Саша перехватил его руку своей ладонью, схватив и зажав указательный и средний палец кисти бузотера. Вывернув его руку ладонью вверх и натянув, таким образом, руку противника, он стал давить его пальцы вниз, выламывая их из суставов. Тот, встав на цыпочки, заорал от боли. Слегка ослабив давление, спокойно глядя в его налитые кровью глаза, Саша твердо сказал:

— Слушай меня, ты — кусок говна. Отвянь от меня. Подобру-поздорову. Еще раз докопаешься — сломаю руку или ногу. Или руку и ногу вместе. Ясно тебе? Если я тебе что-то должен, покажи расписку, что я брал эти деньги! Есть у тебя расписка?

— Какая расписка? Отпусти меня, козел! — просипел Данилов.

— А за козла ответишь! — вспомнил фразу из мультфильма Саша, снова нажимая на пальцы, вызывая новый приступ поросячьего визга толстяка. — Нет расписки? Иди в жопу со своим червонцем. И вообще, всем кому я должен, я прощаю. Ты все понял, что я тебе сказал?

Толстяк молчал лишь жалобно постанывая. Саша снова надавил на пальцы.

— Понял, — прошептал тот.

— Не слышу! Говори громче, — и он еще усилил давление.

— Понял, понял! Ты мне пальцы сломаешь!

— Конечно сломаю, и не только пальцы, и не только тебе! Свободен! Пошел вон! — и Саша отпустил руку Данилова. Тот обхватил ее второй рукой и, что-то тихо злобно прошипев, поплелся на свою заднюю парту.

— Касается всех, — продолжил Саша, — если что, я могу и покалечить и даже убить, и мне ничего за это не будет.

— Это почему? — крикнул кто-то сзади.

— Я контуженный, у меня справка есть, — соврал юноша. — Когда меня доводят, я за себя уже не отвечаю. Последствия тяжелой травмы головного мозга с сотрясением мозжечка, гиппокампа, мозолистого тела и выпрямления поясной извилины, — врал, смеясь в душе, Саша.

— А причем тут выпрямление этой извилины? — ехидно спросила Нина. — И чего это на этом теле мозоли образовались?

— Так в этой извилине эмоции тормозились, — нес полную ахинею ее бывший ухажер. — А как она выпрямилась от удара — как при рихтовке — так они как молнии стали. Только разозлюсь, и бац, уже кто-то с поломанной рукой! Или ногой. Поэтому я за это и отвечать не могу! А мозоли от трения эмоций! Они же теперь такие быстрые, вот тело и натерли!

В классе, с новой силой, возобновилось шушуканье, и все уже с другим любопытством разглядывали, так неожиданно изменившегося, одноклассника.

От того, чтобы не рассмеяться в голос, его спасло появление классной руководительницы.

— Садитесь ребята, — сказала она, и обратилась к старосте класса: — Доложите, пожалуйста, о присутствующих и отсутствующих.

Встала полненькая девушка с двумя косами и в очках:

— Софья Исаковна! Отсутствует только Катя Бессонова, и пришел Иванов Александр, — отчиталась она.

— Ребята! Объявление! — произнесла учительница поднимаясь со стула и подходя к окну. — Катя Бессонова больше не будет учиться в нашей школе. Она уезжает вместе с родителями, которые едут в длительную зарубежную командировку. Ее отец назначен на очень ответственный и важный пост в международной организации.

Одноклассники Кати зашумели, бурно обсуждая неожиданную новость. Потом, когда удивлённый гул в классе затих, она продолжила, переключаясь на другую тему: — Иванов, как ты себя чувствуешь? Ты можешь заниматься? И не дожидаясь ответа, обратилась уже к притихшему классу: — Ребята, Саша получил две очень серьезные травмы этим летом, и частично потерял память. Поэтому, прошу вас всех проявить комсомольскую сознательность и помочь ему справиться с адаптацией в коллективе. Данилов! Тебя это касается в первую очередь!

— А что сразу Данилов? — раздался с «камчатки» — как называли последние парты, где сидели, как правило отъявленные лодыри и бездельники — голос жердяя.

— Потому что ты его постоянно задирал! И не делай тут вид, что ты меня не понял! — грозно произнесла классная.

