— Я тебя узнал, пенсионер союзного значения! Кто вы такие, чтобы я, Академик Соколов, что-то вам давал? И тебя я, щенок, узнал, — он перевел замутненный взгляд на Сашу. — Ты ее младший сын.

— Сергей Порфирьевич, — обратился Саша к дедушке Кати, — этот бородавчатый и папилломатозный хряк, мне лично, надоел до жути. Терпеть оскорбления я от него не намерен.

— Ты кого сопляк малолетний, хряком назвал? — взвизгнул от негодования муж мамы. — Я тебе сейчас уши надеру! — и он потянулся рукой к голове юноши.

— Превосходно! Сергей Порфирьевич, засвидетельствуйте факт намерения этого нетрезвого гражданина причинить мне, несовершеннолетнему, тяжкие телесные повреждения, путем ампутации ушных раковин! — велел Саша. — И да, я вынужден был защищаться, — после чего, коротким ударом в живот, Саша вынудил обидчика своей матери сначала согнуться пополам, а потом, толчком руки ему в макушку, усадить «героя» на пятую точку.

Они вошли в квартиру и закрыли дверь. Академик Соколов, недоуменно вращая глазами, сидел на полу, беззвучно открывая и закрывая рот.

— Сергей Порфирьевич, прошу Вас сходить и забрать паспорт моей мамы, а я побеседую с этим уродом! — попросил дедушку Кати юноша.

— Хорошо! Только не покалечь его, пожалуйста, — и старый академик усмехнувшись прошел в гостиную.

— Ты, ты что творишь? — просипел, восстановив дыхание, хозяин квартиры. — Да я тебя, гада малолетнего, засужу. Да я тебя… я тебя посажу!

— Китайцы говорят, у палки два конца. Второй, незаметный, бьет сильнее. Слушай меня, сучий ты потрох. И хорошо запоминай. Ты попал, очень круто попал. Ты уже сейчас можешь попасть в милицию, в камеру предварительного заключения, — начал Саша.

— За что? Вы на меня напали?

— Мы? Свидетели где? Синяков у тебя не будет. Если что, я тебя так отделаю, что ни одна экспертиза ничего не найдет. Но не это главное. Ты посмел поднять — на мою маму — свои поганые руки. И вот на ее лице, а может и не только лице, есть синяки. Как думаешь, зачем нам ее паспорт.

— Не знаю, и знать не хочу!

— А зря. Мы едем прямо сейчас в судебно-медицинскую экспертизу, где с нее снимут побои. Потом она пишет заявление о том, что ты ее избил. Потом сюда приедет наряд милиции и находит тебя пьяным. Знаешь, чем это все для тебя закончится?

— Чем? — уже не так уверенно и нагло спросил муж матери.

— Тюремным сроком. Это раз.

— Я найму хорошего адвоката.

— Найми. Но это мелочи. Мама напишет в партийный и профсоюзный комитеты на тебя жалобы. Не она напишет, значит я напишу! У меня и свидетели есть! Как ты думаешь, может ли домашний насильник, бытовой разложенец и перерожденец, носить высокое, как сказал Академик Сергей Порфирьевич, звание Академика Академии Наук, и занимать место директора академического Института? Вот твои враги-то обрадуются. Наверное, они только и ждут, такого скандала, чтобы свести с тобой счеты! Пробирки мыть будешь в бактериологической лаборатории Мухосранска!

— Чего ты хочешь? — осознав все произошедшее и вмиг протрезвев от нарисованной ему перспективы ‐ быть высланным на далекую периферию, спросил Соколов.

— Значит так. У тебя всего два варианта. Первый. Ты остаешься в этой квартире, пока мы едем в судебно-медицинскую экспертизу, снимаем побои, пишем заявление об избиении, возможно сразу прокурору, и через пару часов к тебе приедет наряд милиции, арестует, и прощай карьера и должность! И кстати, квартира. Осуждённых по уголовной статье, из квартиры можно выписать автоматически. На улице, под забором, после отсидки будешь жить. А я уж постараюсь, чтобы в Президиуме Академии наук узнали и об истории с трицеклином, и об авторах из Казахстана, и кто там открытие скрысятничал. После такого, тебя только полы мыть в медицине возьмут. Хочешь?

— Не хочу, — угрюмо буркнул вор научных идей, — а второй?

