– Ты и представить себе не можешь! – тошнота вернулась вместе с образом поврежденного нининого глаза, и я сделала судорожный вдох.

И вдруг испугалась, что то была не просто реакция на весь случившийся ужас, а предчувствие нового приступа.

Только не здесь, не сейчас! При друге, который еще считает меня нормальной…

– Хорошо, что ты заставила меня поехать. Не представляю, что эти выродки могли сделать…

– Ничего, – твердо ответила я. – Они бы меня отпустили. Технически они уже это сделали.

Никто меня не держал, как и обещал доктор Балаш. Даже Нина, которая могла бы заставить меня передумать, используя нож по-другому, предпочла навредить себе.

Каким-то образом – неведомым и поистине чудесным – я смогла покинуть комнату и противостоять злой воле, что хотела удержать меня внутри.

Остальным пациентам, видимо, так сильно не везло.

– Поразительная самонадеянность, – хмыкнул Энжел и на всякий случай увеличил скорость, будто испугался, что я заставлю его вернуться назад – в самое жерло вулкана. – Мое уважение.

Что бы он не думал, я не была так глупа, чтобы попасться снова и переступить порог дома, с завидной регулярностью сводящего своих обитателей с ума, хотя бы еще один раз.

– Куда мы едем? – спросила я через время.

За окном пейзажи сменяли друг друга, но город будто не становился ближе: Ривз либо выбрал незнакомый маршрут, либо ехал не в Будапешт.

Отчего-то второе предположение меня расстроило.

Уехать сейчас значило сдаться, признать собственную слабость и принять недуг со всеми его последствиями.

Я не могла. Ничего из перечисленного.

Город снова пытался нас напугать, но его сил не хватило, чтобы заставить меня повернуть назад, вместо того, чтобы уцепиться за новую ниточку, что вложил мне в руки Балаш.

Родственник.

Отец.

Как уехать теперь?

– В аэропорт, принцесса, – заявил Энжел тоном, не терпящим возражений.

Конечно, он был абсолютно прав, и после сегодняшнего мне следовало убраться из города первым же рейсом. Будь я умной, так бы и поступила… но так уж вышло, что умной я никогда не была. Во всяком случае, недостаточно, чтобы сдаться, пока руки, ноги и голова целы.

– Поворачивай назад, – выдохнула я, не веря, что правда это говорю. – Мне нужно в город.

На мгновение Энжел отвлекся от дороги и самоубийственного маневрирования между машинами и посмотрел на меня, как на несмышленого и весьма глупого ребенка. Маленькую девочку, что его попросили защищать еще когда сам он едва ли походил на защитника и уступал мне треть фута в росте и год в возрасте.

– Я попаду туда, хочешь ты или нет, – капризно бросила я, точно зная, как сильно такой тон его бесит. Сейчас злость была нужна мне больше, чем забота, ведь на ней проще сыграть и с ней куда проще договориться. – Но лучше, если ты проводишь меня кое-куда, прежде чем сдашь отцу и расскажешь обо всем, что сегодня случилось.

– И почему я должен соглашаться?

– Потому что дом, в котором мы только что были – мой. Настоящий дом, – быстро произнесла я, а потом, почувствовав, как двусмысленно это звучит, быстро исправилась. – Прежний.

Энжел припарковался у обочины, вышел из машины и закурил. Я, дав ему минутку остыть, выбралась следом и встала рядом.

– Ты ведь не помнишь своего прошлого? – спросил он, выдыхая дым в низкое, грозившее разразиться дождем небо.

– Я и не помню. Почти не помню. С возвращением в Будапешт кое-что стало возвращаться. Когда меня привезли в тот дом… Понимаешь, я не могла его не узнать. Там даже пахнет так же, как в детстве. Розами и пеплом.

– Даже так? – покачал головой Энжел. – Но как там обосновались эти сектанты?

– В этом весь сок. Доктор-психопат сказал мне, что хозяин дома еще жив.

Ривз присвистнул, подумал было взять меня за руку, но в последний момент благоразумно одернул пальцы.

– Никогда не понимал желания приемышей найти биологическую родню, – бестактно бросил он. – Или профессор с женой не стали тебе настоящими родителями?