— Как же, задерешь его теперь, — пробурчал тот и тут же спросил: — А это правда, что у него справка есть, что он убить может кого хочет и ему за это ничего не будет?

— Данилов! Немедленно прекрати срывать урок глупыми вопросами! — раздраженно произнесла учительница и вернулась на своё рабочее место. — Саша, ты не ответил на мой вопрос. Ты готов учиться? — обратилась она вновь к объекту беседы.

Юноша встал и официально произнес:

— Уважаемая Софья Исаковна! Я не только готов учиться, но и хочу окончить школу со всеми пятерками в аттестате зрелости!

Впечатлённая ответом учительница, приспустила очки на нос, и взглянула поверх них на постройневшего ученика.

— Если ты не шутишь, то это очень похвально! Только знаешь, Саша, тебе нужно будет подтянуть математику! У нас в классе есть ребята, которые справляются с этим предметом и охотно тебе помогут. Наша староста, например, Ира Маслова.

— Конечно помогу, — закивала головой девушка, стыдливо теребя косы пухлыми пальцами.

— Вот и замечательно, — взгляд преподавательницы уже изучал школьный журнал. — Итак, с организационными вопросами закончили — начинаем урок.

МОСКВА. 1967 ГОД. КВАРТИРА БАБУШКИ КАТИ

Наступил вечер первого дня пребывания семейства Бессоновых в Москве. Позади беготня по многочисленным инстанциям и оформление бесконечного числа документов — в том числе и заграничных паспортов.

Катя подошла к телефону, и, зажав трубку между щекой и плечом, собиралась набрать знакомый номер.

— Внучка, кому ты хочешь позвонить? — спросила ее бабушка.

— Саше. У него сегодня первый день в школе. Хочу узнать — как у него дела.

— Положи, пожалуйста, трубку и давай сначала поговорим, как взрослые люди. А потом уже звони себе сколь угодно, — и на полтона ниже добавила: — Если захочешь.

— Ну хорошо, — Катя с недоумением повела плечиком, но телефонную трубку положила на место.

— Скажи мне, внученька, — голос недобитой дворянки звучал заговорщически, — ты бы согласилась быть второй у своего любимого мужчины?

— Про что ты вообще, бабуля? Я тебя не понимаю. И что значит «второй»? — хмуря брови, спросила Катя.

— Все просто. Второй — это означает быть на вторых ролях. Что у твоего мужчины будет страсть гораздо сильнее любви к тебе. И может случиться, что выбирая между этой страстью и тобой, он выберет не тебя, — вкрадчивым голосом разъяснила старая интриганка.

— Я никогда и ни у кого не буду на вторых ролях! — горделиво вскинув подбородок, ответила девушка, даже не утруждаясь глубинным анализом сути вопроса. Ну а как? Она должна быть единственной и самой любимой.

— Я и не сомневалась в том, что моя внучка ответит именно так, — удовлетворенно кивнула бабушка, с трудом сдерживая ехидную усмешку от ощущения превосходства над каким-то там неказистым пареньком. — А скажи мне, Катенька, готова ли ты, ради своего будущего мужа, стать его тенью: быть домохозяйкой, посвятить себя ему и вашим детям, отказаться от собственной карьеры. Чтобы потом — лет этак через двадцать пять — когда он достигнет всех высот, к сорока годам, он брезгливо «выплеснул» тебе в лицо: что ты обабилась, что с тобой ему скучно, что он нашел себе молодую девушку, и что он от тебя уходит. А ты, милая: без образования, без профессии, без молодости, потраченной на него — осталась одна.

— Бабушка! Что это за глупые вопросы? Я не для того буду учиться в медицинском институте, чтобы потом: стоять целыми днями у плиты, варить обеды, убираться по дому, стирать, ухаживать за всеми! Я хочу стать знаменитым врачом!

— Совершенно верно, внучка! Я с тобой полностью согласна, — воодушевленно закивала старая провокаторша, в душе лишь усмехаясь. — Вот именно поэтому и не звони больше этому Саше. Более того, постарайся поскорее его забыть, тем более, что он тебя и не любил никогда.

— Бабушка! Что ты такое говоришь? — огорчилась Катя, вспоминая все, что их связывает с молодым человеком. И пусть воспоминаний не так уж и много, но они все на столько приятные, что отказываться от парня, а уж тем более забывать его навсегда, ей вовсе не хотелось.