А вот оружия я не стал оставлять никакого. Оно здесь стоит весьма дорого, и, продав его, можно будет довольно долго питаться всем троим. Хоть в той деревне, куда мы собирались дойти сегодня, хоть в Городе.

Ещё одну задачу пришлось решать на ходу. Как оказалось, гелоны не знают стремян. И если для Умеа-зо езда без них проблем не составляла (деревенская жизнь многому учит), то для меня и дочери кузнеца удержаться без них на «горбу» пусть и не скаковой лошадки — проблема. Оне вообще ни разу на лошади не ездила, а мне с моей усталостью, помноженной на общую слабость после ранения, опоры для ног явно не помешали бы. В общем, распустил на кожаные ленты штаны с очередной своей жертвы, изобразил из ленточек ременные стремена, привязав их к нижним краям попон, и, как мог, объяснил девушке, чтобы она использовала сии приспособления для удержания равновесия.

Её-то я подсадил, а вот самому пришлось взгромождаться на низкорослого скакуна через боль. Но это всё равно куда лучше, чем топать на совсем уж разнывшейся лапе несколько километров.

Деревушка, как я и подозревал, оказалась пустой. И «подчищенной» от ценностей то ли кочевниками, то ли мародёрами, вроде повстречавшихся нам в степи. А поскольку времени у нас до вечера было навалом, принял решение двигаться дальше, разрешив дамам лишь оправить естественные надобности, запастись выпитой в дороге водой да перекусить всухомятку запасами гопников.

Зато в следующей деревеньке, где жителям удалось отбиться от набега небольшого отряда степняков приют нам дали. Не без скандала, поскольку одна из молодых женщин узнала лошадку и штаны своего брата и закатила истерику. Но тут слово взяла Умеа-зо, принявшаяся что-то рассказывать с очень злобными интонациями. При этом вытряхнула из седельной сумы какие-то тряпки, перепачканные кровью. А скандалистка, закрыв лицо руками, с рыданиями сбежала прочь.

Наутро я не смог подняться. Болело буквально всё тело, а самого меня знобило. Я с перепуга принялся осматривать и пальпировать затянувшуюся рану, но, к счастью, никакого воспаления внутри мышцы так и не нащупал. Да, болью при нажатии она отзывалась, но ни покраснения, ни увеличившейся опухоли не наблюдалось. А прислушиваясь к прочим внутренним органам, закралось подозрение, что виной нехорошего состояния стала какая-то зараза, попавшая в мой организм вместе с едой мародёров. Совершенно неопасная для туземцев, но устроившая мне три «весёлых» денька с поносом и лихорадкой, даже несмотря на принятые антибиотики. Впрочем, вирусы к антибиотикам нечувствительны, а без сложных медицинских анализов распознать, какой тип заразы я поймал, невозможно.

Зато теперь у меня было сразу две сиделки, поскольку «бабушка Умео», как переводилось её имя с окончанием «зо», раньше категорически отказывавшаяся покидать свою деревушку даже под угрозой нападения кочевников, теперь решила ехать с нами в город. А поскольку авторитета из-за её возраста у «старушки» было немеряно, и относились к нам с Оне куда лучше, чем там, где я приходил в себя после ранения.

Три дня — только лихорадка. Ещё три — чтобы окончательно оправиться после болезни. За это время из Города явились гонцы с добрым известием: отбились! Отбились от собравшихся в очень большую стаю кочевников, пытавшихся штурмом взять разрушенные и так до конца и не восстановленные городские стены. Отбились, благодаря «гуманитарной помощи» в виде металлопроката, привезённого землянами: наконечников для стрел и копий было в достатке, так что степняки, даже ворвавшись сквозь пролом, вынуждены были отступить, а потом и вовсе убраться прочь. Потери, конечно, очень большие, но главное — устояли, и Город подтвердил «звание» неприступного.

Сложно сказать, кто именно подсуетился рассказать гонцам о том, что здесь, в жалкой соломенной хижине, отлёживается один из «людей света», благодаря помощи которых Город выстоял. Тот самый, которого считали погибшим вместе с дочерью одного из очень немногих городских кузнецов. Но их «главнюк» (вряд ли по званию старше десятника) не побрезговал зайти в моё временное пристанище, чтобы убедиться в этом собственными глазами. И, похоже, узнал меня. А перед отъездом «откомандировал» одного из подчинённых назад, известить «отцов города» о том, что «потеряшка» нашлась. Даже две: и я, и Оне.