Мы оба остались без родителей, но всегда относились к ситуации по-разному. Может, потому что мне повезло стать настоящей дочерью, пусть и неродной по крови, в то время как он остался подопечным и слугой, которого буквально спасли от жизни на улице.

Хотя это слуга, конечно, совсем не отражало всего, чем Энжел был для нас. Братом. Другом. Стеной, за которой всегда можно укрыться, даже когда совершенно этого не хочешь…

– Они стали большим. Боюсь, мои настоящие родители не очень-то меня любили, если я запомнила ковер в детской лучше, чем их. А если кто-то из них при этом не умер, как я думала все это время, вопросов только больше. Не думаю, что они ответят, если я примусь расспрашивать, где их носило все эти годы…

Я и не догадывалась, что думаю обо всем так, пока не произнесла речь вслух. И все же это было правдой. Грустной, мучительной и единственной, которую мне удалось уяснить за столько лет размышлений, почему все случилось так, а не иначе.

– Тогда зачем? – Энжел задумчиво потер щетину на подбородке, дав мне время взять себя в руки и нацепить привычную и безопасную маску безразличия.

– Я медленно схожу с ума.

– Что за бред?

– Это правда. Мои приступы… Не просто простуда, которая пройдет ближайшей весной. Однажды я впаду в очередную кататонию и уже из нее не выйду. Потеряю себя, понимаешь?

– Чушь.

– Правда.

– Не верю.

Мы помолчали.

– Живой родственник, кажется, мой единственный шанс, это остановить, если доктор-волшебник не помог, – добавила я, так и не дождавшись внятной реакции или ответа.

– Хм.

– Если продолжишь отвечать односложно, я вызову себе такси и поеду в город без тебя.

Я потянулась в карман за телефоном, но он перехватил мою руку, крепко ухватив за запястье.

– Я отвезу тебя, – пообещал он. – И буду рядом, когда ничего не выйдет. Принцесса, боги, я сделаю для тебя все, ты же знаешь.

Мы оба знали. Уже давно.

Мы остановились у небольшой закусочной на полдороги к галерее «Роза», яркой точкой отмеченной на маршруте навигатора.

После случившегося с Ниной я и думать не могла о еде, но Энжел пропустил мои возражения мимо ушей, пообещав накормить меня силой, если не пожелаю есть добровольно и по собственной воле.

Пришлось пойти на компромисс и не сопротивляться, раз уж он согласился помочь мне так быстро и почти без вопросов, которые так любил.

– Нервы не идут на пользу красоте, принцесса, – ухмыльнулся он, отвернув уголок меню, за которым я успела спрятаться. – Бургер или пиццу?

Его привычка смотреть прямо в глаза вечно меня раздражала.

– Кофе, – бросила я. – И кюртош.

– Это что еще такое?

– Крученый калач. Вкусный.

– Да, Дороти, мы определенно больше не в Канзасе, – удивился Ривз. – Тогда я тоже попробую.

Мы сделали заказ и посмотрели друг на друга через стол. Меня все еще бесило, что он так легко поддался на манипуляции отца и согласился следить за путешествием, но я несомненно была рада, что он со мной.

– Не смотри на меня так, принцесса, – откинувшись на спинку стула и хитро уставившись прямо на меня, попросил Энжел. – Такой взгляд, знаешь ли, обязывает.

– К чему? – изогнула бровь я.

Нам принесли еду. Я с наслаждением сделала большой глоток капучино и откусила кюртош, только теперь осознав, на сколько проголодалась.

Не такой уж Ривз и дурачок, раз понял это раньше, чем я сама.

– Беречь и защищать, – ответил он, скрыв смущение за улыбкой, обнажившей крупные зубы. – Не зря ведь я твоя первая любовь.

Я поперхнулась кофе, которое снова решила отпить, и, закашлявшись, вмиг потеряла аппетит.

– Ты ничего не перепутал?

Намека он не уловил, вовремя не свернул на безопасную дорогу шутки и остался серьезным.

– Ты ведь была влюблена в меня… когда-то. Все время таскалась следом, появлялась в самых неожиданных местах, улыбалась так, что у меня ноги подгибались. Помнишь?