— А второй гораздо лучший. Приводишь сейчас себя в порядок. Идем к нам домой. Там падаешь на колени перед своей женой и просишь прощения. Убедительно так просишь! Чтобы она тебя простила. Иначе первый вариант включается.

— Чего-о? Я на колени должен падать? — недовольно спросил домашний абьюзер.

— Встать на колени перед любимой женщиной не грех! — строго сказал Саша, и, вздохнув, печально добавил: — Вот я бы встал и просто так! Если бы мог.

Стоявший в дверях и все слышавший Сергей Порфирьевич, только улыбнулся.

— Ага! То-то она за границу смоталась! — со злорадством произнес Соколов.

— Поговори мне! Это не твое дело. Я продолжаю, — резко сказал Саша, — если она тебя простит, тогда мы едем в судебно-медицинскую экспертизу и снимаем побои, но в милицию не идем. А акт этой экспертизы останется у меня. И твоя жирная задница остается при всех твоих ништяках.

— А зачем нам в судебно-медицинской экспертизе снимать побои, если она меня простит? — спросил будущий лишенец.

— Потому что я очень хорошо знаю таких как ты. Один раз ударивших женщину, и если им это сходит с рук, они не успокаиваются и распускают руки и дальше. И если это еще раз повторится, то тогда, я сам напишу заявление в милицию, и этот акт приложу. Чтобы тебя уже, как неисправимого рецидивиста, повязали. И уж тогда — по тундре, по железной дороге, поедешь в солнечный Магадан! Мама с тобой разведется, и с такой квартирой найдет себе нормального мужчину. Ты все понял?

— Когда только ты успел это все узнать, — прошипел потенциальный сиделец ехидно щуря один глаз. — Я все понял и согласен. Сейчас умоюсь и переоденусь.

— Мы подождем тебя тут, — сказал Саша и по хозяйски стал рассматривать квартиру. Соколов скрылся в ванной комнате, откуда послышался звук журчащей воды.

Осмотрев квартиру, Саша спросил дедушку Кати:

— Сергей Порфирьевич, а Вы и папа Кати, точно академики?

— А ты почему спрашиваешь? — посмеиваясь, спросил старый академик.

— Ну квартира этого Соколова, по убранству и количеству дорогих вещей, и мебели, в сравнении с вашими, выглядит как дворец! Одни пошлые фарфоровые слоники в серванте чего стоят! Настоящая мещанская берлога. Смотрите!

— Что?

— Это же портрет этого борова! Ну как император, не меньше! — рассмеялся Саша, указав кивком на потрет Соколова в большой дорогой позолоченной раме, висящей на почетном месте гостиной.

— Ничего смешного тут нет, — с гордостью бросил, переодевшийся и вошедший в комнату, хозяин квартиры, — этот портрет рисовал сам Алексей Павлович Холмогоров! Он через десять лет будет стоить больших денег!

— Похоже, ты любишь деньги даже больше чем я! — рассмеялся Саша, забыв на минуту, что ему всего шестнадцать лет. — Идем! И помни, чтобы она тебя простила!

Соколов закрыл наружную дверь и все отправились в квартиру Ивановых.

Там в гостиной, новый муж мамы стал на колено и слезно просил прощения, списав все на усталость, нервы и алкоголь. Мама Саши, конечно же, его простила, но по настоянию Саши, поехала и взяла в судебно-медицинской экспертизе акт обследования о нанесенных ей побоях. Вернувшись обратно домой, Саша сунул этот акт под нос, уже окончательно протрезвевшего академика, и строго предупредил его, что второго шанса у него не будет. Тот согласно закивал головой и счастливо воссоединившаяся семья убыла в свое четырёхкомнатное семейное гнездо.

— Сереженька, — Анна обняла мужа, — как она могла променять тебя на эту старую противную жабу?

— Она променяла папу на квартиру четырехкомнатную, машину и звание жены академика! — ответил с насмешкой Саша, и вздохнул, подумав про себя: «А кого-то променяли на красивую заграничную жизнь».

Успешно разрешив ситуацию с мамой, Саша продолжил обучение в школе и работу в научной библиотеке Академии Наук — изучая структуру головного мозга и значение отдельных его частей в процессе мышления. Он выяснил, что американский врач и нейробиолог Пол Маклин выдвинул теорию, что человеческий мозг состоит из трех слоев, которые развились в процессе эволюции. Изначально, у простых существ сформировался один участок, а потом, по мере того как позвоночные эволюционировали и становились сложнее, на мозге нарастали и другие части, расширяя его функции.