заказала новую вывеску, чтобы не щеголять опасным знанием.

К концу месяца в «Тю пёкс» можно было приобрести и жир морских медведей, и розовые браслеты-светилки из мигмара с моря Духов (все началось с того, что Фарр написал ювелиру, чтоб привести в приличный вид Аврорину защитную ларипетру), и вино с вулкана острова Сольдо, и вяленый овечий сыр из Бубильона, и, конечно, кружева бабули Вив. Гримо лично доставил презепе «дворец Чудесного Источника», а вот «явления Видящего» так и не нашел.

Презепе планировалось вручить в качестве подарка императрице перед премьерой. Ро убедила Тиль произнести восхвалительную речь.

Стольный дышал предвкушением праздника и полнился разноперыми приезжими. Гаррик солировал в своем понемногу улучшаемом «От пуза» до ночи, из лапшичной «Руззи» то и дело доносился смех, лавочки улицы Третьего Луча могли бубрики солить на зиму.

Репетировали, когда у строителей был перерыв на обед. Захариус травил байки вместо того, чтоб сидеть молча, и режиссеры Гаррик и Ро решили: пусть так оно и будет.

А Опера становилась все больше похожа… на классическое представление Авроры об Опере. И теперь поджилки тряслись, когда она думала, во что ввязалась. Это если в принципе не думать о вероятном теракте.

И вот… настал великий день премьеры. Под оконченный купол подняли люстру — в трех круглых желобках горел жир морских медведей.

И она, в розовом платье и с диадемой, выглядывает из-за портьеры украдкой… В полный ярко освещенный зал, где и партер, и пять лож, и золотые вензеля на стенах, и белые кресла, которые этот самый свет делает какими-то… нездешними. Ро теребит закрытый браслет-светилку и думает, что именно эту люстру будет удобно уронить в зал. Правда, противовесы есть по всем четырем углам…

— Волнуешься?

Это подошел сзади Кастеллет. Такой… сказочный в темном (впервые) костюме и такой… как прежде. С веселыми и озорными огоньками в глазах.

— Ты великолепна, милый партнер, ты знаешь? — и так искренне, открыто улыбнулся.

Аврора почему-то вздохнула с облегчением. Так не улыбаются люди, у которых камень за душой. Значит, он принял правильное решение. И если люстру и сбросит кто, то не Чак, а Джарлет. А тот у Фарра под наблюдением — дознаватель обещал. И… ничего страшного не случится.

— Я ведь не пела никогда… на сцене, — сказала Ро, заправляя прядь волос за ухо.

И вдруг почувствовала их: пикси. И этот парализующий ужас. Морские медведи! Только этого не хватало!

— Ну, ну, — взял Чак ее ладони в свои. — Никто не поет так, как ты. Половина народу тебя обожает, вторая половина — слышала. Да и я рядом.

Ро усмехнулась. Вот же… болтун и позер.

— Императрица меня не жалует, — покаялась она. — И, боюсь, даже речь Тиль и презент якобы от города… ее не умилостивит.

— Малышка Ис верит, что в тебя влюблен тот, в кого влюблена она, — пожал Чак плечами. — Надо просто, чтобы она поверила, что ты ей не угроза.

Аврора поперхнулась.

— Что, прости?..

— Мы что-то придумаем, не думай ни о чем, кроме Авроры, — снова подмигнул Кастеллет и убёг.

Ро шумно выдохнула и поджала губы. Что за… Морские медведи, нет, ну серьезно?!

А на сцене Тильда начала свою речь.

Это очень странно, что страх отступает только тогда, когда делаешь шаг в самую безнадежную пропасть, просто потому, что нет выбора. Потом терять уже нечего, ты плывешь в моменте и… понимаешь, что пикси ушли. Что ты — победил, пусть и из последних сил, но сейчас ты… реешь в полете, и тебя ничто уже не умертвит.

Пусть звезды сияют с дрожью -Меня не напугаешь, смерть!.В сердце — лишь лед и горечь.Я соколом вхожу в пике.

Вот и эти строки обиженная Винни-Карабос пропела.