Город встретил нас первым осенним дождём, прибившим вечную «африканскую» пыль, но создавшим дополнительные трудности мобилизованным на восстановление стен горожанам. Ну, и богатым людям, взявшимся за восстановление достойного их статуса жилья. Тем не менее, встречающие процессию в виде присланной за нами троими телеги, двух конных копейщиков и шестёрки трофейных лошадей, нашлись. И парочка «отцов города», и отец моей подружки, и просто зеваки.

«Отцы города» по-быстренькому доложились, что рады снова видеть тут представителя народа, так хорошо помогшему после стихийного бедствия, и слиняли. А вот кузнец мгновенно разглядел, на каком запястье у дочки теперь браслетик, и очень даже пристально принялся меня рассматривать. Из сказанного им в мой адрес я разобрал только благодарность за спасение дочки да приглашение ехать в дом. Что именно Оне рассказывала про Умео-зо, я практически не понял, но ответ «будет еду готовить» разобрал.

Барские замашки, скажете, «тестюшка» проявил? Так ему статус позволяет. Заработал на подготовке к отражению степняцкого нашествия очень неплохо, и теперь действительно собирался выстроить глинобитный домишко вместо тростникового, почти не пострадавшего от землетрясения.

Хотел ты, Пересечин, прогрессорством заняться? Вот тебе и повод для этого имеется. Начинай со «скользящей» опалубки и армирования глины тростником! Доказал, что будет лучше именно так, а не «как все делают», собственноручно изготовив пару «глиноблоков», скреплённых между собой обрывками тростниковых стеблей. Когда подсохли, дал «тестю» возможность попытаться их раздолбить и сдвинуть относительно друг друга. Силушки у кузнеца достаточно, и он, конечно же, справился, но приложил куда больше усилий, чем с обычными. И, кажется, уважения ко мне у него добавилось. В том смысле — что стал на меня глядеть не только как на чужестранного хахаля его дочки, пусть и богатенького (денежки от продажи лошадёнок и прочих трофеев в хозяйстве вовсе не лишними оказались), но и как на человека, обладающего кое-какими знаниями.

А потом дорвался до кузницы. Точнее, до кузнечного горна, сложенного из камней. С просто революционным прицелом на будущее дорвался — попытаться получить вуц.

Что это такое? Да булатная сталь, которую индусы научились делать задолго до дамасских мастеров, прославившихся ею не только на Ближнем Востоке, но и в Европе. Ну, так уж случилось, что я ещё в институте заинтересовался вопросом, а порывшись в интернете, нашёл технологию, применявшуюся древними индийскими мастерами.

В общем-то, особо сложного ничего нет. Ну, кроме глиняного горшка с пробкой, выдерживающего температуру под 1300 градусов. Горшок, плотная пробка к нему, мелко нарубленное кричное железо да дроблёный древесный уголь. Как в рецептах пишут, «кипятить на сильном огне». Очень сильном, примерно 1200 градусов. До тех пор, пока смесь в горшке-тигле «хлюпать» не начнёт. После чего остудить вместе с горном, горшок разбить и получить лепёшку высококачественной стали, весом около килограмма. Маловато будет? А вы думали, что просто так булатные сабельки стоили бешеных денег? Кроме того, даже кричного железа за одну плавку у папеньки Оне получается лишь в два или два с половиной раза больше.

«Тесть» на дурь «зятька» отреагировал снисходительно. За каким хреном мучиться, если после подготовке к обороне города в хозяйстве сохранилась приличных размеров кучка обрубков прутков и полосок из «гуманитарной помощи»? Но поскольку после ранения и путешествия я пока ещё не вполне работоспособный мужик, то на мою беготню (с учётом побаливающей после путешествия ноги) по гончарам в поисках подходящего для тигля сырья смотрел без осуждения. Правда, после моего безрезультатного возвращения с мучительного «забега» по гончарам смилостивился и ткнул меня носом в кучу глины, которую использовал для восстановления плавильной печи после каждого «сеанса» получения крицы. Ага! А вы не знали, что каждый раз для извлечения выплавленного шматка металла сыродутную печь приходится частично разбирать?