Вот и расставание Авроры и принца Филиппа по требованию ревнивого короля-отца, и его сцена, покорившая романтичностью всех зрительниц зала, что еще не влюбились в Кастеллета очно:

Ты как за тысячу веков,Ты страшно далека,Ты — из приснившихся стиховПоследняя строка.Строка, которой поутруНе вспомнить, не забыть.Ушла, как парус на ветру,За горизонта нить.*

Вот Ро и будто бы уколола палец веретеном, что протянула ей переодетая Карабос. Зал ахнул, взорвался ужасом… Захариус поднял безжизненную Ро на руки:

Отец и дочь… Любовь моя, Дочь, ангел мой, ты — часть меня. Владеет мной одна лишь страсть, Мой рай земной не дать украсть… Отец и дочь…*

И, по своему обыкновению, душевно, но совершенно не поэтично сымпровизировал вдогонку к своей арии:

— Я старый идиот, это я должен был умереть!

Тильда тут же осенила его своей волшебной палочкой, и сосед из желтого дома напротив, опустив Ро на подготовленное ложе, опустился на кресло рядышком, старательно изображая храп.

Стоило большого труда не рассмеяться…

Кустами уснувших отца и дочь утыкала Карабос, и с ними же сражался Кастеллет, размахивая мечом под кельтскую мелодию лиры Гаррика. Кортило подглядеть — они с Винни этот номер любили, эдакий танец… И потом она летит в тайный люк вместе с кустами… А затем он снова спел куплет своей арии, наклонился…

И прежде, чем Ро открыла глаза, нагло и прилюдно поцеловал ее!

Зал взорвался новыми ахами. А Ро… взорваться возмущением не могла! Она попыталась вывернуться незаметно для зрителей, но… Чак был силен. И поднял ее на руки, совершенно нарушая все сценарии и репетиции…

— Я вернулся, любовь моя, — продекламировал он на весь зал с пафосом настоящего сказочного принца и совершенно неприемлемым ором в ухо.

Осторожно поставил на ноги и… зал понял, что пунцовая Аврора ожила. Овации, народ повскакивал с мест, кто-то свистел — вероятно, буканбуржцы. А Чак снова схватил ее в объятия…

Она только успела увидеть искаженное гримасой страдания лицо Фарра в ложе императрицы, и саму Исмею — ты выглядела донельзя счастливой, почти как ребенок…

«Мы что-нибудь придумаем»?!. Ро попыталась наступить Кастеллету на носок ботинка со всей силы, но он лишь поднял ее в воздух и закружил.

— Мы будем жить долго и счастливо! — закричал он.

— Благословляю вас, дети мои! — воскликнул с энтузиазмом «воскресший» Захариус.

Кто-то мудрый сообразил опустить занавес. Ро наконец оттолкнула Чака.

— Что это было?! — прошипела.

— Решаю твои проблемы, — подмигнул Кастеллет.

— Мы же договорились!..

Гаррик Тенор подал знак:

— Актеры, на сцену! Ну, потом выяснять отношения будете…

И снова занавес пополз вверх. Тиль, Винни, Захариус, Чак, Ро…

— По-це-луй, по-це-луй! — затребовал зал.

Нет, вот точно это буканбуржцы… Ро только успела увидеть, что ни Фарра, ни Исмеи в ложе больше нет, прежде, чем Кастеллет схватил ее в свои лапищи.

Актеркой больше — никогда! Да как он…

Закатить скандал на имперской премьере — это, конечно, вообще ни в какие ворота, но…

Ро думала слишком медленно для этого момента. А тот тянулся вечность. А потом… резко качнулась люстра, наполненная жиром морских медведей, и ослабли два разноименных каната…

Тут думать было уже не о чем. И откуда сила взялась. Аврора заорала «осторожно!», отпихнула своего принца и бросилась за сцену, к противовесу.

В зале раздались истошные крики — должно быть, на кого-то капнул горящий жир, но это еще… не конец ведь, да?..

— Долой империю! — прокричали где-то.

Тильда ринулась следом за Авророй и обе повисли на противовесе, но этого было ничтожно мало.

— На помощь! — позвали обе.

Ну, же, Чак… Помоги… Ведь ты… не Странник?..

Но Кастеллет не пришел. Захариус, Гаррик, Винни, неизвестно откуда взявшийся Барти Блэквинг…

Люстра повисла, ужасно кренясь, изредка капал жидкий огонь, гаснущий в полете… В зале кричали женщины и мужчины, начиналась давка, где-то дрались на шпагах или на чем они там дерутся…